— И это ты ему выложила?
— Конечно. Расписала, как ты изумителен в постели, — рассмеялась Рита. — Если бы ты был женщиной, то понимал бы, что таких вещей не говорят другому мужчине.
Наконец Рита съела свою спаржу. Она прижала пальцы к вискам — это, как уже подметил Итамар, было признаком того, что Рита собирается заговорить о чем-то важном для нее. Так и случилось. Она убрала руки от лица и обратилась к Итамару:
— Если хочешь знать все, я сказала ему, что спала с тобой два-три раза. О'кей? Теперь ты доволен? Я не хотела говорить раньше, потому что знала, как ты отреагируешь.
Итамар побледнел.
— Прекрати! Не смотри на меня так! Я просто сказала, что мне захотелось попробовать, ну и мне хватило… Теперь мы друзья, не более того.
— Зачем тебе понадобилось посвящать его в наши отношения? Ведь это только наше, только между нами…
— Ну, это уже свинство с твоей стороны! — разозлилась Рита. — Ты не можешь меня заставить жить во лжи! По моим понятиям, искренность очень важная черта. Ты думаешь, мне легко скрывать от Гади свою жизнь? Он мой муж, и я должна посвящать его во все. Он будет очень огорчен, если почувствует, что я отдаляюсь от него, что он больше не может поддержать меня в моих поисках смысла жизни. Когда я рассказала ему о «Lieder» и о… Ладно, я сказала и о «Возвращении Моцарта». О'кей?
— Рита … — В отчаянии он еле смог выговорить ее имя.
— Почему ты так странно реагируешь? — повысила она голос. — Подумаешь, какой секрет! Пойми, у Гади большие связи с Каманским, и я думала, что это может тебе помочь. Как видишь, я оказалась права …
— Но я вовсе не заинтересован в том, чтобы Каманский этим занимался. И уж во всяком случае, не сейчас.
— Каманский должен понять, что у тебя огромный потенциал, что ты способен на гораздо большее, чем один фильм. Он поможет тебе пробиться. Нельзя пренебрегать такими связями. Кстати, он будет у меня послезавтра на коктейле. Ты, конечно, придешь? Не разочаровывай меня.
— Рита, я не уверен, что буду в состоянии прийти, учитывая ситуацию.
— Ты же обещал!
— Но сейчас я знаю, что ты рассказала о нас Гади.
— Но он не знает, что я рассказала тебе, что рассказала ему.
— Зато я знаю. И что будет, если ты успеешь рассказать ему, что рассказала мне, что рассказала ему?
— Я не скажу ему. Но если даже и… Подожди, подожди, я совсем запуталась. — Рита остановилась на миг. — Нет, я права, и тогда ничего не случится, так как я скажу ему, что не сказала тебе, что он знает. Так что вы оба будете в полном порядке.
— Ты хочешь, чтобы мы оба вели себя так, будто ничего не знаем?
— Ах, это не столь для него важно. Он не придает сексуальному контакту такого большого значения.
— Для него это не духовный акт?
— Сейчас ты уже издеваешься надо мной. Все идет наперекосяк. А я думала, что мы снимем здесь номер на несколько часов, но теперь у меня уже нет настроения. Почему ты отказываешься прийти ко мне послезавтра?
— Ты не понимаешь, что я буду не в своей тарелке со всеми этими людьми? Да еще с Гади!
— Нет, я понимаю! Пока ты спал со мной и все было шито-крыто, у тебя не было проблем. Ты готов был встретиться с Гади. Но сейчас, когда тебе стало известно, что он в курсе, тебя вдруг замучили угрызения совести. Может, ты просто боишься столкнуться с ним лицом к лицу?
Итамар вынужден был признаться самому себе, что действительно опасался встречи с Ритиным мужем.
— Сколько там будет народу, кроме Каманского?
— Откуда я могу заранее знать, сколько народу придет? Но кто мне важен, так это Каманский. Я вожусь с этим вечером только ради тебя, Итамар. Ты должен продвигаться в жизни. «Возвращение Моцарта» — чрезвычайно важный этап. Ну как тебе объяснить? «Lieder» — хороший фильм, но он не… Мне трудно подобрать такие слова, чтобы не обидеть тебя.
— Договаривай.
