– Я остаюсь с тобой, Лайт. Следопыт нахмурился:
– Если я тебя где-то оставляю, Мэгги, то я должен быть уверен, что, когда вернусь, найду тебя там. – Он снова стал смотреть в подзорную трубу.
– В следующий раз я тебя послушаюсь.
– Ах ты, бесенок!
– Так кто сюда едет?
– Плоскодонка. В ней трое мужчин. Двое работают шестами, один сидит на рулевом весле.
Плоскодонка была сработана рукой мастера. Лайт понял это с первого взгляда. Она была длинная, узкая и, судя по ходу, очень легкая. С невысокими бортами, с низким укрытием, с мачтой, это суденышко могло идти на шестах, на веслах или под парусом.
Мужчина на рулевом весле стоял широко расставив ноги. Широкоплечий, подтянутый, с рыжеватыми волосами до плеч, с аккуратно подстриженной каштановой бородкой, он сильно отличался от двух других.
– Пригнись! – быстро скомандовал Лайт. Один из мужчин достал морской бинокль и начал осматривать берег.
– Это делавары, Лайт?
– Нет.
– Почему мы их боимся?
– Лучше сначала выяснить, кто они такие и что здесь делают, ласточка. А уже потом показываться им.
Не успел Лайт произнести последнее слово, как у них за спиной раздался холодящий душу вопль.
Следопыт обернулся и увидел, как из-за зарослей шиповника выскакивают два воина-делавара с занесенными томагавками. Уверенные в своей победе, индейцы издали вопль торжества еще до начала боя.
У Лайта не было времени выстрелить. Тогда, отступив на шаг, он взмахнул прикладом и ударил одного из воинов в лицо. Послышался хруст костей, и из разбитого носа индейца хлынула кровь. Крича от боли, тот упал на спину.
Мэгги с быстротой кошки вскочила на ноги и успела нагнуться и увернуться от удара томагавком, который попытался нанести ей второй делавар. Индеец был слишком близко, и молодая женщина пырнула его ножом. Тут же она бросилась на землю и откатилась в сторону. Делавар промедлил всего лишь секунду, но этого времени хватило на то, чтобы Лайт перевернул свое ружье и выстрелил. На груди воина расцвело кровавое пятно. Он покачнулся и рухнул навзничь.
Второй воин, продолжая вопить от боли, бросился бежать. Лайт отшвырнул ружье и кинулся следом. Догнать раненого не составило труда. Следопыт вонзил нож ему в спину. Удар был точен. Наклонившись над мертвым, Лайт вытащил нож и побежал обратно к Мэгги.
На поляне не было никого, кроме мертвого индейца. У Лайта от ужаса перехватило дыхание.
Его бесценное сокровище пропало!
– Мэгги! – Отчаянный крик вырвался из глубины его сердца. – Мэг-ги!
Схватив ружье, полуослепленный страхом и недобрыми предчувствиями, он помчался через кустарник в ту сторону, где они оставили своих лошадей.
Там, уперев руки в бока, стояла Мэгги и смотрела вслед двум индейцам, удалявшимся на их лошадях.
– Они забрали наших лошадей, Лайт! Ну, как тебе это нравится?
– К черту этих проклятущих лошадей! – Следующие его слова были смесью французского и языка осейджей. Он произнес их очень сердито, схватив Мэгги за плечи и встряхивая ее. А потом он притянул ее за плечи и яростно обнял. – Mon Dieu, chérie! Ты меня напугала. Прошу тебя, девочка моя, всегда оставайся там, где я тебе велю!
Мэгги прижалась к мужу. Потом подняла голову, посмотрела ему в глаза и тяжко вздохнула:
– Если бы я осталась, то меня бы уже не было – как лошадей!
– Mon Dieu, это правда, мое сокровище. Лайт снова привлек к себе жену.
– Что мы будем делать без лошадей? – печально произнесла Мэгги.
– Не знаю. Я надеялся встретить народ моей матери и обменять их. – Лайт был раздосадован. – Чтобы ехать через прерию, нам понадобятся лошади покрепче.
– Мы справимся, Лайт. Не тревожься, – успокоила его жена.
– Хорошо, что мы не успели навьючить лошадей, – хмыкнул он. – Хоть какая-то радость.
– И что теперь, Лайт?
– Мы посмотрим, что за люди в той плоскодонке. В конце концов их всего трое, а одному Богу известно, сколько делаваров мы можем встретить между этим местом и поворотом реки.
Еще вчера вечером Эли Нильсен знал, что выше по течению перед ним идет человек и что он путешествует налегке. Только одинокий путник мог обработать тушу лани именно так: взять столько, сколько можно съесть, прежде чем мясо испортится, а остальное бросить в реку. Заметив убитое животное, Нильсен, Дешанель и немец по фамилии Крюгер гнали плоскодонку вверх по реке, пока не стемнело.
На рассвете Нильсен взялся за рулевое весло, а Отто Крюгер (возможно, лучший плотник на территории Миссисипи, но и самый неприятный по характеру) и Поль Дешанель, друг Эли, работали шестами.
– Ты думаешь, это он? – спросил Поль, с усилием вытаскивая свой шест из илистого дна.
– Возможно. Пикет сказал, что он уехал из Сент-Чарльза неделю назад.
– Если это он, mon ami, то ты увидишь его еще до ночи. Конечно, если делаварам не вздумается напасть на нас… или на него.
– Я был уверен, что он двинется вдоль берега. Пикет ничего не сказал, но путь к Обрывам вдоль реки самый удобный.
– Черт, Пикет не говорил, что твой Лайтбоди идет к Обрывам.
– Осторожный парень. Поль только хмыкнул.
– Охотники, который ехаль по реке тфа тня назат, не фидель никакой пелый лютей, – произнес немец.
– Они могли принять его за индейца.
– Ну да… – Поль снял с головы меховую шапку. – А разве он не индеец?
– Он тикарь?
Крюгер повернул свою лысую голову. У немца была такая толстая шея, что Поля всегда удивляло, как он умудрялся двигать ею.
Эли смотрел в бинокль.
– Если у него есть хоть капля ума, то он постарается обойти делаваров подальше, – проворчал Поль, налегая на шест. – Но если он безмозглый и пошел напролом – ходить ему без шевелюры. Хуже делаваров только наш Крюгер.
– Если он хочет достигнуть Обрывов до наступления зимы, то он идет вдоль реки.
Эли снова поднес бинокль к глазам.
– Кто знает, mon ami, почему француз поступает так, а не иначе. – Поль ухмыльнулся. – А француз с кровью осейджей… – он покрутил пальцем у виска, – сумасшедший мартовский заяц. Да-да-да, Эли, и не спорь. Этот Лайтбоди не дает тебе покоя уже пять лет!
Нильсен спорить не стал. Не мог он рассказать своему другу и то, зачем ему нужен метис. Когда-нибудь он это сделает, но не сейчас.