Послу ухода их университета Володя устроился работать на вторую фабрику ткачом, но она вскоре обанкротилась и остановилась. После судебного разбирательства, которое стало известно всему городу, другие предприниматели не решались принять его на работу. Работник, который может подать в суд на своего хозяина, никому не нужен. Везде был отказ. Было ещё девять судебных дел. В качестве представителя истца по доверенности я выдержала только одно судебное дело. Узнав впервые от нас, что согласно статье 64-й Трудового кодекса, работодатель не имеет права отказывать в трудоустройстве по форме одежды, они стали твердить, что на производстве нет свободных вакансий. Они лгали так же, как лгал Пашка, глядя прямо в глаза и нисколько не смущаясь. Очевидно, это вошло у них в привычку.

Зная, что на ОАО "Томна", находящемся радом с нашим домом, есть свободные вакансии, так как везде висели объявления о нужде в ткачах, и все рабочие говорили о том же, я обратилась к директору ОАО "Томна" Хрулёву В. А. (он же депутат Областной Думы). Он просил подойти через несколько дней. На второй заход он грубо ответил, что сам позвонит, когда будет время, но не звонил. Когда наши два свидетеля пришли в отдел кадров, им сказали, что вакансии есть, и чтобы те приходили с паспортами и трудовыми книжками на другой же день. Тогда депутат Областной думы Хрулёв вызвал охрану и нас вывели на улицу. С нами была бабушка Володи, которая очень переживала за него. Судья Поварова, ознакомившись с делом и показаниями наших свидетелей, поняв, что надо удовлетворить иск, то есть пойти против работодателей, без оснований передала дело другому судье Румянцеву Владимиру Васильевичу, совести у которого было ещё меньше. Ответчики (они же имели и статус свидетеля) подавали ложные документы об отсутствии свободных вакансий. Владимир просил уже любой неквалифицированной работы. По документам, поданным в суд, оказывалось, что на работу за несколько месяцев на комбинат никого не приняли, а судебное разбирательство, как принято в наших судах, растягивалось на месяцы. Рос долг по алиментам, которые насчитывались со средне-российской заработной платы, то есть с 13 тысяч рублей. Князева Светлана, работающая в бюро пропусков, не зная, что идёт судебное разбирательство, сказала мне, что только за один месяц и только в ткацкое производство устроилось на работу более 160 человек. Она пересчитала их по журналу выдачи пропусков. Кроме того, на комбинате было прядильное производство, бельно-отделочное и механический цех. Всем рабочим было известно, что открылся новый цех, который не числился в документах, поданных в суд. Рабочих не хватало, и их привозили из отдалённых деревень г. Вичуги и г. Заволжска. В суде Светлана Князева отказалась от своих слов. Тем не менее, её уволили. Я обращалась неоднократно в прокуратуру, но всё было бесполезно. Доказать в суде, что нарушается 64-я статья Трудового кодекса, было невозможно, и суд отказал нам в исковых требованиях.

Убедившись в том, что суд всегда защищает сильного, все работодатели твердили одно и то же: вакансий нет. Даже если были объявления в газете, даже если Центр занятости давал направление, вакансии кончались сразу же, как только туда приходил Владимир. Владимир продолжал судиться и с Центром Занятости населения, который был на стороне работодателей, и с работодателями.

Потом ему дали работу дворника в парке культуру с зарплатой 1000 рублей в месяц. Вот была радость то! Он не только выполнял свою работу, но напрашивался и на другие работы. Ему ничего не стоило разгрузить машину с углём и забросать уголь в сарай и т. д. Стал уменьшаться долг по алиментам. Часть денег уходила на проезд. Оставалось 400 рублей на пропитание. Работать было очень невыгодно, себе в убыток, так как, тратя много энергии на физическую работу, он компенсировал это удвоенным потреблением пищи, и поэтому, как только сыну исполнилось 18 лет, он уволился в тот же день.

Испытав после девяти судов полную невозможность получить работу, чтобы как-то хотя бы скудно прокормить себя, он оставил свои несбыточные мечты о работе.

