Меч отрезал горбушку с правой стороны головы легко, как отрезают кусок от вареного яйца. Он даже не успел удивиться. Из открывшейся раны брызнула серая вязкая жижа с пятнами водянистой крови и желтой грязи.
Я бросил его, еще живого, как мне показалось, губы у него шевелились, а конечности дергались. Я мог бы поклясться, что он видит, как я ухожу с Хильд, оставив мертвяка рыщущим стаям деревенских. Даже в смерти, подумал я, им побрезгуют. Голова у него слишком изуродована, чтобы ее надели на шест, стоящий на священном месте. Воистину, когда боги отвращают от тебя взоры, ты становишься дерьмом.
Я догнал Колченога, который спокойно похрамывал впереди. Я не сразу рискнул пойти рядом, не зная, в каком он настроении, но он был спокоен, даже весел. Я рассказал ему об Ульф-Агаре, и он сплюнул.
― Хорошо. И женщина при тебе. Эйнар будет доволен. Я знаю, где он назначил место, так что пошли.
Мы быстро зашагали вперед, потом остановились передохнуть. Я вытер пот с лица и посмотрел на Колченога.
― Я видел, как убили Скапти.
― Знаю! ― рявкнул он почти раздраженно. ― Глупая большая задница.
― Он мертв, ― не унимался я. ― Наверняка.
― Конечно, ― сказал Колченог, ковыляя дальше. ― Никто не выживет, если острая палка проткнет ему глотку.
― Но он умер, ― простонал я, и тогда он остановился, повернулся и схватил меня за рубаху.
Я похолодел, ожидая плевка и ножа под ребра. Но он смотрел на меня нос к носу, дыхание его разило рыбой.
― Я понимаю, ― тихо сказал он, а потом отпустил меня и похлопал по плечу. ― Я понимаю.
Мы встретили Валкнута, Кетиля Ворону и Эйнара. Давшие Клятву двигались по одному и по трое, задыхались, потели, несли на себе или в руках все, что имели, ― лишнее бросили без сожаления. Не хватало очень многих ― но я заметил, с дрогнувшим сердцем, что меня удивило, ― отца: лицо серое, свежая кровь сочится по рукаву рубахи.
Я подошел к нему, он кивнул и усмехнулся, увидев меня, но покачал головой, когда я хотел поправить намокшие от крови повязки.
― Я теку, как дырявая бочка, ― пошутил он, ― но еще не потонул, мальчик.
Как и остальные, он встретил сообщение о смерти Скапти и побеге монаха холодным молчанием, но весть о смерти Ульф-Агара заставила его довольно фыркнуть.
― Ну, мальчик, ― сказал отец восхищенно, ― ты удивляешь даже меня, видевшего, каким волчонком ты был в первые пять лет своей жизни.
Что-то новенькое; мне хотелось больше узнать об этом, но взамен раздалось лишь общее одобрительное ворчание, и несколько рук похлопали меня по спине. Я был готов услышать откуда-нибудь такое знакомое басовитое «хм-м», но оно смолкло навеки.
― А теперь побежали, и быстро, ― сказал Эйнар, когда мы переправились вброд через реку и вошли в лес. ― Мы перебьем оставшихся людей Старкада и заберем корабль. Единственный способ убраться с этого проклятого богами берега.
Оно было суровым, это путешествие: земля, казалось, кричала о своей красоте и о новой весне, а мы тяжело ступали по ней, приближая неизбежность, уготованную нам недоброй судьбой, отнявшей Скапти и других.
Мы шли через леса, среди могучих дубов и ясеней, где пахло набухшими свежими почками, и через полосы молодых зеленых лужаек, усеянных маленькими синими и бледно-желтыми цветами. Терн клонился под тяжестью раннего цвета, и каждое дуновение ветра взметало брызги осыпавшихся лепестков, а птицы пели на все лады.
Темная цепочка людей, словно тяжкая мысль, морщиной перечеркнула цветущий склон. Мы шли быстро ― мрачная стая волков, которая не радовалась ничему.
Мы спешили и благодаря удивительным навыкам моего отца достигли маленького залива еще до того, как сгустились сумерки и появились первые звезды.
Эйнар остановил нашу серолицую задыхающуюся стаю ― под конец привалы стали немного чаще, в основном потому, что Хильд почти обессилела. Но я видел, что и Колченог рад передышке, а мой отец, Огмунд Кривошеий и кое-кто еще плюхнулись наземь, едва имея силы всосать слюну.
