Горелов сунул руки в карманы, надеясь найти что-нибудь подходящее там. Но ничего, кроме связки ключей, коротких и легких, не обнаружил.

– Раз, два, три, – донесся до него игривый голос Григория, и свет погас.

Валентин замер с разведенными в стороны руками, парализованный страхом. Ему казалось, пройдет несколько минут, глаза привыкнут к темноте и он станет различать контуры прохода. Но прошло десять секунд, пятнадцать, минута, а зрение так и не возвратилось. Тьма тут царила кромешная.

"Тьма египетская”, – вспомнилась Горелову когда-то слышанная фраза. Где, когда он ее услышал или вычитал, вспомнить не мог, и лишь когда раздались тяжелые шаги, вспомнил – Библия. Это в ней говорилось о тьме египетской и геенне огненной. Ему показалось, что исчезли стены, исчез потолок, остался лишь пол.

Валентин присел на корточки и нащупал холодный бетон. Это было единственное, что могло напомнить ему о реальности происходящего. Боясь приподняться, он пополз, но вскоре уткнулся лбом о ледяной бетон. Запаниковал, поняв, что потерял ориентацию, не может вспомнить, где выход.

Он заплакал. Слезы катились по щекам, падали на колени. Горелов уткнулся лицом в колени и плакал навзрыд.

И тут показался свет, слабый, неуверенный, рассеянный. Он скользил по стене коридора, на который выходил карман, где сидел Горелов. Валентин не сразу понял, что фонарик зажгли специально для него, ведь у братьев имелись приборы ночного видения, и свет им был ни к чему. Они прекрасно знали, куда заполз их пленник, и помнили, оттуда есть только один выход – в коридор. Братья могли бы прикончить Валентина на месте, но растягивали удовольствие. Игра есть игра.

Луч фонарика зацепился за острый угол и замер. Валентин сидел, ожидая нападения, но ожидание ничего не дало – луч оставался неподвижным, а тишина сгустилась. Ни шагов, ни дыхания врагов он не слышал и на мгновение даже заподозрил, что оглох. Но стоило ему пошевелиться, как до ушей тут же донесся предательски громкий шорох.

"Надо выползать!” – решил Валентин. Силы понемногу возвратились к нему, возвращалась уверенность в себе.

– Быстрее.., быстрее! – забормотал он, подбираясь к выходу, и выглянул из-за угла.

Коридор был пуст. Но не успел Горелов обернуться, как его тронули за плечо. От неожиданности пленник взвизгнул и бросился вперед.

– Вот так-то лучше будет, Тушкан, – прозвучало у него за спиной.

От этого голоса он рванул еще быстрее, но не пробежал и десяти шагов, как сильная рука, высунувшись из другого кармана, ухватилась за его плечо. Затрещала материя рубашки, и Горелов, ударившись головой о стену, оказался на полу. Он приподнялся и увидел братьев. Григорий светил на него фонариком.

– Ты плохо учил планировку. Ленишься, бегаешь медленно, – бесстрастно говорил Илья, изучающе глядя на пленника. – Да и страху у тебя в глазах что-то маловато… Чем бы его испугать? – Илья повернулся к Григорию.

Тот пожал плечами.

– Ползи, быстро! – Илья несколько раз провернул вокруг указательного пальца тяжелый металлический прут и затем, резко остановив его, воткнул, как шило, в зад Валентину.

Тот судорожно дернулся и вскочил. Прут зазвенел на полу.

– А мог бы и с собой прихватить, – с улыбкой проговорил Илья, неспешно нагибаясь и подбирая оружие с пола.

– Ты думаешь, это бы ему помогло? Я бы ему по рукам как заехал, и пальцы остались бы лежать отдельно от туловища.

Валентин пятился, братья медленно шли к нему.

– Он и спиной вперед ходить умеет. Много чему ты, Тушкан, научишься за сегодняшний день.

Валентин совсем забыл, что коридор кончается колодцем. Он пятился и пятился, следя лишь за одним – чтобы его от братьев отделяло хотя бы два метра, расстояние, предельное для вытянутой руки с металлическим прутом, сжатым в пальцах. Из ягодицы толчками выходила кровь, горячая и липкая. Она пропитала одежду, проникнув в туфли, хлюпала и там.

Братья остановились, а Валентин продолжал пятиться. За ним на бетоне оставался кровавый неровный след. Луч фонарика скользнул по этому следу и уперся в лицо Горелову.

