Теперь он сидел тихо в своей комнате, один.

Он по-прежнему вставал в шесть, принимал долгие ванны и плавал в своем бассейне, слушал музыку; но у него не было контактов с его людьми, за исключением прогулки на машине раз в день.

Как это могло быть, просто молча сидеть в комнате годами?

Вот как Ошо описал это в одном из его ранних дискурсов:

"Когда он (мистик) не вовлечен ни в какую активность, когда он не говорит, не ест, не гуляет - дыхание это блаженное переживание.

Тогда просто быть, просто движение дыхания дает так много блаженства, что с этим ничто не может сравниться.

Оно становится очень музыкальным; оно наполнено надой (несоздаваемый внутренний звук)".

("Мистический Опыт")

Я вела свою собственную тайную жизнь, в которую никто так и не проник.

Место, где я стирала белье, было примерно в пяти минутах ходьбы, в горах, за нашим домом.

Я приходила в это место, развешивала выстиранное, ставила ведро, сбрасывала свою одежду и бегала как дикая женщина обнаженная по горам.

Горы тянулись на мили и я следовала сухому руслу реки или оленьим тропам, которые летом шли через густую траву.

У меня была моя собственная постель и садик в горах.

Я много работала в саду и однажды у меня расцвели семьдесят два цветка! Когда я впервые стояла молча в горах, тишина была такая необъятная, что я могла слышать биение собственного сердца и кровь, пульсирующую у меня в ушах.

Сначала я испугалась, я не распознавала звуков.

А когда я спала в горах, я чувствовала, как будто я сплю в утробе самой Земли.

Это было летом, а зимой я бегала в снегу и садилась в поисках крова под можжевельник.

Я влюбилась в ковбоя.

Он был блондин, у него были голубые глаза, загорелая кожа и глубокий виргинский акцент, его звали Миларепа.

Большинство мужчин были одеты как ковбои, в конце концов, это была страна ковбоев, и Миларепа не был исключением.

Он пел кантри, западные песни и играл на банджо, и я погрузилась в магию этой горной местности, окрашенной только кустами шалфея, можжевельником, бледной травой и широкими открытыми пространствами.

Там были олени и гремучие змеи, а однажды, возвращаясь домой через горы, я столкнулась нос к носу с койотом.

Мы были всего в двадцати футах друг от друга и он был гордым и симпатичным экземпляром.

Его шкура была густая и шелковистая, а его глаза уставились прямо в мои.

Мы стояли и смотрели еще несколько минут друг на друга в удивлении, а потом он повернул голову и медленно, так медленно и с большим достоинством потрусил прочь.

Там было два озера, в точности как Ошо обещал будет в "новой коммуне", озеро Кришнамурти было большим, а озеро Патанджали, в стороне, дальше в холмах, меньше и для нудистского купания.

Именно тогда, в начале Ранчо, я иногда уезжала на взятом напрокат грузовике, с несколькими парнями на рыбную ловлю.

Эту вещь не следовало делать, будучи вегетарианцами! Мы пробирались по грязной дороге в темноте и, как разбойники, делали налет на озеро, где мы расходились в разных направлениях, соревнуясь, кто поймает самую большую рыбу или вообще что-нибудь.

У меня не было желания поесть рыбы, но мне нравилось приключение и мы много смеялись.

Нас ни разу не обнаружили, но все закончилось. Удовольствие ушло, и казалось грубо и жестоко вытаскивать рыбу из воды. Так что это кончилось.

Раджнишпурам находился в долине, окруженной горами и холмами, и с вершины участка можно было видеть холмы за холмами, синеющие до самого горизонта.

Чтобы добраться до вершины, надо было затратить время на дорогу, потому что дорога местами шла над обрывами, поворачивала, она годами не ремонтировалась и после многих зим со снегом и дождем она была наполовину смыта.

Выехав с опасной горной дороги, мы могли наткнуться на сельских жителей, которые из своих пикапов направляли на нас свои ружья, просто для развлечения, или стояли на обочине дороги, показывая палец или кидая камнями.

На дорогах был гололед, они были опасны и обломок скалы, оставшийся после лавины, в середине дороги не раз доставлял новую работу мастерской по ремонту роллс-ройса.

Земля была плоской и заброшенной, и иногда до самого горизонта не было видно ни здания, ни дерева.

Каждые несколько миль я видела старый деревянный сарай или дом, почерневшие от жестокой непогоды и наклонившиеся, как будто их ударил ураган; и были доски, на которых было написано: "Покайтесь грешники. Иисус спасает".

И на этой христианской земле, орегонцы вешали гнившие трупы койотов, на свои заборы из колючей проволоки вдоль дороги, до тех пор пока ничего не оставалось, кроме головы и пустого костяка.

Гуляя по скованному морозом лугу однажды ночью, я приблизилась к дому и увидела, что Ошо садится в машину один.

Кто-нибудь всегда ехал с ним, так что такого никогда раньше не случалось.

Я открыла дверь пассажира и спросила, могу ли я поехать с ним, и он очень сурово сказал: "Нет".

Я пошла к Вивек, сказала ей, и мы обе побежали к ее машине, чтобы поехать вдогонку.

Ошо имел преимущество в пять минут, и он был на роллсе, а у нас была только бронко, причем у нее было слабое место, она переворачивалась на крышу, хотя мы обнаружили это только позже.

Дорога в ту ночь была скользкой, и мы забуксовали на одном из поворотов горной дороги; Вивек сказала мне, что она никогда не сдавала на права, на самом деле она не могла действительно водить.

У нее был только один урок, двадцать лет назад в Англии, и после этого она только раз вела машину.

После того, как мы прибыли на Ранчо, она хотела машину, и сказала Шиле, что да, у нее есть права.

Оглядываясь назад, я понимаю, что я должно быть сумасшедшая, потому что мысль, которая пришла мне в голову была такая: "Я действительно могу доверять этой женщине, потому что у нее есть присутствие духа! "

Начался град, и через шторм мы побили все рекорды скорости и старались догнать Ошо.

Нам надо было понять, по какой дороге он поехал, и потом мы поняли, что на открытой дороге мы никогда его не поймаем.

Мы остановились на обочине и стали ждать, надеясь, что он повернет и поедет назад в Раджнишпурам.