1903 Москва ЗНАЮ Посвящается О.М. Соловьевой Пусть на рассвете туманно знаю — желанное близко… Видишь, как тает нежданно Образ вдали василиска? Пусть все тревожно и странно… Пусть на рассвете туманно знаю — желанное близко. Нежен восток побледневший. Знаешь ли — ночь на исходе? Слышишь ли — вздох о свободе — вздох ветерка улетевший — весть о грядущем восходе? Спит кипарис онемевший. Знаешь ли — ночь на исходе? Белые к сердцу цветы я вновь прижимаю невольно. Эти мечты золотые, эти улыбки святые в сердце вонзаются больно… Белые к сердцу цветы я вновь прижимаю невольно. Август 1901 ВОЗМЕЗДИЕ 1 Пусть вокруг свищет ветер сердитый, облака проползают у ног. Я блуждаю в горах, — позабытый, в тишине замолчавший пророк. Горький вздох полусонного кедра. Грустный шепот: «Неси же свой крест…» Черный бархат истыкан так щедро бесконечностью огненных звезд. Великан, запахнувшийся в тучу, как утес, мне грозится сквозь мглу. Я кричу, что осилю все кручи, не отдам себя в жертву я злу. 2 И всё выше и выше всхожу я. И всё легче и легче дышать. Крутизны и провалы минуя, начинаю протяжно взывать. Се, кричу вдохновенный и дикий: «Иммануил грядет! С нами Бог!» Но оттуда, где хаос великий, раздается озлобленный вздох. И опять я подкошен кручиной. Еще радостный день не настал. Слишком рано я встал над низиной, слишком рано я к спящим воззвал. И бегут уж с надеждою жгучей на безумные крики мои, но стою я, как идол. над кручей, раздирая одежды свои. 3 Там… в низинах… ждут с верой денницу. Жизнь мрачна и печальна, как гроб. Облеките меня в багряницу! Пусть вонзаются тернии в лоб. Острым тернием лоб увенчайте! Обманул я вас песнью своей. Распинайте меня, распинайте. Знаю жаждете крови моей. Нa кресте пригвожден. Умираю. На щеках застывает слеза. Кто-то, Милый, мне шепчет: «Я знаю», поцелуем смыкает глаза. Ах, я знаю — средь образов горных пропадет сиротливой мечтой, лишь умру, — стая воронов черных, что кружилась всю жизнь надо мной. Пригвожденный к кресту, умираю. На щеках застывает слеза. Кто-то, Милый, мне шепчет: «Я знаю». Поцелуем смыкает уста. 4 Черный бархат, усеянный щедро миллионами огненных звезд. Сонный вздох одинокого кедра. Тишина и безлюдье окрест. Октябрь 1901
Москва БЕЗУМЕЦ Посвящается А.С. Челищеву 1 «Вы шумите. Табачная гарь дымно-синие стелет волокна. Золотой мой фонарь зажигает лучом ваши окна. Это я в заревое стекло к вам стучусь в час вечерний. Снеговое чело разрывают, вонзясь, иглы терний. Вот скитался я долгие дни и тонул в предвечерних туманах. Изболевшие ноги мои в тяжких ранах. Отворяют. Сквозь дымный угар задают мне вопросы. Предлагают, открыв портсигар, папиросы. Ах, когда я сижу за столом и, молясь, замираю в неземном, предлагают мне чаю… О, я полон огня. предо мною виденья сияют… Неужели меня никогда не узнают?..» 2 Помним всё. Он молчал, просиявший, прекрасный. За столом хохотал кто-то толстый и красный. Мы не знали тогда ничего. От пирушки в восторге мы были. А его, как всегда, мы забыли. Он, потупясь, сидел с робким взором ребенка. Кто-то пел звонко. Вдруг он сказал, преисполненный муки, побеждая испуг, взявши лампу в дрожащие руки: «Се дарует нам свет Искупитель, я не болен, нет, нет: я — Спаситель…» Так сказал, наклонил он свой так многодумный… Я в тоске возопил: «Он — безумный». 3 Здесь безумец живет. Среди белых сиреней. На террасу ведет ряд ступеней. За ограду на весь прогуляться безумец не волен… Да, ты здесь! Да, ты болен! Втихомолку, сметной кто-то вышел в больничном халате, сам не свой, говорит на закате. Грусть везде… усмиренный, хороший, пробираясь к воде, бьет в ладоши. Что ты ждешь у реки, еле слышно колебля тростники, горьких песен зеленого стебля? Что, в зеркальность глядясь, бьешь в усталую грудь ты тюльпаном? Всплеск, круги… И, смеясь, утопает, закрытый туманом. Лишь тюльпан меж осоки лежит весь измятый, весь алый… Из больницы служитель бежит и кричит, торопясь, запоздалый. |
