– Разрази меня гром! – крикнул Сет, выбираясь из-за стола. – Она обращается с тобой как с мальчишкой. А ну верни ее и призови к порядку. Что здесь происходит? Что за болтовня насчет поездки на Восток? Впервые слышу об этом. Перекрой ей кислород. Отбери деньги, и она присмиреет. Стоит один раз так сделать, и сразу станет ясно, кто хозяин.

– Я не могу так поступить, – жестко сказал Мосс.

– А почему нет, черт побери? – негодовал Сет.

– Потому что она сказала правду. Она разговаривала со мной о поездке на Восток. Я сказал, что она может ехать. – Он навсегда упал в их глазах. Боже, ему пришлось признать свое поражение перед стариком, тещей и сыном. Он бросил взгляд на Агнес, которая нервно крутила свой жемчуг. Какого черта она-то беспокоится?

Агнес удалилась с извинениями, попутно напомнив Райли, чтобы тот допил свое молоко. Мосс отправился в свой кабинет. Райли оглядел опустевший стол. Иногда в Санбридже становится так одиноко. Может быть, на следующей неделе привезти с собой приятеля? Его другу Дэвиду понравится на ранчо. Но сначала надо объяснить, что дед у него чудаковатый. А бабушка совсем не похожа на тех бабушек, пекущих печенье, о которых рассказывают другие ребята. Он залпом выпил оставшееся молоко и вышел из-за стола.

Билли тихо лежала в своей узкой постели, прислушиваясь к легкому дыханию Сойер в соседней комнате. Ни на минуту она не потеряла головы. У нее были разные варианты выбора. Она смогла принять решение. Она любила Мосса и всегда будет любить. Только теперь это другая любовь. Ушла всепоглощающая большая страсть. Ушла близость, существовавшая в самом начале их брака. Остались лишь биологические потребности, требовавшие определенных упражнений время от времени. И обязательства друг перед другом. Для чего? Чтобы жить в одном доме. Чтобы объединиться, когда этого требуют интересы детей. Игра эта называется «притворством». Нужно притворяться, что она не знает об Элис Форбс. Притворяться, что никогда не чувствовала запаха духов и не видела следов губной помады на рубашке мужа. Притворяться, что она не возражает, если он поедет в Европу. Притворяться, что ему интересна ее работа.

Билли пристально всматривалась в темноту. Почему она не спит такой глубокой ночью? Она пыталась различить предметы, стоявшие на туалетном столике у противоположной стены. Почему-то казалось очень важным точно знать, что стоит на нем. Снова и снова говорила она себе, что Мосс – отец ее детей. Снова и снова твердила, что любит его. Предполагалось, что ее замужество должно было стать совершенной сказкой с типичным для сказки концом, когда принц и принцесса счастливо живут до конца дней своих. Но жизнь расходилась со сказкой.

Все слова сказаны. Все слезы выплаканы. Достаточно посмотреть в лицо действительности, чтобы понять: все кончается.

Гнетущая тишина в доме на следующее утро действовала Билли на нервы. Если бы не лепет и восторженные крики Сойер, то она, наверное, закричала бы.

Молоденькая девушка, которая помогала ей управляться с малышкой, терпеливо ждала у входной двери свою подопечную. Она радовалась утренней прогулке в тележке, запряженной пони, не меньше, чем сама Сойер.

– Хорошенько привяжи девочку и не гуляй с ней больше часа, – сказала Билли. – Похоже, дождь собирается. Когда привезешь ее обратно, дай ей печенье и молока, а потом принеси ко мне в мастерскую. А теперь, Сойер, будь хорошей девочкой, слушайся Нэнси, а потом я построю тебе большой замок из кубиков, которые тебе подарила бабушка Агнес. – Сойер протянула пухлые ручонки для объятий и поцелуев.

– Солли холошая. Билли рассмеялась.

– Да, дорогая, ты хорошая. Самая лучшая девочка на свете. Скажи «Сойер. Соой-еер».

– Солли, – лепетала девчушка.

Билли снова засмеялась, чего и добивалась Сойер.

– Ну, иди, Солли, гуляй.

– Пока, бабушка, – помахала Сойер.

