Между тем ветер относил Алексея, всю группу дальше и дальше.

— Тебе нравится здесь? — спрашивали у Алексея.

Алексей стал приглядываться к спутникам. Были здесь мужчины и женщины. У женщин золотистые волосы и глаза такой глубины, что если смотреть в них, то как в колодцы.

— Ты стал одним из нас, — говорили ему. — Погляди на нас — мы красивы.

Они были прекрасны.

— Ты можешь остаться с нами. Выбери одну из нас, — говорили женщины.

Алексею вспомнилась Мария, его невеста, ихтиолог Батумской биологической станции. Алексей посмотрел на корабль.

Корабль уплывал к горизонту.

— Ты слышишь музыку? — говорили ему. — Сколько в ней покоя, мечтаний…

Пролетали над озером. Оно волновалось. Солнечные блики плясали на нем, может, отражались от дна. В воде плавали рыбы и шевелились водоросли. И дороги, замки были в воде. Или это казалось? Нет, кожей лица и рук Алексей ощущал прохладу.

Ему захотелось пить.

— Останься с нами, — говорили кругом.

Вкус земной ключевой воды возник на его губах, как пробуждающий вздох. Алексей сделал глоток, но в горле было сухо. Озеро волновалось под ним. Жажда стала сильнее. Алексей взглянул на корабль — тот вставал черточкой на горизонте.

— Ты один из нас, — говорили ему. — Любое твое желание выполнимо в нашем прекрасном мире.

«Хочу на корабль», — сказал себе Алексей. И тотчас ветер словно переменился. Может быть, встречная струя подхватила его, всю группу?

— Почему ты уходишь? — спросили его.

— Хочу пить, — сказал Алексей.

Одна из женщин взмахнула шарфом, спустилась к озеру. Зачерпнула воды, поднесла Алексею в ладонях. Тот нагнулся и, ощущая теплоту, нежность рук, хлебнул из ладоней, согнутых ковшиком, совсем как из земных рук. Вода была прохладная. Но не земная.

Корабль теперь приближался. У Алексея спросили:

— Все-таки ты уходишь?

Алексей не ответил. Он хотел на корабль, и, словно повинуясь его желанию, ветер нес его к кораблю.

— Не уходи.

Вот подножие увала. Ракета видна почти вся. Алексею еще захотелось посмотреть на фиолетовый мир. Ветер упал, но вся группа осталась в воздухе. Алексей глядел на воздушные реки, холмы. Вспомнил воду, теплоту женских рук. Музыка звучала по-прежнему — вдалеке. Музыка была чудесная, как все в этом мире. На какоето мгновение Алексей заколебался. Может, уходя, он делает ошибку? Музыка звучала, звала. К ней присоединился голос, другой. Пели Эхо.

Алексею вспомнилось древнее сказание о сиренахоб острове сирен, который можно было миновать, залепив уши воском, чтобы не поддаться очарованию. Воска у Алексея не было. Но у него была мысль о Земле, о Марии. Алексей был землянином. Он хотел на корабль. Он даже утешал себя: Земля когда-нибудь будет такой же прекрасной.

Ветер опять, подчиняясь его желанию, потянул к кораблю.

— Тебе не нравится с нами? — спросили Эхо.

— На Земле еще много дел, — сказал Алексей.

— Мы свои дела сделали все, — ответили Эхо. — У нас — гармония.

— Наслаждение.

— Отдых.

Они соблазняли землянина. В надежде оставить его с собой? Может быть, не хотели, чтобы за Алексеем пришли другие, в таиих же уродливых комбинезонах, с оружием, вообще много других?

— Ты увидел только частицу нашего мира, — говорили они.

— Присмотрись к нам. Есть еще более прекрасные.

Алексей не хотел больше смотреть. Или это было выше его понимания? Или слишком внезапно? Невиданно?

Ветер дотянул до гребня увала. Внизу Алексей увидел брошенный пистолет. Вот и вопрос, подумал Алексей: взять пистолет или оставить на планете? Страшное убийственное оружие. Взять — оставить?.. Нелепый предмет, пришел он наконец к выводу, оставить нельзя.

