Узи с Итамаром подошли к небольшому бараку, служившему и продовольственной лавкой, и крошечным кафе. Позади была забетонированная площадка. За одним из двух круглых пластмассовых столиков сидел совсем молодой человек, примерно ровесник Итамара. Он выглядел худым и хрупким, а его лицо в очках было гладким, почти лишенным растительности. Парень улыбнулся и поднял руку в знак приветствия.

— Шмуэль Ганиэль, — представил его Узи. — Мой друг и помощник во всех делах.

Пока Итамар и Шмуэль пожимали друг другу руки, Узи позвал хозяина и заказал «обычную порцию».

— Знаешь ли ты, Итамар, — сказал Узи, когда они уселись, — что без Шмуэля я был бы никем, полным нулем? Я ведь принадлежу к типу весьма легкомысленных людей, которые во всем и везде ищут смешные трюки. К счастью, Шмуэль — моя полная противоположность.

— Ну, это не так, — возразил юноша. — Узи — человек глубокий. Нужно только обнаружить эту глубину, пробурить, так сказать, скважину и открыть источнику мудрости дорогу наружу.

— Опять ты защищаешь меня, — сказал Узи. — Не верь ему, Итамар. Шмуэль, правда, пытается удерживать меня от легкомыслия, но это не всегда ему удается. Признайся, Шмуэль: ведь это ты даешь мне все блестящие идеи. С этой точки зрения мы — идеальная команда. Мои фильмы — довольно удачная, по-моему, смесь сложных парадоксов с трюками для широких масс. — Узи развел руками, как бы извиняясь. — Что поделаешь, это моя слабость — люблю обращаться к толпе. Таким уж уродился. Но ведь и Шекспир пользовался всякими приемчиками, чтобы привлечь сброд на свои спектакли, не так ли?

Его рассуждения показались Итамару занятными.

— И это срабатывает уже четыреста лет, — весело сказал он. — При первой же возможности пойду смотреть ваши фильмы.

— Ты ни разу их не видел? — удивился Шмуэль. Узи поспешил вмешаться до того, как Итамар успел ответить.

— Ну и что? Я не обижен. Ты немного потерял, поверь мне. Все эти специалисты создают много шума, философствуют на пустом месте. Ты еще познакомишься с этой смехотворной публикой. Но, в общем, они безвредны, иногда даже помогают тебе понять, что именно ты хотел выразить. Ты знаешь, какой смысл они выискали в названии моего последнего фильма «Огромный запас»?

Узи и Шмуэль рассмеялись, вспомнив об этом.

— Мы набрели на это название в самый последний момент, — продолжал Узи, посмеявшись всласть. — Вдвоем мы сидели здесь и ломали головы, какое название дать картине. Ты ведь знаешь, иногда это очень трудно. Ничего не лезло в башку, но тут внизу остановился фургон, развозящий продукты. На его боку красовалась реклама фирмы «Осем»: «Огромный запас крекеров для всей семьи» — или что-то похожее.

— И тут я сказал — вот название для нашей ленты, — вмешался Шмуэль.

— Да, точно. Ты первым обратил внимание. Такое отличное запоминающееся название, а главное — никакой связи с фильмом. Но потом… Какие я услышал толкования! Эти олухи, Котрих и Абулафия, спорили на радио. Один утверждал, что «огромный запас» — это заряд сексуальности Глории, другой возражал, что речь идет о ее духовном багаже. Поцы!

— Вы часто сиживаете здесь? — спросил Итамар. — Тут славно.

— Да, местечко вдохновляет, — ответил Узи.

— Я снимаю поблизости комнату, — сказал Шмуэль и указал на высокое здание: — На последнем этаже.

Наблюдая за взглядами и улыбками, которые эти двое посылали друг другу, по тону их разговора Итамар постепенно начал подозревать, что они сотрудничают не только в творческой сфере. У Итамара, как правило, уходило много времени, чтобы понять суть отношений между людьми, однако, долго прожив в Нью-Йорке, он научился распознавать признаки «альтернативной сексуальной ориентации» в поведении окружающих.

Хозяин принес Узи его завтрак: омлет с салатом и черный кофе. Итамар от завтрака отказался.

— Нам повезло, что мы нашли такое место, — сказал Узи.

— Я просто влюблен в него и могу жить только здесь, — добавил Шмуэль. — Моя комната выходит прямо на крышу. Представляешь, в ясный день ты видишь прибрежную полосу почти до Нетании. Какой чудесной была бы наша страна, если бы взгляд охватывал всю ее сразу!

