– Конечно, – повторил Ирвин, передразнивая интонацию Эла. Ирвин был приземист, коренаст и имел несколько свирепый вид.

– Это что, означает согласие? – спросил Эл.

– Не притворяйся, что не понимаешь, – тоном наставника сказал Ирвин. – Это означает «угу».

Ирвин и Эл часто работали вместе над составлением контрактов. Сейчас они находились на стадии, которую Эл называл стадией «угу». Она обычно занимала около двух недель. Затем они перейдут к стадии «бюджет-этого-не-позволяет», на которую уйдет еще примерно десять дней. Затем Эл ненавязчиво напомнит, что предложение компании «Пробуждайся, Америка» все еще остается в силе. Их бюджет, в отличие от АМ/США, может быть, и выдержит подобные расходы.

После этого наступит следующая стадия, на которой нужно будет открыто торговаться. В результате Эл получит добрую половину того, что он просил по организации рекламной кампании, а взамен согласится на шесть месяцев продлить период времени, в течение которого компания имеет право на возобновление или продление контракта.

Это знал Эл, это знал Ирвин. Но в любом случае они обязаны были пройти через все стадии этого своеобразного ритуального обряда. Это входило в обязанности Ирвина, это входило в обязанности Эла. Именно так делались дела.

Ирвин покончил с едой, собрал бумаги и сказал:

– Завтра я с тобой свяжусь.

Эл кивнул.

– Ты же знаешь, что просишь невозможного, – сказал Ирвин. – Никто и слыхом не слыхивал о какой-то Элен Дурбан.

– Ничего, еще услышат, – улыбнулся Эл. – Благодаря твоей компании.

– А чем она вообще занимается? Она что, поет? Или играет на каком-нибудь инструменте? – Ирвин уже привык, что клиенты Эла имели отношение к миру музыки.

– Она прекрасно готовит и обслуживает приемы, – объяснил Эл. – Ты что, не смотришь телепрограммы собственной компании?

– Откуда у меня на это время? – покачал головой Ирвин, складывая бумаги в туго набитый портфель. – Элен Дурбан, – повторил он. – Никогда о ней не слышал.

– Она скоро станет знаменитостью, – пообещал Эл.

– Страшно рад, – мрачно произнес Ирвин. – Это означает, что моя жена истратит еще пятьсот долларов на всякие немыслимые кастрюли и сковородки, которые ей абсолютно ни к чему.

– Что ж, – улыбнулся на прощанье Эл, – мир, как известно, далек от совершенства.

– Пятьсот долларов за передачу! Две передачи в неделю! Это же тысяча долларов в неделю! – почти благоговейно сказала Элен.

– Я же не могу допустить, чтобы тебе платили по нижнему тарифу, правда? – сказал Эл. И объяснил ей: – Нижний тариф – это то, что получает какой-нибудь птенчик, окончивший факультет журналистики безвестного университета и проработавший года два на захудалой телестудии репортером по выездным заданиям.

– По выездным заданиям? – До Элен никак не доходил профессиональный жаргон Эла.

– Ну да, – сказал Эл. – Понимаешь, тип, который сует микрофон в лицо женщине, у которой муж и трое детей только что погибли в автокатастрофе, и задает вопрос: «Как вы себя чувствуете?» Это и есть выездное задание.

– Ну и ну, – сказала Элен, которой все еще казалась невероятной мысль о том, что она в течение тринадцати недель будет получать по тысяче долларов. Да еще, как сказал ей Эл, возможно, предложат четыре дополнительных цикла передач по тринадцать недель каждый. – Тысяча долларов в неделю! Это же целое состояние!

– Тебе надо побыстрее свыкнуться с этой мыслью, – посоветовал Эл, – потому что, когда они выйдут с новым предложением, твоя цена должна обязательно возрасти. И намного…

Через неделю:

– Это же совершенно неожиданные деньги, Эл, – сказала Элен, имея в виду то, что ей платили на телевидении. – Мне не хочется просто потратить их на пустяки. А что, если вложить их в какой-нибудь инвестиционный фонд? – С тех пор, как они с Лью выкупили у графини Тамары ее фирму, Элен пристрастилась к чтению всех финансовых новостей в газетах, хотя никогда раньше этим не интересовалась. Она иногда думала, как был бы удивлен этим Фил – и он имел бы все основания удивиться.

– По-моему, прекрасная мысль, – сказал Эл. Ему оставалось лишь мечтать о том, чтобы и другие его клиенты проявили хоть какой-то интерес к финансовым вопросам. Очень многие умели зарабатывать деньги, но получив их, не умели ими распорядиться.

