Альберт Уайтхэд чувствовал себя сраженным смертельной болезнью. Много лет назад он, переполненный радостью, окунулся в море богатства и роскоши. И вот теперь ему было страшно, не тонет ли он в нем.

Закутанный в махровое полотенце, Прайс сидел в углу парилки. Раздалось одинокое постукивание в стеклянную дверь; это был условный знак. В парилку вошел Стюарт Николс, первый вице-президент брокерской фирмы «Суонсон и Шварц», но в первую очередь видный деятель Матарезе. Также закутанный в полотенце, Николс уселся на деревянную скамью напротив Камерона. Плотное облако пара не позволяло им отчетливо видеть друг друга, и Прайсу это было на руку. Так его слова прозвучат более выразительно. Выждав минуту, Камерон заговорил:

– Здравствуйте, господин адвокат.

– В чем дело? Кто вы такой?

– Имя мое не имеет никакого значения. Главное – то, что я вам скажу. Мы с вами находимся наедине.

– Я не имею привычки разговаривать с незнакомыми людьми в парилке своего клуба.

– Когда-нибудь все приходится делать впервые, разве не так?

– В данном случае я не собираюсь отступать от своих правил. – Николс поднялся со скамьи, собираясь направиться к выходу.

– Я прибыл из Амстердама, – тихо, но отчетливо произнес Камерон.

– Что?

– Сядьте, господин адвокат. Это будет ради вашего же блага, и если моего слова вам недостаточно, послушайтесь совета Джулиана Гуидероне.

– Гуидероне?.. – Сквозь густые клубы пара Прайс увидел, что адвокат плюхнулся назад на скамью.

– Эта фамилия служит своеобразным паролем, вы не находите? Фамилия человека, которого уже многие годы считают умершим. Очень примечательно. Я имею в виду тот факт, что ею пользуются.

– Вы завладели моим вниманием, но только в определенной степени. Мне нужно больше. Что произошло в Амстердаме? Почему с ним потеряна связь?

– По-моему, вы сами прекрасно все знаете. Кстати, а вы сами пытались связаться с Кайзерсграхт?

– С Кайзерсграхт?.. Вы производите на меня все большее впечатление. Почему мне должно быть все известно?

– Потому что вас ввел в курс дела Леонард Фредерикс, наш человек в британском МИДе. В борьбе за власть ван дер Меер переусердствовал. Он попытался принизить значение Джулиана Гуидероне…

– Но это же было просто нелепо. Речь идет о сыне…

– О сыне Пастушонка, – опередил его Прайс. – Если бы вы попытались связаться с ван дер Меером, вам бы ответили, что он по делам покинул пределы Нидерландов.

– Что это значит?

– Матарейзен производит перегруппировку своих сил. Он может быть где угодно.

– Боже милосердный! Это же просто ужасно! Подобный путь может привести к катастрофе!

– Полностью с вами согласен. Так что лично я делаю ставку на Гуидероне – и ставлю я не только все свои деньги, но и саму жизнь. Именно у него настоящая власть. Именно его знают все наши люди – повсюду. От Средиземного до Северного моря, от Парижа и Лондона до Нью-Йорка и Лос-Анджелеса. Ван дер Меер в своем особняке на Кайзерсграхт строит планы, разрабатывает схемы, однако в жизнь претворяет все это Гуидероне. Ему верят; а ван дер Меер остается неизвестной величиной, денежным деревом, а не человеком. Он не может осуществлять свою деятельность без сына Пастушонка.

– Правильно ли я вас понимаю? Налицо серьезнейший кризис.

– К счастью, пока что до этого дело не дошло. Все идет строго по графику – под руководством Гуидероне.

– В таком случае, – с нескрываемым облегчением вздохнул адвокат, – я не совсем понимаю, зачем вам понадобилось связываться со мной.

– Гуидероне хочет убедиться в вашей преданности.

– В данных обстоятельствах он может ни о чем не беспокоиться. Чем были вызваны его сомнения?

– Тем, что Альберт Уайтхэд, ваш босс и близкий друг, решил бежать с корабля. Он принял сторону ван дер Меера, остался с денежным деревом.

– Что?

– Он не догадывается, как быстро денежное дерево может зачахнуть.

– Мне Уайтхэд ни словом ни о чем не обмолвился, – пробормотал ошеломленный Николс. – Я не могу в это поверить!