Нос Мешком и Стейнтор по команде Эйнара устало побрели вперед, в то время как остальные съежились в ложбине, слушая, как ветер свистит над кочками травы, тянущимися до самого моря. Я чувствовал его соль на губах. Странно, как мы тосковали по запаху земли, будучи в море, и как тосковали о палубе корабля и соленым брызгам теперь, когда были на берегу.
Все молчали, кроме Эйнара, шептавшегося с Кетилем Вороной, Иллуги и моим отцом. Я почти ничего не слышал из их разговора, но кое о чем мог догадаться: отец расскажет Эйнару, можно ли вывести судно из залива, благоприятны ли ветер и приливное течение, а если нет, то скажет, когда они будут благоприятны.
Кетиль Ворона пересчитает головы и поймет, сколько Давших Клятву осталось ― я думал, не больше сорока, ведь мы оставили часть на этой Кузнечной горе, неважно, мертвых или потерявшихся. Их нет с нами, как и Скапти.
Несколько позже, когда выскользнула из быстрых облаков луна, вернулся Нос Мешком. Он переговорил с Эйнаром, который потом собрал нас в ложбине.
― Стейнтор следит за драккаром Старкада. Кажется, все его люди на берегу, у них хороший костер и эль. Они выставили всего двух часовых. ― Он ухмыльнулся, казалось, в темноте сверкнули желтые клыки. ― Это самое лучшее. Прочие ― их примерно шесть десятков и все хорошо вооружены. Но они не в кольчугах и не ждут опасности. Так что строимся и идем теперь же. Идем быстро и споро, бьем их и садимся на драккар. Если сумеем одолеть, то сможем уйти, потому что ветер и отлив как раз подходящие.
И конечно, Хильд поручили мне. Мне это начинало надоедать; по правде говоря, меня раздражал ее спокойный понимающий взгляд и улыбка в черных глазах.
И вот усталые Давшие Клятву выбрались из низины, построились «свиной мордой» и побежали. Я был в середине, с Валкнутом и неразвернутым стягом Ворона, неразлучным со мной.
Мы ступили на клочковатую траву и двинулись дальше, туда, где прятался Стейнтор. Я увидел красный цветок костра и огромное черное пространство за ним ― это было море. Там, скорее всего на носу судна, раскачивался слабый фонарь, висевший на конце крепкой веревки, а на отмель наверняка брошен железный якорь.
Когда Стейнтор увидел нас, Эйнар, махнув рукой, велел ему стать в строй. Он помедлил, натянул лук, и, когда мы подошли, стрела вонзилась в мнившуюся пустой темноту. Но вскоре я споткнулся о тело одного из часовых. Оглянувшись, я заметил, что Колченог остановился, наклонив голову. Он встретил мой встревоженный взгляд и дернул рукой.
― Иди, сын Рерика. Я догоню на берегу.
Он ухмыльнулся, и я сделал, как он сказал. Он разговаривал со мною в последний раз.
Когда я присоединился к остальным, мы перевели дух, укоротив шаг, чтобы выстроиться.
Люди у костра увидели нас, когда мы одновременно выступили из тьмы, построившись клином. Эйнар завопил:
― Свиная морда!
Он бросился во главу строя, но он был не Скапти, и все получилось слишком поспешно и неслаженно.
Однако крепкой стены щитов у нас на пути не было. Мы врезались с криками в людей, уже разбегавшихся во все стороны, пронеслись мимо костра, сокрушая все на своем пути, а подбежав к воде, разделились и устремились к судну. Я видел, как Гуннар Рыжий схватил какого-то человека и поднял его, потом прыгнул, оступился и рухнул в воду.
Я брел по колено в воде, ослепленный брызгами, волоча за собой Хильд, пытаясь удерживать в равновесии нас обоих; клятое древко копья, которое она держала обеими руками, страшно мешало. Люди бежали к бортам, карабкались по якорному канату... Мы тоже собирались это сделать.
Я схватился за борт и перелез через край, потом протянул руку Хильд. Наши бешеной волной переваливались на палубу, мокрые до нитки и задыхающиеся. Мой отец одним кричал, чтобы те брались за весла, другим велел поднять сложенный парус.
Тут я увидел, что люди на берегу строятся ― быстро, умело. У них не было доспехов, только некоторые в шлемах, но у всех были щиты и мечи, или секиры, или копья. Это были старые воины Старкада, и они не покроют себя позором, отдав корабль без боя.
