– Снова испытать боль. Мне казалось, что я любила Коннора, а потом связь распалась на моих глазах. А потом – потом Нью-Йорк изменил меня. Он открыл мне ужасные стороны жизни, темноту. Я не могу ни с кем встречаться. Я заключила договор сама с собой, что буду независимой и осторожной. Но с тобой все снова забывается и отбрасывается назад.
Они долго молчали, тишина прерывалась лишь наступающим и отступающим прибоем.
– Я не могу выбросить тебя из головы, Клементина, – наконец заговорил Джексон, глядя на нее так напряженно, что она ощутила, как горячая волна пробежала по телу. – И никогда не мог. С того момента, как увидел тебя.
– Я тоже, – прошептала Клементина, как будто силы покинули ее, и она не может больше сопротивляться словам. – Но это ничего не значит. Я не хочу. Разве ты не видишь? Дело гораздо серьезнее, чем отношения с Меган. Есть вещи, которые ты не знаешь. – Она перевела взгляд на океан и снова начала вертеть в руках потрепанные концы халата.
– Так расскажи мне, – попросил Джексон.
В голосе его звучала настойчивость, глаза не отрывались от Клементины. Какое-то мгновение она подумала, что сможет рассказать ему, но момент этот прошел.
– Дело только во мне, – повторила она. – Я не хочу снова испытать боль. Возможно, сама судьба поставила между нами Меган. Возможно, наш удел – никогда не быть вместе. У тебя есть искусство, друзья, дом в Сан-Франциско. Я только престижная победа, женщина, которую ты пока что не смог заполучить. Как только я уступлю, все кончится.
Джексон встал и быстро зашагал по комнате. Это несправедливо, подумал он. Неужели она не видит, что это совсем другое? Он не похож на других мужчин в ее жизни, она для него – не просто еще одна женщина. Они оба особенные. И вот он здесь, так близко от нее, что все, что надо сделать – протянуть руку и коснуться, а она по-прежнему держится на расстоянии. Джексон круто повернулся.
– Не говори о судьбе. Мы сами определяем свой удел. Если бы мы не предназначались друг для друга, мы не испытывали бы так долго взаимное влечение. Каждый из нас был бы к этому времени с кем-то другим.
– Может, это было бы к лучшему, – сказала Клементина.
– Не надо со мной так! – закричал Джексон. – Ты не можешь судить меня за то, что сделал Коннор или еще какой-то мужчина. Ты должна дать мне мой собственный шанс. Что ты хочешь делать? Провести всю жизнь, убегая, потому что слишком боишься рискнуть? Звучит совершенно непохоже на ту Клементину, что я знал.
Клементина отвела взгляд. Джексон смущал ее, спутал все мысли и чувства, так что она ощущала себя словно податливая тряпичная кукла, без твердой основы и сил. Клементина хотела, чтобы он ушел, он слишком близко подобрался к ней. И одновременно больше всего на свете в этот момент желала, чтобы он остался.
– Я не могу больше рисковать, – мягко добавила она.
В мгновение ока, прежде чем Клементина успела отодвинуться, Джексон оказался возле нее. Он схватил обе ее руки и поднес к губам.
– Посмотри на меня, Клем!
Так как она по-прежнему отводила взгляд, Джексон дернул ее за руки:
– Посмотри на меня!
Клементина медленно подняла глаза. Она не хотела этого делать. Он стоял так близко, на кончиках пальцев она ощущала его дыхание, его бедро касалось ее тела, и она знала, что не сможет устоять. Зеленые глаза Джексона пристально заглядывали в ее.
– Я клянусь тебе, – сказал он, – что никогда не причиню тебе боль. Я люблю тебя. Я не знаю, когда и как это началось, но я люблю тебя. Я хочу дать тебе звезды, луну, Альпы, тропический остров. Я хочу выучить все шутки мира, чтобы ты смеялась каждый день. Я хочу заботиться о тебе, защищать тебя, поддерживать в работе и быть рядом всякий раз, когда буду нужен тебе. Я хочу стать для тебя всем.
Клементина тихо плакала. Она вырвала руки из его хватки и прижала к его щекам, щетинистым от темных бакенбард. Закрыв глаза, провела пальцами по его лицу, легко касаясь скул, носа, губ.
– Я не могу быть с тобой, – повторила снова.
– Ради бога, почему – нет?
