– Конечно, дорогая, – сказал Джеф, обнимая ее.

Карьера Бренды для Джефа значила так же много, как и для самой Бренды. Джеф всегда мечтал жениться на самостоятельной женщине.

Мать Джефа до замужества была зубным техником. Отец дантистом. Их брак не был особенно счастливым – какое-то пресное, скучное существование. Джеф навсегда запомнил жалобы матери на то, что ей пришлось бросить работу, когда родились дети. Она считала это самой большой ошибкой в своей жизни.

– Лучше бы я наняла кого-нибудь присматривать за вами, – говорила она Джефу и его сестре, – и осталась бы работать. Даже если бы вся моя зарплата уходила бы на няню.

Она убедила сестру Джефа приобрести профессию и делать свою карьеру, а самого Джефа – жениться на такой женщине.

– Работающая жена – счастливая женщина, – часто говорила она, зная, что скука и пустота в ее жизни возникли из-за отсутствия настоящего дела. – Раньше телефон не переставал звонить, книга записей была заполнена до отказа – я чувствовала себя человеком. А теперь я просто домохозяйка.

Слова Нелли Муссер возымели свое действие. Сестра Джефа стала дантистом, как отец, а сам Джеф не мыслил себе жены-домохозяйки. Он верил матери, когда та говорила, что несчастлива только потому, что не работает.

Джеф думал, что работающая жена будет более интересным собеседником и будет стимулировать его работу. Он не задумывался об экономических последствиях.

– Я начинаю новое дело в Ньютоне, – сказал как-то Вэйн Элбаум Джефу. Он был сокурсником Джефа в Брауне, пронырливый парень, связанный с крупными шишками в «Бостон Дженерал». Он хотел организовать самостоятельную фирму. – Мне нужны люди. Я уже договорился с банком о кредите, так что тебе нужно только подписать заявление об уходе и переехать в Ньютон. Ты хороший парень, Джеф, и ты мне нужен. Что скажешь?

Вэйну было двадцать восемь лет, но выглядел он на тридцать пять – солидным, откормленным, преуспевающим бизнесменом. Он точно знал, чего хочет и как этого добиться. Его уверенности хватило бы на целую хоккейную команду.

– Что я предлагаю, Джеф, – сказал Вэйн, – так это практически лицензию на печатание денег. Заем мы выплатим через пять лет, а потом вся прибыль – наша. Ну, как?

Вэйн грезил о «Мерседесе» и зимнем отпуске в горах, о дорогом доме в престижном пригороде. На Джефа это не произвело никакого впечатления.

– Я знаю, Вэйн, – сказал Джеф. – Благодарю за предложение. Но я счастлив в своей клинике.

– Но там нет денег, тебе платят гроши! – воскликнул Вэйн, пораженный безрассудностью Джефа.

– Но есть другие ценности, – сказал Джеф.

– Ты всегда был альтруистом, – сказал Вэйн, пожимая плечами.

Но ценности, о которых говорил Джеф, не были совершенно альтруистическими. Работа в клинике «Роксбери» нравилась ему. Он считал очень важным для себя, когда хорошо подобранные очки помогали мальчику из гетто улучшить оценки в школе, когда операция на катаракте спасала зрение старушки, жившей на социальное пособие, когда хорошие контактные линзы помогли талантливому спортсмену заключить профессиональный контракт.

– Я все же хочу работать в клинике, – сказал Джеф Бренде в тот вечер. – Как ты думаешь, может, не надо было отказываться от предложения Вэйна? Я бы заработал кучу денег.

– Я горжусь тобой, дорогой. Я рада, что ты отказался. – Бренда знала, как много Джеф отдает своей работе. Она с презрением относилась к тем его сокурсникам, которые с восторгом описывали свои телевизоры последней модели, покупку недвижимости, махинации с выплатой налогов. – Я счастлива, что ты не такой, как другие. Иначе я не была бы с тобой.

В первые три года их брака Джеф отказался, по крайней мере, от четырех предложений перейти на частную практику, и всегда после совета с Брендой. У них были одинаковые взгляды, желания, идеалы. Единственным камнем преткновения было домашнее хозяйство: сколько бы они ни спорили по этому поводу, рано или поздно Бренде приходилось делать все самой.

