Проходили месяцы, отросшие волосы и оборванная одежда сводили к минимуму вероятность быть узнанным. И все же, поскольку в маленьких деревнях на любого незнакомца смотрят с подозрением, Джосан не мог оставаться там надолго, чтобы воровать или выпрашивать еду. Поэтому монах осторожно начал продвигаться на юг, к более густонаселенным областям провинции. Если на пути встретится относительно большой город, тогда там можно затеряться в толпе, чтобы заработать на пару горячих обедов, а может даже, и пару монеток в пустой карман.

Он до сих пор нуждался в ответах, однако прекрасно понимал: чтобы их отыскать, необходимо выстоять. Выживание — тема актуальная для каждого дня, нельзя проигнорировать некоторые знаки: лето постепенно сдавало свои позиции зиме. Сады и поля вскоре опустеют, и тогда нечего будет есть. Божьи твари, с которыми Джосан делил лес, все больше толстели, подготавливаясь к длинной зимовке, в то время как он становился все тощее и удрученнее.

А потом наступила настоящая катастрофа, когда на его временный лагерь набрели охотники. Тогда беглец сгреб в охапку все, что успел, и постарался спастись бегством в бору, преследуемый злобными криками.

Он не знал, что привело деревенских к шалашу: может, то действительно были охотники, вышедшие на след, или же они искали его намеренно? Брат понимал, что слишком долго оставался на одном месте, хотя деревня не казалась совсем уж маленькой, чтобы заметить исчезновение одного цыпленка, а в амбаре, где хранили зерно, не было ни замка, ни собаки. Да и сам он не настолько расслабился, чтобы потерять осторожность — специально устроил лагерь подальше в лесу, чтобы никто не смог отыскать укрытие. Как бы то ни было, Джосан ошибся.

А сейчас ситуация хуже никуда. Лишившись убежища, он потерял одеяло и запас еды. Самое обидное, трут и кремень остались в шалаше. В спешке монах схватил мешок, в котором лежали одежда и письменные принадлежности. Трудно оказаться в положении еще более бедственном, чем сейчас.

Он — монах, ученый, безупречно говорит на семи языках, а понимает еще с дюжину. Древние пиктограммы первых икарийцев понятны для него так же, как и обычные свитки. Он способен решать математические загадки, на основе которых строились расчеты по строительству домов и движению небесных тел, и это не составляет для него никакого труда. Джосан с легкостью разрабатывал маршрут для кораблей по морям и океанам и наизусть декламировал эпическую поэму о Закаре и Ате без единой подсказки. А вот разжигать костер он не умел — подносил руки к губам, пытаясь согреть их дыханием, ведь предстояло испытание нового хитроумного изобретения, изготовленного вручную. На которое монах сейчас мрачно посматривал, обдумывая, насколько успешной окажется попытка. Поделка незамысловатая: всего лишь два куска дерева. В более длинном бруске ученый выскреб небольшой желобок, добравшись до мягкой внутренности. Чтобы найти острый камень, пришлось долго рыскать по лесу. Вдоль борозды брат положил мелко искромсанные кусочки коры. » Вторая часть приспособления включала заостренную с одного конца палочку, обернутую веревкой, выдернутой из отошедшего подола плаща.

Согласно писаниям брата Теламона, примитивные туземцы с Абидоса обычно использовали подобный способ, чтобы разжечь огонь. Заостренная палочка устанавливалась концом в бороздку, а потом быстро раскручивалась, пока жар от трения не выбивал искру. Монах описывал сей процесс очень подробно, хотя, по мнению Джосана, явно что-то упустил, поскольку у него самого ничего не получалось. Возможно, на Абидосе деревья тверже по сравнению с мягкой сосной, с которой приходилось работать. Либо же был какой-то секретный ход, которым аборигены не стали делиться с исследователем.

