Первый раз в своей жизни она была так побита и унижена.

– Ну же, милая, не плачь! Успокойся, сердце мое, – его голос звучал умоляюще, но она не успокаивалась. Стыд и унижение, испытанные ею: Даниэля заставили жениться на ней – были Мерси, как нож в самое сердце. Рыдания понемногу утихли, сменяясь слабыми всхлипываниями и стонами.

Чтобы увидеть ее лицо, он попытался немного отодвинуться.

– О, пожалуйста, не смотри на меня. Мне так стыдно! Прости меня! Я разрушила твою мечту. Ты не можешь... не можешь...

– Не могу что? Ты прости, что не смог уберечь тебя, как обещал. Но, неужели так плохо быть замужем за мной?

– Ты... не любишь меня, – в смятении выкрикнула она.

– Конечно, я люблю тебя. Я всегда тебя любил. Его слова не успокоили Мерси. Лучше бы он их не произносил. Она знала, что нравится ему, он даже любит ее, но не так, как ей хотелось, а особой любовью сильного покровителя, как принято в хороших семьях мужчинам любить своих сестер.

Ее страдания только усилились.

– Я собираюсь свернуть этому мерзавцу шею за змею, – произнес Даниэль сиплым шепотом.

– Я ненавижу их! Лучше б они меня не находили.

– Все могло быть еще хуже.

– А что может быть еще хуже?

– Теперь, когда мы поженились, я отвечаю за тебя, а не они. После того, как ты встретишься со своей матерью, я увезу тебя домой, а они могут катиться ко всем чертям. Вытри глаза, дорогая. Ты и так потратила на этих типов слишком много слез.

– Дэнни! Как ты можешь быть таким спокойным? Таким рассудительным? В один прекрасный день ты можешь... захотеть жениться на ком-нибудь другом. И не сможешь! Я разрушила твою жизнь!

– А свою? Может, ты хочешь выйти замуж за кого-нибудь еще? За Майка? Ты любишь его? – он приподнял ее за подбородок и подождал, пока она не подняла на него глаза. Он должен знать это. Ожидая ее ответа, Даниэль чувствовал себя, точно он очутился на краю глубокой пропасти и несколько секунд, отведенные на ответ, решали его жизнь или смерть.

– Я люблю Майка? О небо, конечно, нет! Я люблю его, но так, как сестра любит брата. Он влюблен в Тенеси с тех самых пор, как Элеонора и Гевин привезли ее из Арканзаса. Ты что, не знал об этом?

– Нет, не знал, – долгая тишина повисла в доме. Они продолжали смотреть друг на друга.

– Она безнадежно любит его, но заставила меня поклясться ничего не говорить ему. Она решила, что он не захочет жениться на ней: ее мать из племени Шоуни.

– А как ты узнала, что Майк любит ее, мисс Всезнайка?

– Святая наивность! Вспомни, какие взгляды он бросает в ее сторону. О, мужчины! Вы иногда так слепы!

Даниэль улыбнулся, сначала уголками рта, а потом, не сдерживаясь, громко рассмеялся. Она отпрянула от него.

– Как ты можешь смеяться после всего, что произошло?

– Потому, что кое-что вспомнил. Ты только что обещала повиноваться мне.

На мгновенье она смутилась, но потом вдруг вспомнила:

– А, это? – она положила ладони ему на грудь.

– Священник забыл сказать, чтобы я поцеловал свою жену, – его голос звучал хрипло. – Ты не будешь возражать?

Она почувствовала возбуждение от его слов, но слабо попыталась остановить его. Однако все ее попытки ни к чему не привели, и она сказала первое, что пришло на ум.

– Поцеловать меня? Ты не...

– А что, если мне хочется? – он перешел на шепот.

– Ну... хорошо.

– Обними меня, – он обхватил руки Мерси своими руками и приблизил к себе.

Мерси облизала пересохшие губы, взгляд упал на чувственные пухлые губы Даниэля. Разум повелевал ей: – Отойди от него! – а ноги отказывались повиноваться.

– Я... ты не должен...

– Шш... Ты обещала повиноваться. Помнишь?

