— Она? О ком ты говоришь?

— Но о ком же, как не о Лукреции? Она добрая христианка и приняла мое предложение с тем, что мы обвенчаемся в храме, который должен быть моим храмом и непременно здесь, в присутствии тех, которые так много болтали всякого вздора о нас. Для вас, господин пастор, конечно, не тайна, что глупые люди говорили, будто Лукреция вовсе не Божье создание и до того, как попасть в мой дом, была русалкой и тому подобные глупости.

— Знаю, знаю, — ответил пастор, — я тщетно старался рассеять это безумное суеверие, однако на них не следует так обижаться: кто воспитан на море, тот всегда склонен приписывать все морю, и если посторонний человек появляется на острове неизвестно откуда, то естественно, они предполагают, что его выкинуло море, в таинственной глубине которого он до тех пор жил. Но, мой друг, что касается вашего бракосочетания, то об этом еще нужно подумать; соединить тебя с этой чужой женщиной не так-то просто, как тебе кажется. Вероятно, бумаги ее едва ли в порядке, и едва ли она может представить документы о своем рождении и крещении.

— Это можно рассказать в нескольких словах, — сказал Гаральд. — Лукреция была прислугой в одном графском доме, далеко в глубине Германии. Молодой граф, единственный потомок графской фамилии, полюбил ее всем сердцем, и она отвечала ему тем же. В результате этого родился ребенок, плод любви, хотя и запретной; это прелестный ребенок, и я полюбил его всей душой. Едва мать графа узнала об этом, как решила немедленно же удалить девушку из дома. Она выбрала работника, служившего в ее поместье, грубого, злого человека, дала ему денег и просила уехать с Лукрецией в Америку и там обвенчаться. Этого человека звали Лейхтвейсом…

Гаральд сделал маленькую паузу, хорошо сознавая, что в эту минуту он говорит неправду или, по крайней мере, скрывает одно очень важное обстоятельство. Лукреция ему призналась, что она обвенчана с Лейхтвейсом, но Гаральд уверил ее, что парусное судно, на котором она с мужем отправлялась в Америку, на его глазах во время шторма потонуло в окрестностях Боркума и никто из пассажиров и команды не спасся. Он также умолчал о том, что сведения о Лейхтвейсе еще могут появиться. Помолчав несколько мгновений, Гаральд Кнут продолжал:

— Лукреция с мужем и ребенком плыли на парусном американском судне, и когда оно достигло берегов Боркума, то попало в водоворот, где и погибло. Я собственными глазами видел, как оно погрузилось в воду. Негодяй, взявший на себя обязательства увезти несчастную Лукрецию в Америку, покоится теперь на дне морском.

— Странно, — прервал рассказ Кнута пастор, — ты говоришь, что судно затонуло близ Боркума, а между тем никаких остатков его не было выброшено на берег, как это обыкновенно случается.

— Шторм был слишком сильный, — ответил Гаральд, — и ветер дул в противоположную сторону; не следует забывать и того, что судно не разбилось о подводные камни, а, наполнившись водой, моментально погрузилось в глубину. Вот и вся история Бледной женщины, живущей в моем доме. А теперь, господин пастор, постарайтесь забыть о том, что когда-то произошло между нами.

Пастор встал и, положив обе руки на плечи рыбака, долго и пристально смотрел на него.

— Вот видишь, Гаральд Кнут, Бог есть, и я выиграл пари, которое ты когда-то держал со мною. Ты возвратился из поездки хотя и побежденным, но внутренне исправленным. Бог вернул тебя в свое лоно и без моей помощи, когда я и не подозревал этого. Он послал тебе женщину и ребенка, чтоб посредством их вернуть тебя церкви, и потому, мне кажется, я должен исполнить твое желание, так как, по-видимому, нет препятствий к вашему бракосочетанию. В будущее воскресенье я соединю вас в нашей маленькой церкви. Тебе остается только внести в церковную кассу деньги, которые полагаются за венчание.

— Вот они, господин пастор, — проговорил Гаральд Кнут и, вынув кошелек, торопливо уплатил требуемую сумму.

Протянув священнику руку, Гаральд быстро удалился из его дома, торопясь сообщить Лукреции, что их свадьба состоится в будущее воскресенье, а пастор, подойдя к окну своего кабинета, задумчиво смотрел ему вслед.

