Анну вдруг осенило: теперь ясно, почему Филип так настойчиво удерживает ее на пароходе. Конечно, после своего опрометчивого решения он боялся ее появления в Кейп-де-Райве. Если ее поймают у озера, Филипа тоже могут арестовать как пособника убийцы. В результате скандала наверняка пострадает репутация его жены и дочери. Не зря же он упомянул о вещах, на которых имеются его фамильные знаки.

Но тогда зачем ему понадобилось вести эти разговоры про Новый Орлеан? Может, он действительно имеет в виду подключить своего брата? Может, он искренне хочет ей помочь? Только с чего бы? Исключительно из благородства? А почему бы и нет! В конце концов Филип только что доказал, что способен на добрые поступки, да и раньше признался, что поверил ее рассказу. Возможно, он не вполне порядочный человек, но и не окончательный подлец. Филип скорее всего не захочет вводить ее в свой дом, но вдруг он сумеет помочь ей доказать ее невиновность?

А если так, то глупо не принять его помощь. Все равно терять ей нечего. Кейп-де-Райв слишком далеко, чтобы думать о возвращении. Если думать о будущем, хотя бы в пределах ближайших нескольких дней, остается положиться на Филипа Бришара и постараться использовать свой шанс до конца.

Филип что-то пробормотал и приоткрыл глаза. Теперь, глядя на него, она испытывала горькое разочарование. Да, его доброта – не более чем мимолетное участие к одинокой оклеветанной девушке.

Анна мысленно распекла себя за сентиментальность и глупые мечты. Мик был прав в оценке Филипа Бришара. Не следовало обольщаться относительно «напыщенного сноба с голубой кровью, богатого потомка каких-нибудь аристократов». Филип Бришар всего лишь не испытывает к ней антипатии и не должен отречься от своего обещания помочь ей.

Анна отбросила все мысли о починке платья – она не хотела понравиться Филипу. Теперь ей это не казалось важным.

– Вы собираетесь взять меня с собой? – удивилась Анна. По логике вещей ей следовало прятаться от людей, а не лезть им на глаза. Сосредоточившись на спине Филипа, пока он брился, она обдумывала ситуацию и находила его затею с прогулкой несуразной.

Время приближалось к полудню. Филип, поднявшись приблизительно час назад, стоял умытый и почти одетый, за исключением рубашки, с полотенцем на плече. Прежде чем взглянуть – в зеркале – на Анну, он вытер свисающим концом полотенца лезвие своей бритвы.

– А что, вы не хотите идти в город?

Анна хотела. И еще как! Она не отходила от окна, едва пароход вошел в гавань, и уже битый час наблюдала за кипучей жизнью порта. За доком находился рынок и пестрели крыши ярких, нарядных палаток. Рядом с пристанью пекли пироги на решетках, во все стороны брызгал шипящий жир, жарился шашлык на ребрышках. Пассажиров «Герцогини Орлеанской» непосредственно у сходней ждали горластые торговцы, наперебой предлагавшие свой товар. Их голоса вместе с ароматом имбирных лепешек и специй долетали до палубы и манили на берег.

Анна глядела на разношерстную толпу и думала, как современный Сент-Луис не похож на городок ее детства. Правда, тогда родители редко водили ее в гавань, говоря, что у реки околачивается всякий сброд. Сейчас этот шумный, суетливый люд в ее глазах не выглядел сбродом – с годами у Анны сложилось иное представление о тех, кто зарабатывает на жизнь мелкой торговлей.

– Конечно, я хочу в город, – честно призналась она. – Но как вы думаете, разумно ли это? Что, если и там плакаты?

– Да, гулять по рынку дело небезопасное, – сказал Филип, – но в том квартале, куда мы пойдем, наверное, можно. Вряд ли там будут расклеены разыскные плакаты. И леди, с которой я собираюсь вас познакомить, слыхом не слыхала о Стюарте Уилксе и уж тем более не станет сокрушаться, что он преждевременно сошел в могилу.

– Кто эта леди?

– Пусть это будет мой сюрприз, – сказал он, ловко продев руки в белоснежные крахмальные рукава и застегивая пуговицы. Поверх он надел нарядный коричневый жилет, перевитый тонкой золотой нитью. – Почему бы вам не одеться? Я погуляю на палубе, пока вы собираетесь. Как я успел заметить, вы предпочитаете блюсти церемонии. Я зайду за вами через полчаса.

