Но когда в последний день семьдесят девятого года сестра в роддоме положила на руки Бренде ее маленькую дочь, Бренда была потрясена тем, насколько у этой крохотной малышки все настоящее: розовые пальчики на руках и ногах, нежный ротик, уже изогнутый в блаженной улыбке, мягкие прядки льняных, почти белых волос, которые покрывали крошечную головку.

Бренда улыбнулась своей дочери, которой от роду было всего несколько часов, и вдруг разразилась слезами невыразимого счастья. Уже на следующие сутки она послала в «Ол-Кем» заявление об уходе.

– Что она сделала? – переспросил Лью, не вполне поверив тому, что сказала ему Элен, когда они поднимались на лифте в палату для рожениц в Бостонской клинике. Утром этого дня Лью на короткое время прилетел в Бостон после долгого и тяжелого разговора с отцом.

– Она уволилась, – повторила Элен. – В «Ол-Кем» не предусмотрены отпуска по беременности и уходу за ребенком для сотрудников администрации – только для технического персонала. Шеф Бренды сказал ей, что она может получить две недели отпуска, и судя по всему, он был не особенно любезен. Представляю себе, как Бренда прореагировала на его слова.

– Просто невозможно поверить, – сказал Лью. – Бренда ведь продвигалась такими темпами! Я был уверен, что она в конце концов станет президентом компании.

– Да и все вокруг так думали, – Элен остановилась на секунду. Лью открыл дверь в палату и пропустил Элен вперед. – Но с появлением ребенка взгляды женщин на жизнь меняются.

И Бренда это подтвердила.

– Теперь, когда женщины завоевали себе право губить самих себя, надрываясь от перегрузок, я из этой игры выхожу. Я себя губить не собираюсь. Я хочу сидеть дома с моей малышкой, с Каро. Когда она немножко подрастет, я вернусь на работу.

– Каро? – переспросила Элен. – Уменьшительное от Каролины?

Бренда кивнула и передала ребенка Элен, которая взяла свою первую внучку на руки. Как замечательно все сложилось, подумала она. Она счастлива, она добилась успеха, а может быть, у нее даже будет еще любовь. И для Бренды все в конце концов устроилось наилучшим образом: после волнений первых лет она счастлива в замужестве, у нее прекрасный, здоровый ребенок и замечательное будущее, в которое можно заглядывать без страха и сомнений. Элен почувствовала, что глаза ее наполняются слезами.

Она плакала радостными благодарными слезами. Одна крупная слеза капнула Каро на крошечный носик и скатилась на щечку. Малышка сморщила лицо, словно улыбаясь, а Элен баюкала ее на руках и смотрела на девочку с невыразимой нежностью.

– Смотри! – сказала Бренда. – Она тебе улыбается!

Слезы Элен растаяли и сменились улыбкой и смехом, и глубоким чувством умиротворенности и удовольствия. Она никогда прежде не ощущала так остро всю полноту жизни, никогда жизнь для нее не была наполнена таким смыслом.

А Лью, видя, как счастлива Элен, с ужасом сознавал, что именно ему волей-неволей придется разрушить это счастье.

– Отец с Джоанной так и не пришли к согласию по поводу дележа имущества при разводе, – сказал Лью, когда они сидели за чашкой кофе в кафетерии при больнице.

– Он же, кажется, предлагал ей большие деньги, – сказала Элен. Она была занята мыслями о Бренде и ее будущем. Она думала о том, как непохожи женщины поколения Бренды на женщин, принадлежащих к ее собственному поколению. Она вспомнила, как после смерти Фила у нее не было решительно никакой уверенности в том, что ей удастся найти работу, что она сможет обеспечить семью. Сомнения такого рода никогда даже в голову не приходили Бренде, и Элен завидовала этой ее непоколебимой уверенности в своих силах, уверенности, которой в полной мере обладали сверстники ее дочери.

– Оказалось, недостаточно, – ответил Лью. – Джоанне всегда всего мало.

– Ты всегда говорил, что она жадная, – сказала Элен, несколько удивляясь, почему Лью решил предпринять такое дальнее путешествие, чтобы рассказать ей о вечной грызне Макса с Джоанной из-за денег.

– Теперь она хочет получить «Декор», – сказал Лью.

В первую минуту Элен ничего не поняла.