– Знаешь, Эл, я ведь из бедной семьи. У меня никогда не было денег. Никогда, – сказала Элен. – Все, что я зарабатывала в «А Ля Карт», уходило на жизнь, а те крохи, которые оставались – а в первые годы вообще ничего не оставалось, – вкладывались в дело. Приятно иметь лишние деньги, – призналась она с неожиданной застенчивостью. Эта ее застенчивость открывала еще одну сторону в Элен, прежде неизвестную Элу, и эта сторона делала ее еще более привлекательной.

Только она замолчала, как зазвонил телефон, и Эл, извинившись, снял трубку.

– Я получил отставку, – сказал он, закончив недолгий разговор. – Та, с которой у меня на сегодня назначена встреча, нашла для себя что-то поинтереснее. Так что у меня есть лишний билет на хоккейный матч. Ты не хочешь пойти?

– Никогда не была на хоккее, – сказала Элен. – Вообще-то я бы с удовольствием… Но должна тебе заранее сказать, что совершенно не разбираюсь в хоккее.

– И не надо. Все, что тебе нужно знать, я тебе скажу. Только бы драка была на нашей стороне площадки!

– Эл! Я и не знала, что ты такой кровожадный!

Эл подмигнул ей и улыбнулся.

– А как же, по-твоему, я выбил для тебя тысячу долларов в неделю?

Когда в этот вечер Эл довез ее домой и не поцеловал на прощанье, Элен, к своему крайнему изумлению, поняла, что она безотчетно ждала этого поцелуя. Она спрашивала себя, когда же она перестала думать о нем как о добром старом приятеле и хорошем человеке и начала понимать, что он вполне заслуживает внимания как мужчина? Она спрашивала себя, что же, собственно, с ней происходит?

Как же это она могла увлечься просто хорошим человеком? Человеком, который, в отличие от Уилсона, не привносил в ее жизнь никаких противоречий и конфликтов. Человеком, который, в отличие от Лью, был доступен.

– За последний год доля «Ол-Кем» на немецком рынке сбыта возросла на четырнадцать процентов, – сказал, обращаясь к Бренде, Сид Эрлау. Она знала, насколько большую ценность представляли деловые связи с Германией, поскольку курс немецкой марки устойчиво повышался, в отличие от доллара, который обесценивался инфляцией. Предприятия, построенные в Германии или ведущие с ней торговлю, согласно годовым финансовым отчетам, приносили фирме большую прибыль. – Мы хотим открыть еще один завод в Германии. В Мюнхене. Мы бы хотели, чтобы вы возглавили работу по организации лабораторных исследований. – Сид замолк и слегка втянул шею в плечи, как бык, готовящийся к атаке. – Как вы относитесь к этому предложению?

– Очень интересно, – сказала Бренда, которая уже научилась у Хейнриха Лебена не раскрывать сразу все свои карты. – Но нельзя ли поподробнее? В чем конкретно будет состоять работа, как она будет оплачиваться, как называться, сколько времени надо будет проводить за границей?

Сид подробно ответил на все ее вопросы. Работа будет состоять в организации и проведении лабораторных исследований, за образец она сможет взять уже имеющуюся лабораторию «Ол-Кем» во Франкфурте; жалованье будет составлять двадцать семь с половиной тысяч долларов плюс премиальные; должность будет называться «директор по лабораторной работе»; работать надо будет по три месяца в Германии и по три недели в Штатах; все дорожные расходы будут оплачиваться компанией.

– Если можно, я бы попросила дать мне время подумать, – сказала Бренда вежливо, но твердо. – Это звучит очень заманчиво.

– Хорошо. Можете не спешить. Это ответственное решение, – сказал Сид. – Ответственное для вас. Ответственное для нас. Я тоже иду на риск – ради вас, Бренда.

Когда она вышла от него, на лице ее отражались противоречивые чувства. Если она справится с работой, он тоже от этого выиграет. Ее будут подавать крупным планом на всех торжественных мероприятиях; о ней появятся соответствующие отзывы в прессе; отдел рекламы разовьет бурную деятельность; будут бить в литавры; и все это поставят в заслугу Сиду Эрлау. Если же она не справится – вся вина за это ляжет на него. Администрация и так считала, что им насильно навязывают женщин; и хотя выбора у них не было и в соответствии с законодательством о равных правах они по рекомендации Бренды приняли на работу трех женщин – двух химиков и одного специалиста по управлению со степенью, сделали они это, по правде говоря, без особого желания.