Он пожал своими широкими плечами, и его челюсти плотно сжались.

– Не думаю, что это ваше дело, мисс О'Мэлли. Я сделаю так, как решу. И если для того, чтобы устроить жизнь детей моего брата, необходимо будет их отослать, я это сделаю.

Лотти открыла рот, собираясь что-то возразить, но так и не решилась сказать то, что хотела.

– И вы не желаете вырастить их самостоятельно? – спросила она, наконец.

– Вырастить самостоятельно? – насмешливо переспросил он. – Это мне предлагается делать в одиночку, мужчине, у которого дел и так выше головы? Им нужна женская забота, и я постараюсь, чтобы они ее получили, – заявил он решительно. – Вы обещали остаться, пока я не научусь заботиться о них. Пусть так и будет.

– Попробуйте научиться делать это лучше меня, мистер Тиллмэн, попробуйте, – многозначительно проговорила она.

– Вам, мисс О'Мэлли, придется доказать обоснованность ваших заявлений, – сказал он, сопровождая свои слова насмешливым взглядом. – Я дам вам две недели на то, чтобы написать своему пастору в Ньо-Хоуп. Пусть поспешит на помощь.

Лотти скрестила на груди руки. Когда же повозка въехала в глубокую колею, вцепилась руками в сиденье. Ее глаза метали молнии, она крепко сжала зубы и отвернулась.

– Посмотрим, мистер Тиллмэн, – пробормотала она. – Мисс Конклин всегда говорила, что в жизни ничего не достигнешь, если всегда будешь оглядываться назад. И я ей верю.

Лавка в Миль-Крике была, по мнению Лотти, прекрасным магазином. Товаров там имелось наверняка не меньше, чем в любимом магазине Эгги Конклин в Ньо-Хоуп. Жизненный опыт научил Лотти думать о пятидесятифунтовых упаковках муки или джутовых мешках, полных риса. Но сегодня мука будет закупаться по иному списку, решила она, приближаясь к длинному деревянному прилавку.

Муки хорошего помола в приютской кухне не бывало никогда. Девушка проводила много утомительных часов, отсеивая мучных червей, прежде чем готовить тесто. Утренняя возня на неуютной кухне была привычным для нее занятием. Радостное сознание того, что сегодня ей не надо интересоваться продуктами второго или третьего сорта, заставляло ее ноги быстро шагать по неровным половицам магазина.

Она с наслаждением вдыхала воздух. Запахи специй и товаров из кожи, смешанные с ароматом яблок, казались ей восхитительными. Она сделала еще один глубокий вдох, и ноги ее, обутые в старые черные ботинки, сделали еще один шаг, рука же сама потянулась к прекрасным кожаным ботинкам, стоявшим на прилавке. Никогда, даже в своих самых необузданных мечтах, Лотти не могла представить, что окажется в подобном магазине, располагая почти неограниченной возможностью тратить деньги. И ни перед кем не надо отчитываться, когда выйдешь за дверь.

Пока коляска быстро катилась по улицам города, Джон Тиллмэн втолковывал Лотти, что за покупки она отвечает лишь перед самой собой.

– Я выдал тебе достаточно денег, – сказал он, осаживая резвую кобылу.

У Джона были большие красивые руки, и суставы пальцев сильно выдавались вперед, когда он перебирал пальцами кожаные поводья. Рукава его голубой рубашки были закатаны примерно на дюйм выше локтя, и Лотти не сводила глаз с мощной мускулатуры Джона. Его сапоги плотно облегали штанины из грубой хлопчатки, и ткань сильно натягивалась при каждом движении крепких бедер. Когда Лотти смотрела на его ладную фигуру, она чувствовала, что краска стыда заливает ее лицо. За все годы, проведенные ею в приюте для девушек, в строго охраняемые стены этого заведения ни разу не ступала нога мужчины, наделенного подобной внешностью.

– Лотти, ты меня слушаешь? – спросил он с нотками нетерпения в голосе.

Глаза девушки расширились, и она выпрямилась на мягком сиденье коляски. Пальцы ее сжали маленькую сумочку, отягощенную увесистыми монетами, которые Джон выдал ей на хозяйственные нужды.

– Да, мистер Тиллмэн, я слушаю, – ответила она, натянуто улыбнувшись.

