— Не может он этого сделать!.. Бог он или человек — не знаю… Но это невозможно! Ни для человека, ни для бога…
— Бог, у которого забирают власть, это уже не бог.
— Атлантида ведь не на Фаэтоне, — угнетаемый тяжкими мыслями, сказал Рагуши.
— Фаэтонцы на Атлантиде не вечны. Они умрут так же, как умрем и мы. А что они передали земным атлантам?… Научили их строить храмы. Привили тупой фанатизм — веру в могущество Бога-Отца. Создали касту рабовладельцев… А знаешь ли ты, сколько нужно этим людям, чтобы хорошо освоить всю планету?… Все ее земли, острова, материки… Тысячи земных оборотов, мой дорогой Рагуши!..
Рагуши думал с таким усилием, будто в голове у него вертелись тяжелые жернова. Наконец о: \ сказал:
— Я согласен, Ечука…
Вскоре они убедились, что инсценировка взрыва ракеты удалась блестяще. Корабль, отправленный фаэтонскими жрецами на место взрыва, обнаружил широкое поле радиации. Ничего более он не мог и не надеялся там найти.
Рагуши поставил свою ракету среди могучих деревьев недалеко от помещений, в которых жили дети. Строения эти были расположены так, что их трудно было заметить с воздуха.
Раньше космонавт, прилетая к отцу, не разрешал пользоваться стеной горизонтов в своей ракете. Теперь это для Рагуши не имело никакого значения, так как он не собирался возвращаться во Дворец Бессмертного. Единственное, чего не мог позволить Рагуши, — это посылать передачи на Фаэтон: их бы немедленно обнаружили!..
Ни Ечука-отец, ни Рагуши никогда не принимали передач с Материка Свободы. Поэтому можно понять, с каким волнением они подошли к матовому экрану, который занимал большое пространство между потолком и полом корабельного салона. Волновался и Коля. Что делается теперь на Фаэтоне?…
Было это вечером, когда салон космического корабля заполнили тропические сумерки.
Включив стену горизонтов, колонисты услышали тревожный голос диктора Материка Свободы. Изображения еще не было — оно появится чуть погодя, — но оттого, что говорил диктор, их лица сначала покрылись холодным потом, а через несколько секунд засветились радостью.
— Юпитер! Юпитер! — звал диктор. — Я Фаэтон… Продолжаю, продолжаю!.. Они окружили Дворец Бессмертного… Они летают над ним без всяких препятствий… Скованные сном, легионы Бессмертного бессильны… Пока еще не пролилось ни единой капли крови…
— Свершилось! — радостно воскликнул Коля, сжимая в объятиях то космонавта, то отца. — Революция! — крикнул Николай. — Это действует станция Чамино!..
Задыхаясь, он объяснил то, что сейчас происходило на их родине.
Весь экран заполнили человеческие фигуры в белых плащах. Это была Армия первого удара, которой
командовал Лашуре. Бойцы летали над куполом Дворца Бессмертного, рассекая пластмассовые стены лучами жуго. Вот они сотнями спускаются в громадные залы Дворца, бегут по лестнице, наталкиваются на силуэты карателей, стоящих неподвижно, словно статуи.
Советники и жрецы застыли в тех же позах, в которых их застали волны Чамино. Бойцы в белых плащах отбрасывают их прочь, жрецы падают, но позы их не меняются, они будто окаменели.
На экране возникла коренастая фигура Лашуре. Он кричит:
— Ищите Единого! Ищите Лочу!..
— Гашо! — крикнул отец, узнав младшего брата. Казалось, каждая морщинка засветилась на его старческом лице. — Рагуши, ты видишь?… Это мой брат Гашо! Он командует повстанцами…
Народные бойцы спускались в города, обезоруживали карателей, занимали храмы и контрольные пункты, стаскивали окаменевшие фигуры жрецов в подвалы храмов, где раньше пытали людей. Теперь туда складывали штабелями, словно бревна, жрецов. Пусть полежат до поры до времени.