— Как Гонконг, — сказал Узи. — Почему бы нам не быть вторым Гонконгом? Там отлично. Не жизнь, а малина.

— Иногда, когда я лежу в своей комнате и вижу в окно небо, — продолжил Шмуэль свою мысль, — мне кажется, что земля вообще не нужна. Ах, если бы можно было жить на порхающем в небесах перышке, не нуждаясь в этой коричневой химической смеси, состоящей из алюминия, магния и еще черт знает каких элементов, на которую мы наступаем, проливаем за нее кровь и почему-то придаем ей такое колоссальное, прямо-таки мистическое значение. С каких это пор еврейский народ нуждается в земле?

Его голос поднялся на крещендо, но потом утих и даже приобрел грустный оттенок, когда он добавил:

— В особенности теперь, когда все у нас покрывается асфальтом — в угоду автомобилистам.

— Из-за пробок у него иногда уходит час, чтобы добраться отсюда до университета, — заметил Узи. — Он там работает.

— В библиотеке, — уточнил Шмуэль.

— Никогда бы не подумал, что ты — библиотекарь, — сказал Итамар.

— Он работает там только потому, что это позволяет ему делать со мной фильмы, — объяснил за юношу Узи.

— Да, это верно, — подтвердил Шмуэль. — Будучи интеллектуалом, я нахожу, что в библиотеке можно спокойно размышлять.

— А ты не чувствуешь себя оторванным от мира, целый день просиживая в библиотеке? Я бы в таком месте просто высох, — сказал Итамар. — Возможно, это неплохо для философа, но, по-моему, губительно для кинематографиста.

Сказав это, Итамар испугался, не обидел ли он чувствительного юношу.

— Для меня это идеальный вариант. — По тону Шмуэля было ясно, что он ничуть не обиделся. — Всякий раз, когда мне не хватает новых идей, я встаю и брожу между полками. Время от времени беру какую-нибудь книгу. Наугад. Иногда мое внимание привлекает переплет, иногда имя автора … Все равно. Я открываю книгу посередине и читаю. И вдруг в мозгу что-то поворачивается и возникает новая идея. Обычно она никак не связана с тем, что я только что прочел. Таков мой источник вдохновения. Ведь каждая строка — это целый мир. Внешние раздражители только мешают, а в библиотеке стоит тишина, лишь тихо шипят лампы дневного света или кто-то скрипнет стулом.

— Не знаю, как ты можешь! — поразился Узи. — Я бы спятил, если бы меня заставили проторчать в библиотеке целый день. В студенческие годы я ходил туда главным образом, чтобы выспаться.

— Вы учились на кинофакультете? — спросил Итамар.

— Нет-нет. Сегодня я там преподаю, но когда я был студентом, то, кажется, даже о нем не слышал. Знаешь, что я изучал? Международные отношения. Трудно поверить. Понимаешь, моей жене взбрело в голову стать супругой дипломата. Она всегда была скуповата, и думаю, ей не давала покоя мысль, что «наше капиталовложение», как она называла мою учебу, пропадет даром. Она потребовала от меня подать документы в дипломатическую школу при министерстве иностранных дел. Ты можешь себе представить меня сортирующим анкеты в нашем консульстве в Атланте? И это в лучшем случае. Как и Поль Гоген, я понял, что семейная жизнь не по мне. В конце концов каждый из нас пошел своей дорогой. Она — в объятия Мордехая Сивана, нашего представителя в Риме, а я — на пляжи, в тель-авивские бары… Чего только не перепробовал. Все искал… Чего? Не знаю… Пожалуй, вкуса жизни, хоть это и звучит ужасно банально. И как-то попал в библиотеку…

— Самые важные повороты в жизни происходят случайно, — вмешался Шмуэль.

— Да, это правда. За несколько минут до закрытия библиотеки Шмуэль наставил меня на путь истинный. С тех пор мы вместе.

— Двое порой добиваются гораздо большего, чем если бы каждый из них трудился по отдельности, — серьезно заметил Шмуэль. — Результат бывает значительнее, чем простая сумма их достижений. Я, пожалуй, ошибся, говоря о случайности нашей встречи. Нет, то была судьба! Она свела нас вместе. И тогда мы еще не знали истории, связавшей в прошлом наши семьи…