— Она хочет есть, — ответил я.

— Резиновая?

— Живая!

Старик, вслед за ним парни приблизились к изгороди.

— Сколько потребуешь? — спросил один из парней, облокачиваясь на изгородь.

— Не знаю, почем капуста.

— Да нет, — возразил парень. — За представление.

Меня принимали за балаганщика!..

Старик между тем швырнул на дорогу вилок капусты. Несси выкинула голову на разом утончившейся шее — овощ хрустнул в ее зубах.

— Я же говорил — резиновая, — сказал старик.

Подошли соседи. Смотрели, как Несси хватает вилки, работает челюстями. Комментировали:

— Кибернетика…

— До чего ведь дошли. Как настоящая!

— Настоящая и есть! — попытался я пробить стену недоверия.

На меня даже не глянули.

— Куда у нее девается? — спрашивали,

Сами себе отвечали!

— Соломорезка.

— Сам сделал? — обратился ко мне старик. Одобрил: — Ловкач!..

Другие возражали:

— Провинция. То ли дело Кинг-Конг…

«Грамотеи!.. — возмущался я про себя. — Насмотрелись по телевизорам на сверхобезьяну, механическую акулу…»

— В общем, не плохо, — сбалансировали наконец мнение. — Откуда ты? — И меня, похоже, заметили.

— В Торренс привезли на трейлере… — начал я.

— Это мы видели, — возразили мне.

— Вся Британия видела!

Подошли овцы, потянулись к капусте. Несси защелкала зубами и зашипела.

— Звуковой эффект… — заметил парень, швыряя очередной вилок.

Кто-то повторил, как вначале!

— Кибернетика…

Плату за капусту с меня не взяли.

— Хорош, хорош, — отвел деньги старик. — Спасибо за развлечение.

Под собачий лай мы с Несси покинули поселок. Вообще, собаки надоедали нам больше всего. Да еще мальчишки.

— Эй! — кричали. — Почему у твоего верблюда один горб?..

Мальчишки принимали Несси за живое существо. Собаки в этом не сомневались.

Что касается самой Несси, то более спокойное животное трудно себе представить: шла за мной, поглядывала по сторонам. Изредка шикала на собак — свысока. Кличку поняла сразу. Заботу мою чувствовала, сама ни о чем не беспокоилась — быть бы сытой. Больше эксплуатировала меня — корми, пои, охраняй, — превратила в пажа при своем вельможном высочестве…

Приходили и уходили автобусы, бормотал динамик над дверью. Миллтон завладел моим сердцем. Но не сумел завладеть умом. В голове, в самой глубине мозга, стучало: «Доказательства?..» Стучало и замирало. Хотелось слушать этого человека.

— В Торренсе, — продолжал рассказ Миллтон, — как я позже узнал из газет, горевали над резиновым бурдюком. «Вандализм!» — решили единодушно, сели и укатили с пустым трейлером. Через какое-то время прошел слух, что Несси видели в сопровождении человека, проходили они фермерским краем, питались капустой. Но, господи, кто же поверит слухам, если на самом озере Лох-Несс сделаны сотни фотографий животного и все эти фотографии признаны ученым синклитом поддельными?.. Вот если бы Королевскому Географическому обществу подали Несси на блюде, с мочеными яблоками, с укропом, да позволили разрезать ножом, посмотреть, что там, внутри, — это был бы научный факт. А такни фотографии, ни кинокадры, ни подводная съемка не кажутся убедительными. Куда уж слухам, что человек путешествовал с Несси, питался капустой?.. Никто не хотел верить, чтобы не выставить себя в смешном виде. Мне, с моей удивительной Несси — она и сейчас у меня перед глазами, — изложи я эту историю под присягой, наверняка бы приклеили ярлык клятвоотступника.