– Он, по-моему, не догоняет, забыл что-то из прежнего опыта, – заметил Илья.

– Все они не догоняли.

И в этот момент Валентин ощутил, что под правой ногой исчез пол. Но сделать уже ничего не успел, взмахнул руками и провалился в колодец. Ему показалось, что полет бесконечно долог, хотя он длился доли секунды. Со всего размаху Валентин спиной упал на бетонный пол и на какое-то время потерял сознание. Когда же очнулся, то увидел бьющий прямо в лицо луч фонаря и две мерзкие рожи, улыбающиеся, довольные.

– Смотри-ка, очухался, даже мочиться ему на лицо не пришлось! А я уже штаны расстегнул.

– Живучий, Тушкан, хоть и без хвоста.

– Это хорошо, значит, забава обещает быть долгой. Эй, ты, Тушкан, ни хрена себе не сломал? А то, если что, мы быстро тебя подлечим.

– Отпустите меня! Отпустите! – молил Валентин, обращаясь к бесстрастному лучу фонарика.

– Это заслужить надо.

– Что мне надо сделать?

– Стараться. Ну хотя бы час побегать. Ты учти, время, которое ты лежишь, в счет не идет. Это как в шахматах, часы с двумя циферблатами – щелк на кнопку, и пошло время для противника.

В конусе света возник металлический прут с острым концом. Он чуть заметно двигался, и Валентин с опозданием сообразил, в него прицеливаются. Он сообразил это, когда пальцы Ильи уже разжались, и прут на мгновение завис в воздухе. Валентин откатился, прут было нырнул, но дернулся и остановился буквально в пятнадцати сантиметрах от бетона. Затем медленно качнулся, как маятник гигантских часов.

Валентин вспомнил, как один из братьев сказал, что он не сообразил вовремя завладеть оружием. Изо всех сил рванулся к раскачивающемуся на веревке пруту, попробовал поймать его. Но прут, словно издеваясь над ним, ушел в сторону, а когда Горелов, казалось, уже сомкнул на нем руки, резко взмыл вверх, и пальцы Горелова схватили пустоту.

– Ха-ха, – донеслось до него сверху, – ловкий ты, да не очень, и на старуху бывает проруха.

И тут прут вновь возник, ударив острием Валентина в плечо. Потекла кровь. Израненный Горелов бросился в темноту, и тут свет погас. Валентин уже немного ориентировался в подвале, он бежал долго, пока не очутился возле металлической двери, и принялся колотить в нее руками, ногами. Дверь вибрировала, но только потом он сообразил, дверь открывается на себя. Горелов никак не мог нашарить ручку, наконец сумел подсунуть пальцы под край полотна и, сдирая кожу, чуть приоткрыл ее.

– Да ты, мудак, дверь не запер! – послышался крик Ильи, явно адресованный брату. Вырезубовы побежали по коридору. Тревога в голосе чувствовалась неподдельная, Вырезубовы испугались.

– Стой, урод! – закричал Григорий, запуская руку в большой карман жилета.

Валентин этого не видел, он чувствовал приближение смерти. Горелов ее стал дожидаться, когда братья добегут до него. Лишь только дверь приоткрылась, он буквально скользнул в узкую щель и, тут же уцепившись за ручку, потянул полотно на себя. Дверь закрывалась медленно, со скрипом. Братья уже были возле нее, но не рисковали сунуть пальцы в узкую щель, их бы непременно отдавило стальным уголком.

Металлический прут острием вошел в щель между дверью и стеной, полотно придавило его. Валентин буквально повис на ручке, упершись ногами в стенку. Он запрокинул голову в надежде увидеть хоть один лучик света, но вокруг него царила темнота, плотная и густая, хоть режь ее – только нечем. Прут скрежетал в щели совсем близко от Валентина. Илья не мог ни просунуть его дальше, ни выдернуть, не мог воспользоваться им и как рычагом – не давала развернуться стена.

– Эй, ты, – крикнул в щель Григорий, – а ну, отпусти ручку, слышишь!

– Не пущу, – хрипел Валентин, – выкусите, сдохнете под землей!

В ответ послышалось ржание.

– Это мы сейчас посмотрим, кто из нас сдохнет первым. Ты не забывай, в подземелье два входа. Мы сейчас к тебе зайдем с другой стороны.