Как только они удалились, Билли направилась в рабочую комнату Мосса. Она извинилась перед собой, так как собиралась порыться в письменном столе мужа. Она проснулась в ранний утренний час и заключила сама с собой соглашение. Если Мосс не лгал, говоря, что это будет свадебное путешествие, то она отменит свои планы насчет Востока. Если же эта поездка чисто деловая, а ее он брал из каких-то своих соображений, – другое дело. Билли чувствовала себя воровкой и постоянно оглядывалась через плечо, чтобы посмотреть, не идут ли по коридору Сет или Агнес. Черт, надо было закрыть дверь. Что если кто-то из служанок придет делать уборку? Еще один взгляд на обиталище Мосса подтвердил, что рабочая комната мужа все равно что ее мастерская. Никто из слуг ни к чему здесь не прикасался. Обнаружив пакет с бумагами, Билли улыбнулась. Конечно, под книгой для записей. Руки ее слегка дрожали, когда она вынимала билеты на самолет и на теплоход. Отложила их в сторону, пока просматривала другие бумаги, отыскивая записи о маршруте Мосса и расписание деловых встреч. Оказалось достаточно одного быстрого взгляда – и все стало ясно. Второй медовый месяц – сплошной фарс. При таком насыщенном графике работы, который наметил для себя Мосс, ей удалось бы увидеться с мужем лишь и порту перед возвращением домой.

Может быть, медовый месяц они должны были провести на борту теплохода? Билли снова постаралась оправдаться перед собой. Она соглашалась на меньшее, чем хотела бы. Мосс специально подчеркнул, что они едут попутешествовать по Европе. Билли еще раз глянула на отпечатанный график его поездки. Казалось, был учтен каждый час каждого дня. Нигде не упоминалось ни о Сьюзан, ни об Амелии.

Билли рухнула на стул, слегка пошатнувшийся от ее резкого движения. Если порыться еще, то многое можно было найти. В нижнем ящике стола, за коробкой с сигарами и бутылкой кентуккского виски она обнаружила пачку писем, адресованных Моссу на номер почтового ящика, все с нью-йоркским штемпелем.

Билли переложила письма из руки в руку. Письма – это часть жизни Мосса. Она понимала, что не имеет права их читать, независимо от того, что происходило между ней и мужем. Она боялась читать их. Мысли тревожно метались. Они были женаты, и в то же время как бы не являлись мужем и женой. Пусть Мосс мог делать все эти вещи. «Ну а ты? – спрашивал внутренний голос. – Как насчет Джордана Марша и тех чувств, которые ты питаешь к Тэду?» Стыд захлестнул се. Глаза задержались на стопке писем. Верхнее пришло только неделю назад.

Билли положила письма на место и закрыла ящик. Пакет с билетами отправился обратно под книгу для записей. Она чувствовала себя замаранной. Вина и стыд заставили прижать руки к щекам.

Путь в спальню оказался длинным и мучительным. Как могла она так копаться в его вещах и искать добычу? «Потому что, – успокаивал все тот же голос, – ты хотела предать свои мечты о карьере, хотела снова принести себя в жертву, как делала это всегда. Хотела поставить своего мужа на первое место. Теперь ты видишь, что у него на первом месте».

«Он отец моих детей. Я вышла за него замуж на радость и на горе», – снова и снова напоминала себе Билли. «А как же ты? – настаивал въедливый голос. – Как насчет того, чего ты хочешь добиться? Как насчет твоих чувств? Муки кончаются последними в этой жизни».

В своей комнате Билли принялась ходить от стены к стене, словно под дробь неслышных барабанов. Руки она крепко сжала в кулаки, засунув их в карманы халата, испачканного краской. Потом руки расслабились, ушло напряжение из мышц.

– Хватит! – холодно заявила она своему отражению в зеркале. – Хватит! – Развернулась и крикнула в пустую комнату: – Хватит! – Она выживет, потому что сама из породы тех, кто выживает. Этому научили ее Коулмэны.

Неделю спустя Мосс уехал в Европу через Даллас и Нью-Йорк. Сет цеплялся за него костлявыми руками, хлопал по спине и просил поберечь себя. Агнес улыбнулась и подставила щеку для обязательного поцелуя, которым Мосс никогда не забывал оделить ее. Билли поморщилась. Некоторые вещи не меняются. Она всегда остается последней. На этот раз это ей показалось забавным.