Этот последний переезд имел под собой много причин. В начале ноября выпал первый снег. Стало по-зимнему холодно. Соня была близка к тому, чтобы распрощаться с жизнью. Антон Л. переселил ее в кухню. На этот раз Соня дала себя поймать легче, потому что она, скорее всего, от холода уже почти не могла двигаться.
В кухне совсем холодно не бывало никогда. Она находилась практически в подвале, и здесь было мало окон. Кроме того, Антон Л. теперь не давал огню в большой плите погаснуть. На ночь он тщательно сгребал весь жар в одну кучу. Стулья из конференц-зала были уже все сожжены, теперь Антон Л. топил другой мебелью, в день уходило два-три шкафа или тумбы или соответственно больше более мелких предметов. В первых числах ноября ему приходилось носить мебель уже со второго этажа. Вырисовывался исход всех запасов.
Теперь в течение дня, если он не был где-то в отъезде, Антону Л. все-таки приходилось спускаться в мрачную кухню. В представительском номере было слишком холодно. Но спал он по-прежнему только наверху, пока не проявилось далекое последствие того взрыва, воздушная волна от которого разбила довольно много окон. Дождь и снег проникали в гостиницу сквозь зияющие рамы, образовывались лужи, которые замерзали, снова оттаивали, от чего растрескивался пол. Постепенно стало сыро и в номере Антона Л. На стенах появился грибок (кроме тех мест, где была сажа). Спасать такое большое здание в течение столь продолжительного времени от подобных повреждений или хотя бы принять аварийные меры одному человеку было не под силу. Кроме всего прочего, образовалась трещина. Это произошло 19 ноября, скорее даже в ночь с 18 на 19 ноября. Антон Л. проснулся от оглушительного грохота. Сначала он не мог сообразить, не приснился ли ему этот грохот, но затем, будучи уже в несомненно бодрствующем состоянии, он услышал отчетливое журчание. Он вскочил с кровати. (Это был, так сказать, шестой этаж страха, уровень, к которому Антон Л. еще не привык.) В комнате было не так холодно, как в предыдущие дни, и даже не так, как вчера вечером. (Как выяснилось впоследствии, ночью начал таять снег.) Антон Л. спал в одежде. Порывы к очищению с того июньского дня не посещали его, точно так же, как и набухания солнечного сплетения. Нижнее белье Антона Л. приняло такой цвет и такой (для Антона Л.) уютный запах, которых раньше нельзя было достичь, принимая во внимание человеческое окружение. Тем не менее Антону Л. пришлось еще в конце сентября расстаться с милым его сердцу бельем, или лучше сказать: оно рассталось с ним. Однажды он почувствовал на своих бедрах что-то очень непривычно мягкое и выпуклое. Рудименты нижнего белья скатались в трусы. Антон Л. принес из дорогого магазина мужской одежды «Шпербер» на углу Анакреонштрассе и Хадрианштрассе комплект нового, учитывая приближающуюся зиму, более теплого белья. Родной и уютный запах очень скоро появился снова.
Антон Л. спал в одежде, правда без обуви и без шапки. Когда он после грохота вскочил с кровати, стояла еще глубокая ночь, совершенно темная. Антон Л. зажег свечу в садовом подсвечнике, которая всегда стояла у его кровати, и осмотрел всю комнату. Он выбежал в коридор. Там тоже поначалу ничего не было видно. Журчание прекратилось. Антон Л. вернулся в свой номер, натянул сапоги, нахлобучил шапку и взял ружье. После этого он снова вышел в коридор. Перед номером 20 («его» номер был двадцать вторым) он заметил, что обе створки двойной двери криво висели на петлях. Он толкнул дверь и осторожно зашел в комнату. Он оказался почти на улице. По внешней стене вертикально протянулась трещина, стена разошлась почти на полметра. Пол вздыбился от двери до стены. Повсюду валялись куски кирпичей. Антон Л. посветил на потолок. Он тоже треснул.