— Господь снова проявил свое могущество, — прошептал он. — Я не мог отказать Кнуту. Если Бледная женщина, живущая в его доме, потребовала, чтобы венчание совершилось в храме Божием, то сам Бог послал ее вернуть Гаральда на путь истины.

Когда на другой день жители Боркума прочли у церковной двери объявление о том, что Гаральд Кнут задумал жениться на Бледной женщине и что венчание будет совершено пастором в их маленькой церкви в будущее воскресенье, по всей деревне поднялось волнение, перешедшее почти в бунт. Боркумцы, собравшиеся в трактире, перешептывались между собой, рассказывая друг другу о событии, как о чем-то, во что невозможно поверить, и в конце концов решили послать пастору депутацию с требованием, чтоб он отказался от этого венчания.

Трое старейших из всего общества направились к дому пастора, сопровождаемые целой толпой. Как только они вошли, пастор сразу понял, в чем дело, и дал себе слово не выказывать слабости, решив воспользоваться этим случаем, чтобы нанести чувствительный удар по суеверию, против которого он так долго и бесплодно боролся.

— Извините, господин пастор, — начал самый старый из рыбаков, — мы взяли на себя смелость непрошено явиться в ваш дом, но мы посланы земляками сказать вам, что все жители острова единогласно восстают против того, чтобы вы венчали Гаральда Кнута и Бледную женщину в нашей церкви. Господин пастор знает, как мы его любим и уважаем, что мы всегда были ему послушны и верили каждому его слову, но сегодня не можем надивиться, что господин пастор берется за такое неблагочестивое дело.

Если даже оставить в стороне, что Гаральд Кнут шесть лет не был в церкви, что он водился с нечистой силой в Друидовой пещере, все-таки до сих пор он был честным человеком и служащие у него не могут на него пожаловаться; но с Бледной женщиной… тут, господин пастор, у него дело нечисто. Она родилась не от матери, как мы, и не получила святого крещения: она адского происхождения, господин пастор, и дьявол послал ее Гаральду Кнуту со дна морского, чтобы надежнее связать его и забрать себе его бедную душу. Желание всего общества, чтобы вы, господин пастор, не венчали их… Мы все пойдем к Гаральду Кнуту и скажем: если он не расстанется со своей русалкой и сегодня же не удалит ее с острова, то пусть и сам не остается между нами; мы не потерпим среди нас духов и привидений. Мы и так уже довольно наказаны: наши товарищи не вернулись после первого выезда в нынешнем году. Если Гаральд Кнут обвенчается в нашей церкви с Бледной женщиной, то наступит конец благополучию нашего острова. — В толпе, слушавшей через открытое окно своего посланца, послышался одобрительный шепот. Затем опять все стихло. Старый пастор поднял руку, дав этим знак, что хочет говорить.

— Я вас не перебивал, жители Боркума, — сказал он спокойно, — так как раньше хотел узнать, что вы скажете мне, и судить по этому, как глубоко суеверие проникло в ваши души. Так вот плоды моей сорокалетней деятельности в этом приходе! Плоды от семян, которые я сеял здесь своими усталыми руками? Так вы ставите свои дурацкие сплетни и сказки, выдуманные парой ленивых баб, выше религии, выше христианской веры?!. Гаральда Кнута вы знаете хорошо; он вырос в вашей среде, он сын нашего острова, и если в последние годы стал сомневаться в истинном Боге, то теперь он вернулся к нам верующим, и это событие вы должны встретить с радостью. Кто же помог ему в этом? Женщина. Она открыла ему глаза, объяснив, что только истинный христианин может быть вполне счастлив. Это сделала Бледная женщина, которую вы браните и утверждаете, что она исчадие ада. Разве вы не видели, как она прижимает к груди невинное дитя и питает его своим молоком? Слыхано ли, чтобы русалка кормила ребенка собственным молоком? Дитя — есть милость Господня. Теперь же объявляю, что в воскресенье обвенчаю Гаральда Кнута и Лукрецию в нашей церкви; никто из нас не имеет права препятствовать свадьбе. Берегитесь Гаральда Кнута, очень возможно, что он одолеет вас. Теперь ступайте по домам, и пусть каждый заботится, чтоб самому не нарушить заповедей Господних, потому что многие из вас нуждаются в такой Бледной женщине, которая вернула бы их на путь истины и правды.