— Мне и ничего терять не хочется, — говорила я, воображая нечто в духе «уж вспухнувшие пальцы треснули и развалились башмаки».
После победы Ющенко муж долго меня революционно агитировал. Я бубнила, что как мать и как женщина хочу мирного созидания. Из Киргизии он явился в полном убеждении, что революция не нужна. Ага! — закричала я.
В ноябре в «Деле», разумеется, началась сезонная лихорадка, главный ушел на какой-то новый проект издательского дома, и к власти безраздельно пришел Толик. Редакцию начало штормить, оптимизация надвигалась, как цунами. Сперва велась пристрелка, громыхали отдаленные залпы, выскакивали пружинными чертиками девочки из отдела рекламы с требованиями немедленно написать большой обзор о рынке тренингов по телефонным переговорам, о хед-хантинге, сделать рейтинг кадровых агентств… обзор офисной бытовой техники, топ-сто моделей автомобилей для среднего класса…
— Слушайте, — воззвала я наконец, — я даже критерии для рейтинга не могу разработать — откуда я знаю, по каким параметрам ваш средний класс машину выбирает? Я среднего класса в глаза не видала, машину не вожу, отдел вообще не мой отдел, я отвечаю за образование и науку!
— Вы профессионал или кто? Реклама собрана, Боря в отпуске, в этом издании всегда подменяют коллег. Опросите экспертов. Не умеете работать — идите в журнал «Веселые картинки», — поджал губы Толик.
Это мысль. Я действительно хочу работать в журнале «Веселые картинки». Беда в том, что за все, что я люблю и умею делать, мне никто не платит. Мне платят за то, чтобы я всегда была занята нелюбимым и неприятным.
Коллега Лариса сделала бы топ-сто с удовольствием. Она наслаждается процессом, она носится на волнах этих консалтингов, рейтингов, тренингов, рейдеров и трейдеров, как веселый серфер. А я три раза крещусь перед звонком директору тренинговой компании, и с вопящей тоской переписываю корявые периоды вип-комментариев, и печально опрашиваю экспертов, и злобно отшиваю настырных пиар-менеджеров, с апломбом уверяющих меня, что я им должна поставить какую-то новость в ближайший номер. И, наконец, с грозным отчаянием, за которым прячутся близкие слезы, заявляю на редколлегии, что не буду делать топ-лист автомобилей. Профессионалы так себя не ведут.
Я хочу работать в журнале «Веселые картинки».
Гроза подкатывает все ближе: вот уже уволился ответсек, закатив большой отходняк, вот сменилась рекламная служба, отчего в делах редакции воцарилась безнадежная путаница. Вот уже Толик поснимал из номера половину материалов, обозвав их дерьмом, рекламный отдел завопил, дыры начали затыкать чем попало, вот сюда что-нибудь наукоемкое… у вас было, Катя, я помню. Было, ага, профессионал писал, читать невозможно, переписать надо от начала до конца, а до сдачи номера два часа.
Машка лежала дома с температурой и подозрением на скарлатину, Сашка надрывно кашлял, Серега где-то писал книгу о революциях.
Вот уже прибежала Тамарка из «Знака», стала рассказывать, что у них случилась Смена Концепции. Рафаил с Валентином переместились в другой издательский дом, а на их место явились уверенные молодые люди. Собрали редакцию и заявили, что раскрепощенный выпускник РГГУ уже не актуален. Не успела редакция возликовать, как их поставили на место. Писать надо для менеджера, молодого и мобильного, достаточно состоятельного и ставящего себе еще более высокие цели, без интеллектуальных наворотов и покороче, пояснили им. Максимум полезной информации, минимум отсебятины, как при Рафаиле с Валентином. Ваше мнение никого не интересует, будьте любезны выложить четырех экспертов на статью и две подверстки с цифрами. Новое поколение биороботов, сказала Тамарка, которую я когда-то посвятила в свою концепцию двух сосуществующих видов.
Вот уже пришел кипящий Серега, поругавшись с любимым иллюстрированным журналом, который не взял у него заказанный текст: слишком много воды, сказали. Биороботы не любят воды: от нее у них контакты в голове перемыкает.
И вот сверкнула молния и раскатился гром: Толик проиграл подковерные бои. Вот уже пришел на наши головы новый начальник, бывший редактор новостного вещания на радио «Концепт». Он подтянутый, бодрый, в свеженькой розовой рубашке. У него намечаются бульдожьи брылья. Кажется, он хочет быть похожим на Черчилля.
Вот грянула первая редколлегия в новом составе, у вас не журнал, а санаторно-курортное лечение, в десять часов утра никого нет на работе, все делается еле-еле, ни шатко ни валко, я вас спрашиваю, может быть, я, конечно, не понимаю этой вашей особой журнальной специфики, да? — чтобы на работу после полудня подтягиваться, когда сдача номера идет. У нас все сдано, Василий Андреевич. Анатолий, я вам дам еще слово. Вот это вы мне скажите, для кого пишется, это что за размазывание соплей по рабочей поверхности стола, вот этот материал, давайте смотреть. Читаем вводку (а, это текст моего профессионала, я его переписывала на работе в одиннадцатом часу вечера, решая с Сашкой алгебру по телефону и отсылая, поскольку сервер лег, на утверждение по факсу, который не проходил). Вот вы тут пишете, «вопрос об интеллектуальной собственности до сих пор остается серьезным препятствием на пути коммерциализации разработок». Ну и что автор хочет этим сказать?
Он задумчиво чешет горло волосатой рукой с тонким обручальным кольцом.
И что еще за слово коммерциализация? Вы где русскому языку учились? В университете? Хорошо вас там учили. Вопрос остается препятствием на пути. Если у вас авторы так пишут, а редакторы так редактируют, то не знаю, может быть, это у вас так принято. Но у меня на радио это не прошло бы никогда, вот вы возьмите эту статью, вот вы ее прочитайте вслух, хотя бы одно предложение. Смотрим дальше. Следующее предложение — четыре строчки. Вы вслух его прочитайте, это же невозможно, вы что, Достоевский? Вы правда думаете, что можно писать предложения длиной с товарный состав?
У него иронически подрагивают брылья.
Да. А еще я думаю, что короткие рубленые предложения читать труднее, чем длинные. И что грамотный человек в состоянии продраться через сложноподчиненное предложение с тремя придаточными. И что текстовки для радио пишутся по одним законам, а статьи в специализированном издании по другиммммммм…