Антон Л. быстро сбежал вниз на улицу и осмотрел здание. Но кромешная тьма не позволила что-либо увидеть. (Небо было затянуто, с несколько более теплым воздухом по сравнению с ясной холодной погодой пришел дождь.) Можно было рассмотреть лишь то, что перед гостиницей валялись кирпичи и куски стены. На следующее утро, когда Антон Л. снова вернулся к гостинице, чтобы забрать кое-какие вещи, он увидел, что дом треснул от крыши до первого этажа. Внизу трещина разверзлась примерно на полметра, вверху, под самой крышей, значительно больше. Крыша на месте трещины полностью обвалилась. На третьем, четвертом и пятом этажах фасад даже несколько выгнулся наружу.
Еще несколько дней назад, когда Антон Л. обдумывал возможность принятия в гостинице мер безопасности (забить разбитые окна и тому подобное) и эти размышления в конце концов отбросил как бессмысленные, ему пришла мысль о новом переезде. За недели, прошедшие с сентября, он много дней провел в Резиденции курфюрста. Резиденция, явно более солидное строение, чем гостиница «Три короля», до сих пор ничуть не пострадала. Но он замыслил переезд в Резиденцию не только в качестве демонстрации своих неограниченных претензий на владение городом (а может, всем миром?). После Каналетто он все чаще и чаще присматривался к очень красивой маленькой жанровой картине работы Франца Хальса и мифологическому изображению (обнаженная женщина с пантерой) кисти Гвидо Рени. Когда он тащил в гостиницу вторую картину, которая была значительно больших размеров, чем Каналетто и Франц Хальс, бронзовый курфюрст сказал:
– А почему бы вам сразу не переселиться в мою Резиденцию? В этом случае вы могли бы обойтись без перетаскивания картин.
– А мне больше нечего делать, Ваша Курфюрстская Милость.
– Я имею в виду, что вы будете переносить их до самой смерти.
– Кроме того, в гостинице имеется кухня, а в ней есть запас продовольствия. И Соня занимает отдельную комнату,…
– Это было всего лишь предложение.
– А кроме прочего, я привык к гостинице.
– Но все-таки, я бы переехал в Резиденцию.
– Я над этим подумаю, Ваша Курфюрстская Милость.
С тех пор Антон Л. действительно постоянно задумывался над этим предложением, особенно, когда в гостинице стало совершенно неуютно. Но он подумывал и о том, что, наверное, было бы не очень умным – во всяком случае, на зиму – переезжать из одного большого здания в другое, еще большее. Он все еще тянул с решением, пока в ту самую ночь с 18 на 19 ноября трещина лишила его более возможности обдумывать это решение.
Он забежал назад в гостиницу, прислушался, не раздается ли еще какое-нибудь журчание или потрескивание. Было тихо. Он взял в салоне оружие, хотел прихватить и Соню (кухня оказалась неповрежденной). Но Соня не показывалась. Найти ее в большой кухне со множеством углов и закутков Антон Л. не мог.
Остаток этой ночи Антон Л. проспал в большой гала-кровати курфюрста, но на следующий день он принялся обустраиваться в подходящих помещениях: в дворцовом саду было маленькое озеро (оно теперь заросло камышом), на котором в тени большой Резиденции стоял крошечный замочек, скорее даже павильон. Он был более старым, чем большая, классическая часть Резиденции. В павильоне-замочке в любезном китайском стиле нашли архитектурное отражение настроения принцессы восемнадцатого века. Все казалось маленьким и кукольным (и при этом было явно не таким уж и маленьким, а даже значительно большим, чем дом на одну семью, какие стоят на городской окраине): маленький салон с китайскими вазами, маленький зеркальный кабинет, маленькая винтовая лестница, ведущая на второй этаж, там – обшитая панелями спальня с маленьким балконом, выходящим прямо на озеро. Резные и позолоченные украшения в китайском стиле покрывали внутри стены до самого верха. Спальня была шестиугольной, ибо и весь замочек был шестиугольным, а верхний этаж состоял из одной этой комнаты. За резной обшивкой стен находились шкафы, четыре на четырех стенах, пятая стена была окончанием винтовой лестницы снизу, а за шестой стеной (позади кровати) маленькая дверь вела вверх на плоскую крышу, где с маленькой шестиугольной платформы с балюстрадой из кованого железа можно было видеть все озеро и парк. В орнамент, который образовывала кованая балюстрада, уже были включены переплетенные друг с другом инициалы Антона Л. (Это произошло потому, что ту принцессу звали Антония Людовика.)