Миллтон покрутил головой, давая понять, что ярлык Клятвоотступника ему не подходит, и продолжал:

— Мы со зверюгой между тем продолжали путь к северу. На привалах я приучал Несси к себе. Несмотря на громадный рост и устрашающий вид, скотина была добродушной. Когтистые лапы, длинный, до четырех метров, хвост — самые энергичные части ее тела. Корпус, возвышавшийся на ногах, был рыхлым, мягким, с непомерно старой, на взгляд, морщинистой кожей, буро-коричневой на спине, серой на брюхе. Шея… Лебединая шея! Голова, маленькая, продолговатая, достойно венчала шею. Два маленьких выступа по сторонам — зачатки рогов? Пасть неширокая, треугольная. Плезиозавр? Плиозавр?.. Что-то было от этих доисторических. Но и что-то другое — нестрашное. Даже понятное — коровий характер, что ли? Особенно когда ела: схватит там, схватит тут…

Дальше в горы местность была безлюднее, и это было лучше для нас обоих. Несси начала уставать, прихрамывала. Приходилось останавливаться, отдыхать в верещатниках. Лучше и потому, что не было зевак — откровенных глупцов и нахалов. В поселках нас неизменно окружала толпа и — как будто все были заговоренные — принимала Несси за ловко сделанную механическую забаву.

— Дядя, — спрашивали меня, — сколько ты ухлопал на нее денег?

— А можно ей сигаретой в нос?..

Поначалу я обижался, сердился, а потом подобрал палку против любителей тыкать сигаретой в нос: попробуйте!

— Странная вещь — человеческое восприятие мира, — отклонился немного Миллтон. — В городе макет произвел психологический взрыв: люди без ума мчались взглянуть на Несси. В деревне, наоборот, приняли за куклу, за робота. Это меня поначалу злило и возмущало, потом я решил: зачем переубеждать, что Несси живая? Пусть думают что хотят.

К концу третьего дня мы дошли до Чармен-ривер. Несси будто бы ждала большой воды, с наслаждением фыркнула, окунулась. Купалась она и раньше в озерах, в речках и всегда с удовольствием. Тут она выбралась на середину реки и поплыла по течению.

Я приметил на отмели лодку, прыгнул в нее и поплыл вслед:

— Не хочешь ли убежать?..

В ответ лишь всплески да вздохи животного. Я греб, ориентируясь на лебединую шею, на голову, поднятую высоко над водой.

Чармен-ривер впадает в Каледонский канал. К вечеру мы пронырнули под железнодорожным мостом. До канала оставалось с десяток километров, и я с тревогой думал, что будет с нами, — на канале шлюзы. Беспокойнее становилась и Несси. Может, ее тревожило то же, что и меня — как пройти?

Оказалось — другое. Около полуночи, когда уже показались огни Инвергарри — наверное, плотина гидроузла, — Несси вылезла на берег и буквально по нюху нашла ручей, пробивавшийся в зарослях вереска. Ринулась по ручью, шумно втягивая ноздрями воздух.

— Куда? — Я вслед за ней.

В ответ — треск и шорох кустарника.

— Куда?..

И тут в трех шагах на пути открылся вдруг светлый квадрат, из палатки вышел мужчина. В руках он держал ружье.

Несси ломилась вперед, трещал валежник. Мужчина заметил меня.

— Пастух? — спросил он.

— Пастух, — ответил я.

— Что гонишь?

— Коров…

В зарнице — начиналась гроза, — осветившей очки незнакомца, охотничье кепи, лес, стоявший невдалеке, мужчина заметил движущуюся гору. Вскинул ружье, выстрелил.

Прыжком я сшиб его наземь. Ружье отлетело в сторону, звякнуло металлом о камень. Наугад я ударил по лицу, белевшему в темноте, по очкам.

— Джейн! — завопил мужчина: он не ждал нападения.

Я ударил еще раз, получил ногою в живот. Попытался вскочить, но мужчина, пришедший в себя, схватил меня за рубаху. Из палатки показалась женщина.

— Я поймал его, Джейн! — Мужчина держал меня за рубаху.

— Джим!.. — закричала в ужасе женщина.

Дожидаться большего я не стал. Рванулся — подол рубахи затрещал, остался в руках противника. Я отскочил в сторону.

— Джейн… очки… — Мужчина встал на колени, шарил в траве — было видно при свете, пробивавшемся из палатки. Женщину я не разглядел, кинулся прочь.

— Очки, Джейн!.. — последнее, что я услышал. Потом грянули выстрелы — два, три. Били в темноту, мне вслед. Стреляла женщина или ослепший Джим — пули со свистом промчались выше, задевая кроны деревьев.

— Негодяи! — Меня трясло. — Убийцы!..

Бежал на шум впереди, где Несси пробивалась через кустарник.

— Негодяи! — повторял на бегу. — Тарзаны!

Миллтон волновался, рассказывая о встрече с охотником. Потянулся в карман за сигаретой, вынул зажигалку. Чиркнул раз — не зажглось. Второй — не зажглось.