Формулируя цели и задачи публикации "Великой тайны франкмасонов" в 1909 г. (после появления в 1905 г. "Протоколов Сионских мудрецов"43), А.О. Пржецлавский утверждал, что рукопись – "скорее научное, чем литературное произведение"44, и декларировал сугубо охранительную позицию к русскому самодержавию: "Правительство наше еще сильно, вера православная в народных массах не поколеблена, преданность Царю и вера в Него народа, войска и большей части дворянства сохранилась"45. Одновременно с этим он противопоставил "ученый труд" многочисленным литературным и "документальным" писаниям беллетристов и публицистов начала XX в.46, доказывая, что приоритет в раскрытии "жидо-масонского всемирного заговора" принадлежит владельцу рукописи О.А. Пржецлавскому и… ему – издателю47.
Однако "сюжет" издания (покойный автор А.Д. Философов, передавший рукопись на хранение третейскому лицу, который, в свою очередь, обогатил ее примечаниями, а затем завещал своему сыну и т.д.) – давно уже приобрел характер литературного приема. И хотя у нас, как и у издателя, нет "указаний" на счет авторства, можно предположить, что текст и наиболее интересные примечания к нему были написаны самим О.А. Пржецлавским, а литературное оформление издательского "сюжета" – выполнено его сыном.
В книге восемь глав48, каждая из которых посвящена рассмотрению узловых моментов истории России, масонства и еврейства. Но при этом "точка зрения", избранная автором, поражает не столько предвзятостью, сколько алогичностью.
Выделив в цивилизации утилитарный, научный и социальный прогресс, которые имеют "предметом ремесло, науку и гражданственность" (11), автор посчитал, что его схеме "соответствуют в России три государственные эпохи и три державных деятеля" – Петр I, Николай I и Александр II (12). Но поскольку разрушительная деятельность масонов иллюстрируется польскими мятежами, умолчание о деятельности Екатерины II (участвовавшей во всех разделах Польши и присоединившей к России ее большую часть) и Александра I (разгромившего Наполеона и его польских союзников) – представляется странным и "злонамеренным".
Парадоксальной оказывается и логика. Если для автора петровское время – далекое прошлое, то царствование Николая I – та историческая эпоха, в которой он сам принимал непосредственное участие. Стоит ли удивляться, что "колоссальным памятником" для него "остается Свод русских законов" (в разработке которого О.А. Пржецлавский принимал участие под руководством… масона и реформатора-либерала М.М. Сперанского). Не менее дорога ему и эпоха Великих реформ Александра II (служебное рвение привело О.А. Пржецлавского на вершину его государственной карьеры). Казалось бы, что столь стройная схема поступательного развития России должна привести к мысли о всеобщем благоденствии, наступившем в результате социального прогресса. Именно здесь и ждет неожиданность. На самом деле вместо гимна новой "прогрессивной" реальности звучит… похоронный марш: «В обществе все как-то страшно, неестественно, натянуто; под успокоительной оболочкой бродят элементы разложения, чье-то невидимое прикосновение как будто парализует действия правительства или обращает их во вред государству; всякий чует приближение грозы, хотя и не понимает, откуда ей быть; все ожидают чего-то, все втайне чего-то боятся в будущем. Да и есть чего бояться; у нас уже порядочно выросло то настроение умов и акклиматизировалась та верно рассчитанная и искусно организованная пропаганда, за которую в XVIII в. последовало во Франции рождение кровожадного чудовища по имени: Революция» (23).
Таким образом, "кровожадное чудовище" оказывается детищем прогресса, а "настроение умов" – всего-навсего следствием рассчитанной и искусной пропаганды. Более того, пройдя все три стадии цивилизации, Россия XIX в. оказалась в ситуации Франции XVIII в. Парадокс в том и заключается, что благотворная деятельность "державных лиц" стимулирует поступательное развитие ремесел, наук и гражданственности, а они, в свою очередь, способствуют возникновению в обществе разрушительной стихии революционных преобразований. Но, доказав это, автор тут же причинно-следственную связь "эволюции" (исторического прогресса) и "революции" (государственного регресса) подменяет взаимоисключающими тенденциями "власти" (самодержавия) и "демократии" (народа). При этом, если "августейшая воля" монархов преследует положительные цели постепенных либеральных преобразований, то, естественно, "злокозненная воля" лишенных державности лиц руководствуется "интригами, эгоизмом и тиранией" (23). Следовательно, суть понимания истории оказывается в открытии "тайны" стремящихся к власти отдельных людей и различных партий.
Во 2-й главе автор приподнимает "покров древней Изиды": преднамеренное "разрушение религиозных и нравственных начал, которое не могло быть полезным ни для какого общества" (25) – вот та "непосредственная причина Французской революции", которая, по мнению автора, была вызвана "заговором против истины". Раскрытие этого "заговора" и составляет "предмет" рассуждений, схема которых удивительно проста: христианскому миру противостоит мир "атеистический" (масоны), которыми руководят адепты иудаизма.
Конечно, автору было бы намного легче описывать "заговор", если бы не надо было "исследовать" промежуточное звено ("франкмасонский орден"), поскольку антиномия "христианство – иудаизм" за свое тысячелетнее существование стала давно уже "общим местом" антисемитов всех толков и национальностей.
Но, во-первых, "изобличения автора и мои относятся исключительно до саддукейской секты" (9), во-вторых, "ни в одном из памятников еврейской литературы ни о каком Адонираме… не упоминается" (44), в-третьих, "сущность доктрины франкмасонства есть только учение иудейских схизматиков, а не Моисеева закона", в-четвертых, "для уразумения истинного значения франкмасонского ордена нет надобности абсолютно утверждать, чтобы в настоящее время иудейский народ непременно принимал непосредственное и сознательное участие в действиях ордена" (49), в-пятых, "из ветхозаветной еврейской письменности известно, что между иудеями до Р.Х. никаких необыкновенных мистерий не существовало" (76).