Неудача не являлась последствием лени либо недостатка старательности и усердия. Руки беглеца стерлись до мяса, а результата так и не было. Рядом лежала треска, пойманная немногим раньше, и Джосану казалась, что стеклянный глаз рыбы, уставившийся на приспособление аборигенов, насмехается над всеми попытками добыть огонь. Живот урчал от голода, однако Джосан не собирался признавать поражение. Он попытается еще раз, и только потом, если снова ничего не получится, начнет есть сырую рыбу. По крайней мере у него остался кинжал, чтобы почистить ее. Хотя чтобы это сделать, нужен дневной свет или костер, а день неуклонно клонился к закату.

Еще раз подышав на пальцы, монах присел на одно колено и взялся за куски дерева. Схватив заостренный конец обеими руками, он начал вращать его как можно быстрее.

— Давай! — бормотал беглец. — Сейчас обязательно все должно получиться.

Ничего не произошло — ни слабого следа дыма, ни потемнений на дереве. Джосан сконцентрировался, направляя всю энергию на вращение палочки, но та выскочила из рук и воткнулась ему в бедро.

Монах выругался, давая выход злости и разочарованию, которые скопились за все недели вынужденных скитаний. А боль в ноге — еще одно огорчение. В ярости он выбросил кусок дерева, не обращая внимания на кровь, текущую из пореза. Правой рукой дотронулся до желобка: теплый, но, чтобы зажечь огонь, этого мало.

— Единственное, чего я хочу — горячая еда. Неужели я прошу слишком многого?

Джосан поднял кусок дерева и забросил в глубь леса в сгущающиеся сумерки. Когда щепки достигли земли, занялся огонь.

Позже тем вечером, когда живот заполнился горячей едой впервые за две недели, брат решил поразмышлять над событиями вечера. Может так случиться, чтобы варварский метод помог выбить слабую искру, которая разгорелась за время броска в чащобу? Монах осмотрел лес и проверил, что нигде не просматривалось ни жары, ни тления. Таким образом, от первой гипотезы можно отказаться.

Тогда необходимо перейти ко второй версии. Есть ли вероятность спонтанного сотворения пламени? Фокусники регулярно внушали наивным простакам факт о своем умении призывать огонь по желанию, однако Джосан знал, что подобные трюки основаны на смеси противодействующих элементов, которые, если собрать их в порошок, производят стремительный интенсивный огонь. Любой уличный маг обладал таким мастерством, если у него имелись нужные ингредиенты, а их у беглеца не было.

Оставался только третий вариант: он владел каким-то особым талантом вызывать огонь — одним из критериев Древней Магии. Ею обладали древние правители Икарии. Легенды гласят, что сей дар передается из поколения в поколение, однако пару веков уже никто публично не демонстрировал подобных талантов. А императорская династия закончилась со смертью несчастного принца Люция.

К тому же осознание того, что каким-то образом Джосан сам смог воспользоваться магией, обижало его научный склад ума. Если он обладает подобным даром, то почему не замечал никаких проявлений ранее? Ему около тридцати, наверняка хоть какой-нибудь знак проскользнул бы, если бы волшебные силы скрывались в нем, пускай даже и глубоко внутри. Монах никогда не занимался магией и чародейскими искусствами, поэтому совершенно не представлял, как вызывать такую мощь. И если вдруг возникла потребность воспользоваться талантом, то почему именно сейчас? Ведь ему и раньше было холодно и голодно.

Хотя беглец никогда не ожидал от себя столь опасного порыва ярости. Злость всегда противоречила его природе, однако в тот момент все пожирающее неистовство заполнило тело и мозг, и он готов был наброситься на любого. Казалось, кто-то чужой захватил над ним контроль, что неприятно напомнило о чувствах, которые пришлось испытать во время боя с убийцей.

То есть создавалось впечатление, что внутри него находился чужак, обладающий талантами, которые так необходимы Джосану, чтобы остаться в живых. Он мог поддерживать огонь, чтобы тот горел как можно дольше. Искусно владел оружием и рукопашным боем. И временами впадал в неистовство.

Как же поступить с огнем, когда наступит время уходить? Можно взять горячий уголек, осторожно завернуть и забрать с собой, чтобы потом зажечь новый костер. Но со временем он опять потухнет, и брат снова столкнется с необходимостью вызывать пламя.