– Если ты считаешь себя феминистом, – сказала как-то Бренда, – то странно, что ты даже не знаешь, с какой стороны взять щетку в руки. – Джеф даже не улыбнулся, так ему было обидно.

Бренда отослала около десятка отчетов о своей работе и получила, очень быстро, десять ответов. Восемь компаний заинтересовались ею и просили приехать для беседы, две компании не имели вакансий в настоящее время, но обещали иметь ее в виду в будущем; от двух – ответы так и не были получены.

Через месяц после того, как ее «подставили» в «Медлабе», у нее было шесть приличных предложений, то есть больше, чем после окончания колледжа.

– Все знают, что ты талантлива! Но такие выгодные предложения! – Элен была очень рада за Бренду, она не могла скрыть, как гордится ею. Она даже решила не говорить о своих успехах – она наконец-то! – победила в конкурсе на зимней выставке антикваров, и тут же ей предложили обслуживать прием на пятьсот человек, устраиваемый нефтяной компанией в Хьюстоне, которая открывала новое отделение на шестидесятом этаже Всемирного торгового центра. Шел тысяча девятьсот семьдесят пятый год, развивалась инфляция, компании тратили деньги так, как будто у них не было будущего. Что еще делать с долларами, если они дешевеют на глазах?

Тони пыталась, не обидев Бренду, все же подтвердить свое предсказание:

– Вот видишь! Я же говорила! У победителя даже временное поражение превращается в триумф! Ты добилась своего! Ты их побила на их собственном поле! – Слова «их», «они» относились, конечно, к мужчинам.

Джеф целиком был на ее стороне.

– Тебе нужно выбрать такую фирму, которая даст тебе лучшие возможности и где ты будешь счастлива. – Бренда подумала, что ее отец сказал бы то же самое.

Она приняла предложение от «Ол-Кемистри» – международной компании, центр которой находился в Питтсбурге. Они давали ей двадцать одну тысячу в год. Бренда тут же сказала Тони, чтобы та копила деньги на шампанское в «Четырех временах года». Тони зарабатывала «только» восемнадцать «штук», как они называли тысячи, у «Эддера и Стерна». Бренда сказала Джефу, что «брак на уик-энде» – самый сексуальный. Об этом писали во многих модных журналах – как сохраняется семья, если муж и жена не видят друг друга каждый день. Элен она сказала, что будет прилетать на самолете компании «Ол-Кемистри». Единственное, что она скрыла от всех – это то, что теперь она будет зарабатывать намного больше Джефа.

Джеф, конечно, знал об этом, но, как и Бренда, не придавал этому большого значения. Они не были меркантильны. Кроме того, Бренда всегда тратила больше, чем зарабатывала.

– Лучший покупатель «Мастер чардка», – хвасталась она Джефу, не сознавая, как она была похожа на своего отца даже в таких мелочах. Но после нескольких утомительных недель, а особенно после домашней «каторги», она любила себя побаловать и покупала то дорогую шелковую блузку, то пару ненужных, но очаровательных туфель, то модный, отделанный кружевами и рюшами, брючный костюм. «В конце концов, для чего я так много работала?» – оправдывала она себя.

– Никаких «хороших девочек», я не собираюсь повторять своих ошибок, – говорила Бренда Тони перед отъездом в Питтсбург.

– Ты на них учишься, – сказала Тони. – Только помни: улыбайся все время. Это выводит их из равновесия.

И заговорщицы расстались.

В «Ол-Кеме» Бренда просидела на всех возможных заседаниях. Она поставила себе целью познакомиться со всеми коллегами и старалась сделать это во время перерывов, в кафе. Она не пропускала ни одной конференции или важного совещания. В лаборатории она проводила только часть времени, передав рутинную работу своим помощникам.

Сначала ей казалось, что она обманывает фирму, потому что она не сидела за лабораторным столом сутками, как раньше, и не писала груду отчетов сама.

– Разве у тебя нет помощника для этого? – спросила Тони.

– Есть, конечно.

– Так пусть он и занимается этим. Ему за это платят. Тебе платят за руководство. Ты должна проявить себя именно в этом качестве.