БЫЛА СЕРЕДИНА ФЕВРАЛЯ, и вода в Эгейском море была холодная, но я чувствовала себя прекрасно, купаясь голой в глубоком чистом бассейне, образованном скалами, с волнами, которые море мягко разбивало о них.
Сияло солнце, и я смотрела на дом, построенный на утесе, и на извивающуюся лестницу с каменными ступенями, ведущую к нему.
Ошо жил в верхних комнатах дома, и круговое окно его гостиной выходило на море и утес. Его спальня была спрятана в глубине дома, она была темной и похожей на пещеру. Здесь он мог вздремнуть после обеда. Ванная комната была между этими двумя, и Ма Амрито много поработала, чтобы модернизировать ее.
Ма Амрито сняла дом на месяц у своего друга, режиссера Никоса Коундураса.
Комната, в которой я должна была жить и стирать для Ошо, была на середине подъема к утесу, с белой аркой балкона.
Над моей комнатой были наши друзья из Голливуда, Кавиша и Дэвид, которые были любовниками с незапамятных времен, Джон и его подруга Кендра, очень красивая блондинка, которая была санньясинкой с тех пор, как она была ребенком, и Авербава.
Авербава была миллионерша из Теннесси. Когда она беспокоилась, что мужчины любят ее только из-за ее денег, Ошо сказал ей, что ее деньги это часть ее. Он сказал ей, что она не только прекрасная женщина, но прекрасная богатая женщина. Он сказал: "Не думаешь ли ты, что я беспокоюсь, что ты любишь меня только из-за моего просветления?"
Они только что вернулись с острова в Тихом океане, который был предложен как возможный дом для Ошо. Этот остров принадлежал Марлону Брандо, но он не подошел, потому что ураган там только что все разрушил.
Наша группа росла, появилась прекрасная чилийская семья санньясинов, отец, мать, дочь и сын, они прибыли из Раджнишпурама, чисто случайно, не зная, что Ошо приезжает, и помогли нам в приготовлении дома.
Кроме домашней части работы многие санньясины прилетали, чтобы работать с журналистами, собравшимися со всего мира. Почти каждая страна в мире послала корреспондентов из журналов и газет. Телевидение прибыло из Германии, Голландии, Штатов, Италии и Австралии.
Ошо начал давать дискурсы на следующий день после того, как он приехал, и через несколько дней там было пятьсот санньясинов из Штатов и Европы. Он сидел под рожковым деревом в саду, а музыканты сидели вместе в каменном патио и играли, когда Ошо входил и когда он уходил. Все кричали от удивления и удовольствия, когда он танцевал вместе с Вивек, которая танцевала вокруг него; они двигались вместе, потом раздельно, и смеялись все время пока они танцевали вместе по ступенькам вверх и потом через большие дубовые двери в дом.
В те дни, когда весенняя погода была штормовой, мы сидели в доме, в большой комнате на первом этаже, но мы полностью заполняли эту комнату, она переполнялась, и люди сидели на ступеньках и на подоконнике.
Ошо отвечал на вопросы учеников и мировой прессы на дискурсах, которые проводились дважды в день.
Это было так, как будто вернулись времена, когда люди искали мудрого человека и консультировались с ним о том, как им быть. Журналисты задавали Ошо вопросы относительно их политических лидеров, о Папе, контроле над деторождением, смертной казни, проблемах брака, женском освобождении, деньгах, здоровье, духовном и телесном, разоружении и медитации. Да, было несколько вопросов о медитации, но, конечно, обычный желтый журнализм был тоже здесь все с теми же старыми вопросами: "Вы известны как секс-гуру?.."
Ошо: "Название `секс-гуру` не только фальшиво, оно абсурдно. Если сформулировать это правильно, я единственный человек во всем мире, который против секса. Но это требует огромного понимания. Вы не можете надеяться на такое понимание у журналистов. Существует по крайней мере четыре сотни книг, подписанных моим именем, и только одна книга о сексе. Говорят только об этой книге; о трехстах девяносто девяти никто не беспокоится, а они самые лучшие. Книга о сексе просто приготавливает вас, чтобы вы могли понять другие книги и идти выше, отбросив мелкие проблемы, достигая высот человеческого сознания, но никто не говорит о них".
И вопрос, который задавало большинство журналистов: "Вы скучаете по роллс-ройсам?"
Ошо: "Я никогда не скучал ни по чему. Но создается впечатление, что весь мир скучает по моим роллс-ройсам. Это очень безумный мир. Когда роллс-ройсы были, они завидовали, теперь, когда их нет, они скучают. Я просто оставил это позади!
Они могут появиться снова, и люди снова начнут чувствовать ревность... Как раз позавчера здесь были прекрасные фотографы. Все мои люди не хотели, чтобы я фотографировался рядом с хондой, но я настаивал, чтобы эта фотография была сделана. Хонда не принадлежит мне, также как не принадлежали и эти роллс-ройсы.
Но пускай люди, по крайней мере, наслаждаются; они будут чувствовать себя хорошо. Очень странно, что ум людей озабочен такими вещами, которые не имеют к ним никакого отношения".
По поводу денег:
Ошо: "...К сожалению, я должен сказать, что я не понимаю ничего в финансах. У меня нет банковского счета. Я даже не касался денег в течение тридцати лет. Я был в Америке пять лет, и я не видел долларовой банкноты. Я живу полностью доверяя существованию. Если оно хочет, чтобы я был здесь, оно об этом позаботится. Если оно не хочет, чтобы я был здесь, оно об этом не позаботится.
Мое доверие к существованию тотально. Люди, которые не доверяют существованию, верят в деньги, верят в бога и верят во всевозможные идиотские вещи".
Вопрос: "Имя Бхагван написано в вашем паспорте?"
Ошо: "Я никогда не видел своего паспорта. Мои люди заботятся о нем. Когда я был в тюрьме в Америке, у меня не было телефонов моих адвокатов, коммуны или моих секретарей, потому что за всю свою жизнь я ни разу не звонил по телефону.
Военный прокурор был очень удивлен и спросил: `Кого мы должны проинформировать о том, что вы арестованы?` Я ответил: `Кого хотите. Что касается меня, то я никого не знаю. Вы можете проинформировать свою жену, может быть, ей понравится услышать про то, что делает ее муж - арестовывает невинных людей без всякого ордера на арест. У меня такой особый стиль жизни, что иногда это кажется невероятным. Я и сейчас не знаю где мой паспорт. Наверное, он у кого-то, где-то".