— Это хороший фильм, не пойми меня превратно. Он даже очень хорош, но он — не высокое искусство в полном смысле слова …
Итамар был уязвлен до глубины души. До сих пор, несмотря на многократные напоминания самому себе, что он начинающий режиссер и, возможно, никогда не поднимется до уровня великих кинематографистов, перед которыми преклонялся, несмотря на то что в моменты депрессии, перечитывая сценарий, он приходил к выводу, что его произведение скучно и ничтожно, Итамар все же в глубине души верил, что сценарий «Lieder» оригинален и смел и никому, кроме него, не удастся сделать столь блестящий фильм на такую тему. Он надеялся, что придет день, когда весь мир будет рукоплескать его картине.
— Видишь ли… — продолжила Рита. — Я говорила о твоем сценарии с профессором Гавриэловым. После того как я нажала на него, он признал, что в «Lieder» можно найти проблески таланта. Но не более того. Я, конечно, не согласилась. Твой сценарий прекрасен, прекрасен, и я не отказываюсь ни от единого слова из тех, что сказала тебе тогда, у тебя в комнате. Но это биографический фильм, который по своей природе ограничен с точки зрения художественности. Все это я объяснила Гавриэлову, я просто как львица дралась за тебя. Знаешь, Габи иногда бывает таким дурачком — он пытался приставать ко мне у себя в кабинете. Мне удалось разъяснить ему свои позиции с помощью абсолютно бесполого поцелуя в щеку. Некоторые мужчины думают, что если женщина говорит с ними на определенные темы, то ее можно тут же уложить в постель. Мы долго беседовали о «Lieder», и я объяснила ему, что невозможно требовать большего ни от тебя, ни от кого другого, поскольку речь идет о биографическом фильме, где практически нет места авторской фантазии.
— Это верно…
— А теперь сравни свой первый опыт с «Возвращением Моцарта»! Ах, какие художественные приемы можно там применить! Я представляю себе начало фильма: крылатый Моцарт витает в небесах, он ищет подходящее место для спуска. Под ним проносятся города и селения. Может быть, подойдут австрийские Альпы? Подумай об этом, Итамар! Сделай «Lieder», это важно тебе самому, просто необходимо, чтобы избавиться от вселившегося в тебя духа Меламеда, чтобы суметь двигаться дальше — к высокому чистому искусству. Ты сможешь, например, сделать фильм о стихах Одеда Бавли. И сопроводить его своей игрой на скрипке. Недавно я видела на нашем факультете фильм японского режиссера, который целиком состоит из отснятых кусочков текста одного японского стихотворения шестнадцатого века. Я не знаю японский, но это и не важно. Все равно эти иероглифы проскакивают с такой быстротой, что и японцы не успевают их прочесть. Очень любопытная лента. Особенно интересно, что в нее вмонтированы куски засвеченной пленки, чтобы дать зрителям возможность подумать в те мгновения, пока экран остается черным. В общем, если Каманский заинтересован в «Возвращении Моцарта» и фильм получится, представь себе, какого успеха ты достигнешь!
— В чем он может быть заинтересован? Я еще не представил ему никакого сценария. Да я и не написал еще ничего! К тому же я не думаю, что в следующий раз хотел бы видеть его в роли своего продюсера.
— Но у него огромное влияние. — Рита посмотрела на Итамара с озабоченностью и удивлением.
— По правде говоря, я не уверен, что хочу продолжать работу над «Lieder». Ситуация очень сложная. Если бы ты только понимала, что здесь происходит!
— Так, может быть, ты мне объяснишь? Я ведь совершенно откровенна с тобой, а ты все время что-то скрываешь. Что вообще происходит? Почему ты отказываешься от постановки? Дрожь в коленках? Испугался критики? Итамар, знай, если ты не сделаешь фильм, то я… О, как мне нужно сейчас поговорить с Гади!
Рита немного успокоилась, лишь когда, достав из сумочки белый сотовый телефон, стала набирать номер Гади. Говоря с ним, она повернулась к окну и прикрыла ладонью рот, но не настолько, чтобы Итамар не слышал. Рита рассказала мужу, как ей грустно, как ей его не хватает в данный момент. «Ты знаешь, где я сейчас? — спросила она, смахнув слезы. — В отеле «Цедеф». Гади, помнишь, как прекрасно было здесь месяц назад? Может, ты приедешь сейчас сюда? Жаль. Но по крайней мере, будь дома, когда я вернусь».