– Она подает в суд, чтобы получить «Декор» как полагающуюся ей при разводе часть имущества, – пояснил Лью, упорно не отводя взгляда от стоявшей перед ним нетронутой чашки кофе.

И только тут Элен внезапно поняла.

– «Декор» владеет половиной «А Ля Карт», – сказала она. У нее был такой несчастный вид, как будто ее кто-то ударил. – Это значит, что, если Джоанна выиграет, я потеряю половину того, что по кирпичику строила последние двадцать лет – для себя, для своих детей. Для Каро. А ты потеряешь все целиком. Все…

Лью ничего не ответил. Он лишь кивнул.

Элен в ужасе поднесла руку к лицу, все еще не вполне сознавая смысл происшедшего. Внутри у нее все сжалось, она стала белой как полотно.

В семьдесят пятом году Софи де Витт пришла к выводу, что она по горло сыта работой, от которой богатеют другие. В пятьдесят четыре года, имея за плечами тридцатилетний опыт работы в розничной торговле и торговле по почте, она решилась уйти из фирмы Блумингдейла, где ведала закупкой деликатесной продукции, и начать собственное дело. Одним из первых, кому она сообщила о своем решении, был ее заместитель Денни Дурбан, лучший помощник из всех, которых она имела до сих пор.

– Я хочу сделать тебе предложение, от которого любой нормальный человек тут же бы отказался, – сказала она Денни, сидя в своем душном кабинете-чуланчике, помещавшемся за отделом деликатесов. Софи, которая в юности считалась некрасивой, превратилась в интересную женщину. Пожалуй, больше всего она была похожа на редкой красоты лягушку. У нее были широко расставленные карие глаза, которые ничего не упускали из виду, и большой рот, который, если присмотреться, всегда готов был растянуться в улыбке. В ней была жесткость, но в ней была и теплота. Большинство людей скорее уважали ее, чем любили; но те, кто любил, любили по-настоящему. Денни был в числе тех, кто ее любил.

– Я ухожу от Блуми, – продолжала Софи. – И собираюсь начать свое собственное дело. Я хочу создать собственный каталог деликатесной кулинарии и кухонного оборудования. Чтобы он был наравне с самыми известными каталогами, но торговля бы велась по почтовым заказам. Я бы хотела, чтобы ты был у меня заместителем. Я не смогу тебе платить столько, сколько ты получаешь здесь, а работы у меня будет вдвое больше. Более того, я даже не могу твердо обещать, что у тебя будет работа через год. Все предприятие вполне может прогореть. Кто знает, как пойдет дело? С другой стороны, поскольку мое предложение гроша ломаного не стоит, я подслащу пилюлю и дам тебе возможность купить акции новой компании по льготной цене. И тогда, если дела пойдут успешно, ты станешь собственником. Ну, Денни, что ты думаешь по этому поводу?

– Я думаю, – ответил Денни, и взгляд его золотисто-карих, унаследованных от отца глаз был понимающим, настороженным и сосредоточенным, – что мне придется об этом подумать.

Денни наконец усвоил, заплатив за эту науку дорогой ценой, что любить человека и становиться его партнером по бизнесу – это две совершенно разные вещи.

Софи была вторым человеком, под началом которого работал Денни, и когда он кому-нибудь рассказывал, что она предложила ему уйти от Блуми и начать дело вместе с ней, все ему отвечали, что он сошел с ума. Неужели печальный опыт с Шерри Фрейнер не научил его осторожности в отношении женщин-предпринимателей?

Бренда предостерегала его, что не стоит связываться с Шерри, Элен сомневалась, Тони высказывалась резко против этого. «Держись подальше! – говорила она. – Чем дальше, тем лучше!» Денни решил, что они ревнуют его к Шерри и поэтому несправедливы к ней.

Когда Денни в семьдесят третьем окончил Пенсильванский университет, получив диплом по экономике и финансовому делу, он, с его опытом работы – два года летом у Уилсона, еще два – для одной пекарни и, сколько себя помнил, помогая матери в «А Ля Карт», естественно, начал искать работу, связанную с общественным питанием и кулинарным делом. Он отказался от предложенного ему места стажера в компании, которая владела сетью кафе быстрого обслуживания («Не слишком вдохновляющая работа – следить, чтобы правильно отмеривались порции», – заявил он), и от должности младшего администратора в компании, поставляющей еду для авиапассажиров. А потом Денни решился на отчаянный риск – в надежде сорвать большой куш.