– И вы не должны говорить ему о нашей встрече. Этого разговора не было.

– Вы ничего не понимаете. Между нами никогда не было профессиональных секретов. И уж определенно не в этой области. Это просто уму непостижимо!

– Увы, все это осталось в прошлом… Господин Гуидероне щедро вознаградит вас, если вы будете держать глаза и уши открытыми. Я оставлю вам свой номер голосовой почты, и если вам что-нибудь станет известно или если Уайтхэд будет вести себя странно, позвоните и оставьте сообщение, что… просто что звонил «поверенный». Я сразу же с вами свяжусь, и мы обязательно встретимся.

– Я употребил выражение «уму непостижимо», и оно полностью соответствует истине. Уму непостижимо, что мне предстоит шпионить за Альбертом.

– Вы еще скажете мне спасибо, а сын Пастушонка вас не забудет. Вы превосходный юрист; возможно, когда мы придем к власти, вы возглавите наш международный юридический отдел. А сейчас я должен уйти. Протяните руку, и я дам вам записанный номер ящика голосовой почты.

Прайс вышел из парилки, выпустив за собой в открытую на мгновение дверь клубы пара. Оглушенный, объятый ужасом Стюарт Николс остался сидеть на скамье, уставившись на сырые стены, – человек, раздираемый внутренними муками.

«Тренер» из ЦРУ проводил Камерона в пустую раздевалку, где тот быстро переоделся. Выйдя на улицу, кипящую бурным оживлением утра рабочего дня, Прайс проанализировал свой разговор с приспешником Матарезе. Как и в случае с Альбертом Уайтхэдом, все прошло гладко. Посеяны семена взаимной вражды, и к этому прибавлено требование хранить молчание: сочетание убийственное. Ортодоксальность объединится с реформаторством. Оба видных деятеля Матарезе будут под влиянием такого стресса, что неизбежно последуют вопиющие ошибки, которые быстро распространятся по всему заговору. И останется только наблюдать за всем со стороны. Странно, каких результатов можно добиться, умело приправляя истину вымыслом. Но фундаментом всегда должна быть только истина – это правило является незыблемым.

– Я с вами прощаюсь, – сказал Скотт Уокер, оперативник ЦРУ, – но скорее всего мы снова встретимся в Филадельфии, где находится четвертый объект.

Дело происходило в номере-люкс гостиницы «Марблторп».

– Надеюсь, Скотт, – улыбнулась Лесли. – Вы нам очень помогли.

– Да что вы, подполковник Монтроз, я ничего такого и не сделал, а если и сделал, то сам о том не догадываясь. Я только обеспечивал содействие. А сейчас я передал старшему лейтенанту Консидайну запечатанный конверт с приказом. В нем расписан ваш перелет во Флориду, где находится третий объект. Там вас встретит мой коллега Дейл Барклай. В сути происходящего он разбирается не больше меня, но свое дело знает…

– Приятно это слышать.

– Сэр, вам в подмогу выделяют лучших из лучших. Барклай получил четкие инструкции от заместителя директора Шилдса.

– Ребята, а вас никогда не одолевает любопытство? – спросила Лесли.

– Никогда, господин подполковник, если мы получаем соответствующий приказ.

– Замечательный ответ, – сказал Прайс.

Джемисон Фаулер, магнат в сфере коммунальных услуг и один из наиболее могущественных Матарезе в Соединенных Штатах, осуществлял свою деятельность из гостиницы «Брейкерс» в Палм-Бич. Оттуда он постоянно связывался по телефону с Талахасси, административным центром штата Флорида, используя свой личный шифратор – вскрыть который для ЦРУ не составило никакого труда. Фаулер выходил на высокопоставленных чиновников штата, настойчиво требуя содействия в продвижении интересов своей корпорации. В случае успеха он обещал щедрые премии – читай, взятки. И многие с готовностью шли на сотрудничество с ним. С финансовой точки зрения занятие политикой на уровне штата не слишком прибыльно: убогий кабинет, полное забвение и, если речь не идет о юристе, которого осаждают потенциальные подрядчики, небольшие деньги. Фаулер знал, какие рычаги нажимать как в телефонных разговорах, так и при личном общении в номере-люкс гостиницы «Брейкерс» со своими гостями, которых доставляли в Палм-Бич на его собственном самолете.