– Ты уверена, что знаешь, что нужно купить? – спросил Джон с сомнением в голосе. – Требуются продукты. Чтобы четыре человека нормально питались. А об урожае с сада в этом году не стоит и говорить. Джеймс в последнее время запустил свое хозяйство, – добавил он, помрачнев, и, казалось, о чем-то задумался.

Лотти, резко выпрямившись, твердо заявила:

– Я уверяю вас, что справлюсь с этим, мистер Тиллмэн. Вот здесь у меня список необходимых покупок, – сказала она, прижимая руку к карману, где зашуршал лист бумаги.

И вот теперь полки магазина манили Лотти. Она достала свой список и положила его на блестящий прилавок орехового дерева, за долгие годы отполированный локтями покупателей. Ожидая, Лотти машинально поглаживала пальцами гладкое теплое дерево прилавка.

Харви Слокум вел дела в лавке в Миль-Крике уже более тридцати лет, но был еще не слишком стар, поэтому окинул девушку оценивающим взглядом.

– Я полагаю, вы и есть невеста с востока, – произнес он в грубовато-прямодушной манере. – А сюда зашли, чтобы сделать запас для кухни Тиллмэна, а?

Лотти коротко кивнула – Харви застал ее врасплох своим вопросом.

– Да, я Лотти О'Мэлли и пока буду заботиться о детях мистера Тиллмэна.

Девушка у другого конца прилавка обернулась на эти слова и подошла к ним. Ее длинные черные волосы, перехваченные лентой на макушке, падали на плечи роскошными кудрями. На ней было платье в цветочек из материала гораздо лучшего качества, чем муслин, который носила Лотти, а передник, подвязанный на талии, топорщился накрахмаленными кружевными бретельками.

Лотти, быстро взглянув на девушку, оценила и ее платье, и кружева, и роскошные локоны. Неожиданно даже для самой себя она расплылась в приветливой улыбке.

– Мисс О'Мэлли, меня зовут Женевьева, – объявила темноволосая девушка. – А это мой отец, мистер Слокум, – добавила она, изящным движением коснувшись локтя своего отца.

– Приятно с вами познакомиться, – кивнув, ответила Лотти, которая была рада увидеть в городе доброжелательные лица.

Когда ее высадили перед дверью магазина, она почувствовала себя потерянной и приближалась к магазину в страхе, что станет объектом насмешек. Ей подумалось, что люди в городе могут не одобрить, что она живет в такой близости от Джона Тиллмэна. Поэтому Лотти очень не хотелось, чтобы горожане слишком уж заинтересовались ее особой.

То, что Женевьева оказалась так доброжелательна, явилось приятным сюрпризом, и Лотти была искренне благодарна этой девушке. Она сняла перчатки – осторожно, чтобы не повредить заштопанные места, – и аккуратно убрала их в сумочку, защелкнув металлические застежки. Потом, протянув руку, предложила дочери хозяина лавки свою дружбу.

Женевьева улыбнулась и легонько пожала протянутую руку Лотти. Ее кудри взметнулись, когда она, широко улыбаясь, повернулась и посмотрела в обветренное лицо отца.

– Я сама обслужу мисс О'Мэлли, если ты позволишь, папа, – пропела девушка своим мелодичным голоском.

Харви отступил назад с добродушной улыбкой, как бы давая понять, что не может не исполнить просьбу дочери. Он взглянул на Лотти, по-прежнему улыбаясь.

– Женевьева подберет для вас все, мисс О'Мэлли, – сказал мистер Слокум, подходя к дочери.

– Так, – сказала Женевьева, положив ладони на прилавок и глядя в список Лотти. – Что же вам необходимо?

Лотти подвинула к себе листок, и ее палец заскользил по строчкам, выписанным ровным округлым почерком.

– Ну… все, – улыбнулась она. – Боюсь, что запасы мистера Тиллмэна сильно истощились.

Женевьева бойко улыбнулась, показав два ряда прекрасных ровных белых зубов. Ее глаза загорелись, когда она просмотрела весь список.

Разница между двумя девушками бросалась в глаза. Лотти в своем простеньком темном платье, сшитом по той же выкройке, что и все ее остальные платья, походила на неприметную серенькую курочку, только яркие цветы на полях шляпы вносили хоть какие-то краски в ее наряд. Яркий наряд дочери лавочника полностью затмевал ее.