Он был великолепен в рыжеватых брюках, красиво облегающих его мускулистые бедра, и остроносых кожаных ботинках. В расстегнутом вороте сорочки виднелась темная поросль на груди. Анна кивнула в знак согласия. Филип вынул из гардероба пиджак и пошел к двери.

Глядя на его зауженный в талии, слегка расширяющийся книзу коричневый пиджак, Анна на миг вообразила себя на тихих улочках Сент-Луиса идущей рука об руку с этим франтоватым мужчиной. Но тут же поспешила выбросить из головы этот образ. Пока по всем городам на Миссисипи расклеены плакаты с портретами Мика и Анны Конолли, она не должна предаваться подобным фантазиям. К тому же она не имеет на это морального права, так как Филип – женатый человек. В оправдание Анна сказала себе, что приняла его приглашение только потому, что сам Бог велел в этот теплый весенний день вырваться из замкнутого пространства каюты на солнечный свет.

Однако после ухода Филипа она взяла щетку для волос, одну из безделиц, приобретенных на рынке Ганнибала в угоду минутной блажи, и стала расчесывать волосы, пока они не засияли ярче золота. Затем вынула два немудреных платья, купленных на рынке, и встала в тупик, которое из них больше подойдет для выхода в город. Но поскольку оба они покупались для трудной поездки в Кейп-де-Райв, ни одно не годилось для прогулки с элегантно одетым джентльменом.

«Не дури, Анна, – выбранила она себя. – В конце концов, ты собираешься в город с женатым мужчиной, которому особенно и не пристало заглядываться на тебя. Вряд ли его так уж интересует, какое платье ты наденешь и как ты уложишь свои волосы!» Но она не могла забыть своих ощущений от его руки, обнимавшей ее возле конюшен в Ганнибале, и жгучего взгляда, скользнувшего над лифом злополучного медного платья.

– Перестань, Анна! – сказала она вслух. – Ты убеждаешь себя в том, во что тебе хочется верить.

Не раздумывая она схватила одно из платьев – простенькое платье с круглым вырезом, рукавом до локтя и широкой юбкой с прикрепленным к ней букетиком васильков. Дешевый хлопок не шел ни в какое сравнение с тканью платья Клодетт или даже ее собственных платьев, оставшихся в фургоне. Зато сидело оно прекрасно, и его нельзя было назвать смехотворным.

Вернувшись с палубы, Филип вежливо постучал, а услышав «войдите», переступил порог. Анна открыла ставни, чтобы впустить в каюту солнечные лучи, и остановилась у окна, скрестив руки на груди. Ее фигуру окутал мягкий светящийся ореол от отсвечивающих золотом волос до подола фалдящей юбки, касающейся мысков ее туфель. Анна смотрела на Филипа со смущенной улыбкой, как бы ждущей одобрения. Разгладив юбку, она сказала очень буднично:

– Ну вот, это должно подойти.

Филип Бришар, за свою жизнь сопровождавший не одну сотню дам в самых изысканных нарядах, лишился дара речи от необыкновенного превращения, свершившегося за несколько минут. Перед ним стояло совершенно очаровательное создание. Раньше он видел Анну не в лучшем ее состоянии, в ссадинах и синяках, со спутанными волосами, позже – в чужом, слишком тесном платье, с импровизированной лентой, прижимающей волосы. Теперь она вновь стала похожа на ту девушку, которую он впервые увидел в янтарном свете рампы на сцене оперного театра в Ривер-Флэтс. Это была прежняя Анна, обманчиво невинная и вводящая в заблуждение незнакомка, завладевшая его вниманием и усыпившая бдительность. И сейчас, когда он глядел на нее, у него захватывало дух так же, как в тот памятный вечер.

Филип прислонился к двери и скрестил руки на груди.

– Вы непостижимо очаровательны, Анна! – сказал он. – Вы знаете это?

– Мне кажется, это платье такое простое. Не сравнить с прекрасными платьями в вашем гардеробе. – Она выдержала его пристальный взгляд и умолкла, по-видимому, ожидая его слов.