Николай понимал, что Материк Свободы стремился к тому, чтобы ход революции сохранился в Пантеоне Разума во всех своих величественных подробностях. Пантеон видел сейчас всю планету. Не было ни одного уголка, куда бы он не мог заглянуть волнами своих приборов, не говоря уже о стенах горизонтов и тысячах шахо, при помощи которых он очень легко получал информацию. Эта информация обрабатывалась молниеносно. На Юпитер передавалось самое существенное — как бы сконденсированные сгустки событий…
На экране возник Штаб повстанцев. Чамино был охвачен бешеной энергией, он ощущал революцию каждым нервом. Все, что происходило на поверхности, сразу же отражалось на штабной стене горизонтов. Это позволяло Чамино отдавать необходимые распоряжения и команды.
«Где же Лоча? Где Бессмертный? — с нарастающей тревогой думал Николай. — Почему они выпали из поля зрения Пантеона?»
— Значит, революцию возглавил Чамино, — с удовольствием отметил отец.
— А сам он впоследствии не сядет на место Бессмертного? — скептически спросил Рагуши.
— Нет, мой друг. Такие ошибки не повторяются.
— Наоборот! Мне кажется, что вся история человечества состоит из повторения одних и тех же ошибок.
— Возможно. Но только до тех пор, пока человечество не освободило свой разум от подпорок. Этими подпорками я считаю человеческий эгоизм, который в переходный период иногда помогает развитию… А сейчас… Сейчас разум созрел — прочь подпорки!..
Но вот, наконец, они увидели фигуру Бессмертного. Его широкая борода и суровые черты лица обычно пробуждали трепет. Сейчас же Бессмертный улыбался, и это было неестественно, в это невозможно было поверить. И нее же он улыбался. Улыбка его была страшной. В ней чувствовалось такое высокомерие и такое презрение ко всему живому — к мирам, к светилам, к безграничной вселенной, что Рагуши и Николая объял ужас. Только Ечука-отец нашел в себе силы сказать:
— Он у пульта Солнечного Кольца!.. Там стены и двери из такого материала, что его не пробьет никакая сила. Нельзя даже бросить бомбу…
Прозвучал голос-гром:
— Богоотступник Чамино! Ты слышишь голос Всевышнего?…
В то же мгновение на экране появилась фигура Чамино, а Бессмертный исчез. Пантеон Разума предоставил слово вождю повстанцев.
— Я слышу тебя, Ташука!.. Для нас ты не бог, не всевышний и не бессмертный, — спокойно сказал Чамино. — Ты только устаревший эксперимент фаэтонской медицины. Слушай, Ташука! У тебя нет армии. Ты остался один. А нас миллионы, сотни миллионов. Мы не хотим крови. Все твои легионеры, объятые сном, будут возвращены к нормальной жизни. Все жрецы, советники и служители твоих храмов получат право обычных граждан. Тебе, Ташука, мы также не собираемся укорачивать век. Мы только заберем у тебя власть над Великим Солнечным Кольцом. Мы откроем твой дворец. Он станет доступен всем. Мимо тебя ежедневно будут проходить люди, чьим властелином ты был недавно. Мы не запретим склонять перед тобой колени, так как не считаем, что такое запрещение необходимо. Но наши ученые будут объяснять людям, что никаких тайн в твоем бессмертии нет, что каждый человек может стать таким же бессмертным, как ты. Поэтому ты навеки останешься бессмертным, только это слово мы напишем с маленькой буквы. Неужели же за эту большую букву ты начнешь борьбу против своего народа? Опомнись, Ташука! Открой двери к пульту Солнечного Кольца. Иначе мы вынуждены будем применить силу…
Чамино исчез, появилась фигура Бессмертного.
Волны Чамино на него не действовали. Николай понял: стены помещения, где находился пульт управления Солнечным Кольцом, покрыты слоем защитного вещества. А может, Единый разгадал секрет, который попал ему в руки вместе с разведчиками повстанцев?
— Как ты смеешь, никчемная букашка, так разговаривать со своим богом? — сурово сказал Единый. — Неужели тебе не известно, что я имею власть не только над нашей планетной системой?… Тысячи звезд и планет, которые смертный человек видит невооруженным глазом, — это мои владения. Вся Галактика из конца в конец принадлежит мне. Давно уже богоотступнические племена, погрязшие в грехах, побуждают меня совершить страшный суд. Но до сих пор я терпел. Теперь я не имею права терпеть, так как грехи стали перебрасываться с планеты на планету.
Прозвучал спокойный голос Чамино — самого его на экране не было.