Алексей потянулся к пистолету. Ветер услужливо опустил его на ноги. Алексей стал неловко — ноги подломились под ним. Так же неловко он схватил пистолет, в полете руки и тело отвыкли от тяжести, пальцы скользнули по рукоятке, нажали на спуск. Плазменная струя обожгла песок, подняла облако пыли, дыма. Звука не было — плазменные пистолеты беззвучны. Но откуда-то сзади, с бывшей мгновение назад синей равнины, донесся чудовищный рев, он вошел в Алексея. Потряс его, переломил, швырнул наземь. Падая, Алексей увидел пустыню и, уже распластанный на земле, бурое небо над собой и рыжее солнце.

Тут же Алексей поднялся. Его не искалечило, не убило, но мир, понял Алексей, который нежил его, ласкал, мог защищаться. Мог уничтожить.

Впрочем, ничего уже не было, кроме песка под ногами, щебня и ракеты метрах в трехстах от увала.

Не было Эхо.

Алексей медленно побрел к кораблю.

Поднялся по трапу, поднял за собой трап. Прикрывая тяжелую дверь, кажется, услышал шепот:

— Уходишь?..

— Ухожу, — сказал Алексей.

Минуту послушал, не ответит ли кто?

Ответа не было.

Алексей закрыл дверь и, проходя коридором, знал: ответа не будет. В корабле не было Эхо.

В каюте он записал на магнитную нить все, что видел и слышал. Вынул из шкафа мини-«Аякс», развинтил полушария, вложил внутрь нить и завинтил полушария до предела, отчего внутри шара включилась рация. Шар Алексей опустил в трубопровод и нажал кнопку. Через секунду табло показало, что шар поставлен на взвод. Как только корабль покинет планету, ша. р выйдет на орбиту вокруг него, и, что бы ни случилось потом с кораблем и с самим космонавтом, «Аякс» будет сигналить о находке, пока его не найдут, не вскроют и не прочтут сообщения о планете, которую Алексей назвал Эхо, о жизни, встреченной им, о контакте с живыми Эхо. Контакт не совсем удался, об этом Алексей сообщил тоже. Но если корабль не долетит до Земли и люди когда-нибудь найдут шар, никто космонавта не осудит за неполный контакт. Алексей лишь разведчик. В случае благополучного возвращения шар можно будет вернуть на корабль, космонавт лично доложит об открытии.

Закончив с «Аяксом», Алексей прошел в пилотскую кабину, сел в кресло и запустил двигатели.

Среди лавчонок, баров, женских и мужских ателье, среди вывесок, предлагающих закусить, купить губную помаду, эта вывеска была совсем незаметной. Ни апельсинов, ни примелькавшихся галстуков на ней нарисовано не было. Стояло всего три буквы:

Грин не заметил бы вывески, если бы случайно не поднял глаз. Тем более что он был раздражен. Вышел из автобуса на остановку раньше и разыскивал нужную улицу вовсе не там, где следовало. В Париже это бывает: если вам надо что-то найти, вам дадут десять разноречивых советов. Особенно если узнают в вас иностранца. Английский костюм Грина, трость — конечно же, англичанин! — сразу сделали его жертвой словоохотливых французов:

— Сойдите на Пуатье. Нет, лучше на рю де Льеж!

— Там на углу дом с колоннами, памятник…

— А лучше на Пузтье…

Грин сошел на улице Пуатье. Ни дома с колоннами, ни памятника…

— Надо было выйти на следующей остановке!

— Даже еще на следующей!

— А теперь пойдете вот так… — Это уже объясняли ему другие прохожие.

Грин искал антикварную лавку Лебрена. Покупать он ничего не имел в виду. Надо было только взглянуть на статуэтку Анубиса — Грин египтолог. К Лебрену у него рекомендательное письмо. Вот он и ищет лавку. А наткнулся на вывеску.

Единственное окно, служащее одновременно витриной, узкая дверь. И лавочка, узкая, стиснутая между другими. С одной стороны — «Сардины», с другой «Дамские шляпы». Ступенька перед дверью, выходящей на тротуар. Обыкновенная мелочная лавчонка. Но вывеска!.. Может быть, это шутка? Однако на оконном стекле рядом с дверью четкими буквами подтверждалось:

Это, в конце концов, интересно. Грин вошел в лавочку.

— Сэр! — поднялся ему навстречу человек за прилавком — угадал в посетителе англичанина. — Доброе утро, сэр!

Грин кивнул в ответ на приветствие, прикрыл за собой дверь.