Мерси закрыла глаза и ощутила первое нежное прикосновение к своей щеке. Губы двинулись дальше, осушая слезинку за слезинкой, прикоснулись к переносице, вернулись к щеке. Они нежно и властно прижались к ее губам. Она и раньше обнимала Даниэля, но не так. Его руки так плотно прижимали ее к себе, что она чувствовала, как сильно бьется его сердце. Она впитывала его запахи, так дорогие ей, они смешивались с ее запахами. Поцелуи стали более требовательными. Ее губы раздвинулись, и она не понимала, почему. Мерси даже не осознавала, что ее руки еще крепче обнимают его шею, а губы еще сильнее прижались к его губам.

Это было ранее неиспытанное и волнующее чувство. Ее прошлый опыт не давал ответа, отчего Даниэль дрожал, а его руки скользили по ее бедрам и все сильнее прижимали ее к себе; почему ее груди прижимались к его груди. Губы Даниэля стали мягче – они вкусили всю сладость женских уст. Все ее тело отзывалось маленькими горячими вспышками на движения кончика его языка.

Когда он, наконец, оторвал от нее свои губы, Мерси открыла глаза – влажные, но уже не от слез. Ее припухшие и слегка приоткрытые губы красноречивее всех слов говорили о пережитом потрясении. Она не знала ни что ей говорить, ни что делать. Сердце билось как-то необычно, по-новому. Она, заключенная в крепкие мужские объятия, глубоко и страстно дышала. Медленно его руки расслабились, и она даже не увидела, а скорее ощутила его неудовольствие. Даниэль, коснувшись ее рук, опустил их вниз со своей шеи.

– Прости. Я не должен был этого делать, – глухо произнес он. – Но... эх, черт! Он развернулся и вышел. Мерси и раньше несколько раз целовалась, но сейчас оказалась безоружной перед бурей чувств, которые вызвал у нее поцелуй Даниэля. Она чувствовала, что и Даниэль испытывал то же самое. А теперь он недоволен. Почему? Неужели ему не хотелось целовать ее?

От возникшего чувства обиды ее щеки вспыхнули: он же целовал ее, думая, что она ждет этого! Снова послышалось:

– Какого черта! – Даниэль сердито пнул дверь, и та открылась. Он подошел к другой, противоположной. Эта ежеминутно грозила сорваться со своей единственной кожаной петли, на которой она еле держалась, оставляя между собой и притолокой огромную щель. Он поднял с пола брошенный по приказу Бакстеров пистолет и забил рукояткой клин в эту щель. Закончив осмотр, отбросил ногой щепки, подошел к первой двери и распахнул ее.

Прохладный ночной воздух освежил горячее лицо Мерси.

– Они уехали? – спросила она, когда Даниэль вошел в дом.

– Мулов нет, но они где-нибудь поблизости. Могу поспорить – проворчал он.

Даниэль разжег в очаге огонь, принес из фургона корзину с едой и тюфяк для Мерси, сложив все в углу.

Мерси намочила полотенце и протерла им лицо и руки. От пережитых страданий, она чувствовала себя как выжатый лимон. Вспомнив, что им нужно все-таки поесть, она положила пару сладких картофелин на угли, наполнила водой из кувшина чайник и поставила его на огонь. Покончив с этим, она вышла на улицу и прислонилась к неровной стене дома.

Ночь была необыкновенно тихой. На темном небе ярко горели звезды. Луна еще не взошла, и дом был окутан бархатной темнотой.

Мерси казалось, что она одна на всем белом свете. Из сарая послышалось ржание Зельды. Видимо, конь Даниэля слишком близко подошел к ней, напугав ее.

Где же Даниэль? Когда глаза Мерси привыкли к темноте, она увидела его. Он стоял, широко расставив ноги и скрестив на груди руки, на небольшом бугре и смотрел на реку, через которую они переправились, чтобы оказаться здесь. Вокруг было тихо и одиноко. Мерси испытывала щемящую тоску: все произошедшее сегодня с ним – ее вина. До тех пор, пока они не расторгнут этот брак в Кентукки, Даниэль будет связан с ней. Вынужденный считаться ее мужем, он скоро начнет тяготиться браком, а там – и вовсе презирать. Этого она не вынесет.

Когда Даниэль вернулся, Мерси стояла у окна. Огонь отбрасывал на нее свои блики. Она стояла тихонько и выглядела маленькой, вконец обессиленной девочкой.

– Здесь недалеко есть небольшой ручей. Если хочешь, я принесу тебе воды, чтобы ты смогла умыться, – его голос звучал тихо и глухо. – Вот чертово место, – продолжил он еще более ворчливо, – проклятый ручей такой мелкий, что даже не замочишь лодыжек.