Нашего свидетеля Марию Яковлевну Хрущёву обвинили в убийстве своего мужа, который 10 лет назад поссорился с милицией и пропал без вести. Её арестовали, издеваясь, говорили, что её всё равно посадят, и уже завтра суд вынесет решение. Мария Яковлевна, зная, как у нас судят, написав явку с повинной о признании в убийстве под диктовку следователей, заплатила 3000 рублей, и её отпустили. Кроме этого, вышли две газеты, в которых её расписали как человека, постоянно убивающего своих мужей, которых у неё в действительности не было. Я обратилась в кинешемскую прокуратуру, затем в областную прокуратуру, затем в генеральную прокуратуру. Оттуда мою жалобу снова направили в областную прокуратуру, потом в кинешемскую – круг замкнулся. Мария Яковлевна за всю свою жизнь не ударила даже кошку, но ещё в советские времена, работая на АЗЛК, видела, как растаскивают завод, дают квартиры без очереди и писала письма в Москву. Сейчас эти люди занимают высокие посты, а Марию Яковлевлевну парализовало, из здоровой трудоспособной женщины она стала калекой. Вот как опасно быть свидетелем. В наших судах истец становится ответчиком, а свидетель, который его защищает, становится убийцей. А прокуроры остаются на своих местах.

Владимир проиграл все суды. Но я рада, что он не приспособился к этой системе лжи и коррупции, не стал подобным Свете Лисиной и Оле Коровкиной, подавших ложное свидетельство в областной суд ради получения положительной оценки по сопротивлению материалов. Наверное, эти девочки получили дипломы, нашли тёплые местечки, выслужились и процветают на этом навозе жизни.

Я также, как и Владимир, страдала от лицемерия, лжи и бюрократизма, но видела бесполезность борьбы, хотя часто не выдерживала и вступала в конфликт с начальством. Я с трудом дотянула до пенсии, (нужно было отдать долг государству, родителям), и ушла в свой сад, где виноград, яблоки и розы, где поют птицы, и светит моё солнце. Там отдыхает душа, это мой рай. Создаётся впечатление, что все лжецы и потерявшие совесть уже исчезли с земли навсегда. В сознании смещаются времена, и я уже в будущем. Там всё разумно и красиво. Я зову в свой рай и Владимира, но он не хочет. У него есть единственная любимая женщина – математика, труднодоступная женщина, которая даётся ему с большим трудом, но он любит её и не отступает. Ну, и пусть – я не ревную.

Когда Никита Сергеевич Хрущёв на двадцатом съезде КПСС провозгласил, что "нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме", я, ученица девятого класса, поверила и обрадовалась, но не потому, что мне плохо жилось при социализме. Я и при социализме жила как при коммунизме. Лозунг коммунизма "от каждого по способностям, каждому по потребностям" уже осуществился для меня. По своим способностям я могла работать как на физической работе, так как была физически сильной, так и поступить в любой вуз. Все мои потребности были удовлетворены, так как отец присылал большие алименты, Мария Васильевна шила и зарабатывала больше мамы, а мама была на готовом питании. Но я хотела, чтобы и все так же жили, как я, чтобы не было тяжёлого изнурительного труда, чтобы все, как моя мама, ходили на работу, как на праздник, чтобы труд становился потребностью. И как же можно не отдавать все силы труду, если знаешь, что от этого процветает твоя Родина, что результаты твоего труда идут на улучшение жизни каждого члена общества. Ведь мы дружная единая семья. Я была готова к самоотверженному труду.

Кроме этого, я тогда считала, что живу в самом справедливом государстве, где всё правильно и законно. Я гордилась тем, что мы первые прорвались в космос, и у нас самая передовая медицина. Я верила своим любимым учителям, книгам и фильмам.

Но школа и институт ушли в прошлое, я оторвала свои глаза от книг и, взглянув на окружающий меня мир, поняла, что ни о каком коммунизме и речи быть не может. Достаточно было взглянуть на то, как люди лезут в переполненный автобус, расталкивая друг друга локтями, каждый сам за себя. Дружбы и единства не было и в помине. В это трудно поверить, но в нашем городе толпа затоптала ребёнка. Автобусов было недостаточно, и для того, чтобы усталому рабочему, простоявшему 8 часов у станка, уехать домой, а не стоять целый час и дольше на остановке, нужно было брать автобус штурмом. Однажды изрядно вымерзшая толпа ринулась в давно ожидаемый автобус. Задние напирали на передних, не зная, что впереди упала шестилетняя девочка. Передние не могли отступить назад и шли вперёд по девочке, их проталкивали вперёд задние. Вся толпа прошла по ней, разламывая ребра и выдавливая кишки. Девочку растоптали. Никто не хотел её смерти, но она умерла. Её мать лечилась у меня по поводу невроза, потом у неё появились другие тяжёлые заболевания, и дальнейшая её судьба мне неизвестна. Но, думаю, что она, если бы дожила до этого, то голосовала бы за перестройку, а если бы дали ей в руки автомат, то она стреляла бы по Белому дому.