Клементина открыла глаза, почувствовав, что пальцы стали влажными от слез. Она так устала, так ужасно устала. Казалось, не имеет значения, что за слова произнесут ее губы. Опустив руки, она начала рассказ.
– Когда я была в Нью-Йорке, у меня проходила фотосъемка в старом многоквартирном доме. Мы закончили работу поздно ночью, и я уходила последней. Какой-то мужчина… – Клементина запнулась, и Джексон взял ее руку.
Казалось, что она исповедуется впервые, полностью очищаясь. Подняв голову, она продолжала:
– Какой-то мужчина ждал меня. Я думала, что он хотел только ограбить, но я ошиблась. Он затащил меня в переулок. У него был нож. Он изнасиловал меня.
Вот и все. Она все сказала. Слезы прошли. Клементина не чувствовала ни гнева, ни печали. Только легкость, освобождение. Секрет вышел наружу.
Джексон сжал ее руку, и она посмотрела ему в лицо. Он смотрел, не отрываясь, на океан, на щеках блестели слезы. Клементина потянулась и смахнула их.
– Сейчас все кажется уже не таким ужасным. Разве не безумие? Этот случай управлял моей жизнью целые годы, а сейчас я рассказала тебе, и он не кажется таким страшным. Просто ужасная вещь, случившаяся со мной несколько лет назад.
Джексон повернулся к ней и взял ее лицо в свои ладони. Его глаза были чистыми и чарующими. Клементина не смогла бы отвернуться, даже если и хотела.
– Ты – самая невероятная женщина, которую я знал, – произнес он.
Клементина покачала головой:
– Нет. Большинство жертв насилия справляются с этим и проходят через это. А мне потребовались годы, чтобы набраться достаточно смелости и рассказать остальным, что меня изнасиловали. Я не думаю, что я смогу… что мы сможем заниматься любовью. Это было так давно, что одна только мысль вызывает у меня неловкость.
Выражение лица Джексона стало еще нежнее, еще более любящим.
– Ты думаешь, меня заботит, будем мы заниматься любовью или нет? Я хочу этого больше всего на свете, но это не самое главное. Я хочу быть с тобой. Только этого я всегда и хотел. Я хочу обеспечить твою безопасность, чтобы никогда ничего подобного с тобой не произошло.
При этих словах Клементина почувствовала, что прошлое рушится как старые хрупкие кирпичи. Когда Джексон так близко, защищая ее, она не станет больше вспоминать лицо того человека из прошлого. В конце концов, он просто человек с сильными руками и слабым разумом, и он не тронет ее. Он никогда не прикоснется к ней.
– Я люблю тебя, – прошептала она.
Джексону показалось, что последняя часть его души встала на место. Он стал единым целым. Его мать говорила, что это случится, когда он встретит свою единственную, свою половину. Мать знала гораздо больше, чем он думал. Джексон смотрел на Клементину, пропитываясь ее красотой. Ее кожа была восхитительной, как свежее масло, скулы высокими и чистыми, губы – нежный розовый завиток. Женщина, о которой повсюду страстно мечтают мужчины. И она – с ним.
Джексон наклонился и поцеловал ее в щеку так нежно, как будто крылышки бабочки слегка задели кожу. Он целовал ее лоб, веки, нос, подбородок. Клементина закрыла глаза. Она боялась открыть их и разрушить чары.
Наконец, его губы коснулись ее губ. Все было так, как Клементина представляла. Губы были теплыми, нежными, и язык танцевал в одном ритме с ее языком. Она отстранилась.
– Ты подождешь, пока я буду готова? Сейчас я боюсь. Боюсь разрушить то, что есть между нами.
Джексон зарылся лицом в ее волосы:
– Я буду ждать тебя вечно.
– Не отпускай меня, – сказала Клементина, обвивая руками его шею.
– Никогда. – Джексон снова целовал ее лицо, наслаждаясь нежностью кожи, о которой он только мечтал. Будь он проклят, если когда-нибудь отпустит ее.
Клементина откинулась назад, чтобы отчетливо видеть его лицо. У нее все еще оставались сомнения на его счет и, конечно же, на свой собственный, но когда Джексон наконец-то был здесь – любящий, преданный – как она могла сопротивляться? Если она не попытается сейчас, будет ли между ними всегда отдаленность, какое-то сомнение и натянутость? Не будет ли он думать, что она вообще никогда не сможет отдаться ему?