– Кто возглавит международные компании после смерти Мушистина?

– Все это настолько запутано, что потребуются многие месяцы, а то и годы, чтобы во всем разобраться.

– Но, если я правильно вас понял, где-то в финансовых пещерах могут притаиться Матарезе?

– Никаких достоверных фактов нет, но мы так думаем. Все настолько аморфно, черт побери, что ухватиться за ниточку никак не удается.

– И что вы хотите от меня?

– Это было выражено последними словами Мушистина: «Найди Беовульфа Агату».

– Кого?

– Беовульфа Агату. Под этим кодовым именем в КГБ и восточно-германской разведке «Штази» проходил Брэндон Скофилд, наш самый опытный агент внедрения времен «холодной войны». По прихоти судьбы ему в конечном счете пришлось работать в паре с человеком, которого он ненавидел, который ненавидел его, – это произошло после того, как они оба вышли на след Матарезе на Корсике.

– На Корсике? Это же полудикий остров!

– Настоящее имя этого человека было Василий Талейников; у нас он проходил под кодовым именем Змея. Этот агент КГБ снискал себе дурную славу. Именно он подстроил смерть жены Скофилда, а Скофилд, в свою очередь, убил младшего брата Талейникова. Они оставались заклятыми врагами до тех пор, пока оба не столкнулись с врагом более страшным и могущественным.

– Вы имеете в виду Матарезе?

– Да, Матарезе. В конце концов Талейников пожертвовал собой, спасая жизнь Беовульфу Агате и еще одной женщине, которая впоследствии стала женой Скофилда.

– Господи, это очень напоминает древнегреческую трагедию.

– Во многих отношениях это действительно было так.

– И?

– Найди Беовульфа Агату. Выясни у него все, что он может рассказать. Это станет отправной точкой; никто не знает Матарезе лучше Скофилда.

– А разве он не представил подробный отчет о проделанной работе?

– Скофилд не горел желанием сотрудничать. Он настаивал на том, что операция успешно завершена и возвращаться к ней нет смысла. Древняя история не сможет преподать никаких уроков. Все действующие лица мертвы. Сам Скофилд хотел только как можно скорее выйти из игры.

– Согласитесь, весьма странное поведение.

– С его точки зрения, оно было оправданным. Видишь ли, был момент, когда Скофилда считали «безвозвратно потерянным».

– Вы хотите сказать, было принято решение его устранить? – переспросил пораженный Прайс. – И это решение приняло руководство Скофилда?

– Считалось, что он представляет опасность для наших сотрудников по всему миру. Скофилду были известны все наши секреты. Президент лично вынужден был отменять приказ о его ликвидации.

– Начнем с того, был ли такой приказ вообще?

– Я же только что объяснил, что Скофилд стал ходячей бомбой с часовым механизмом. Он объединился с врагом; они с Талейниковым стали действовать вместе.

– Против Матарезе! – с жаром возразил Камерон.

– Это мы выяснили позже, когда уже едва не стало слишком поздно.

– Пожалуй, мне следует поближе познакомиться с нашим президентом… Ну хорошо, я постараюсь разыскать Скофилда. С чего начать?

– Сейчас он живет в полном уединении на одном из островов Карибского моря. Мы уже навели кое-какие справки, но пока что ничего определенного. Ты получишь все, что у нас есть.

– Премного благодарен. Это огромный район, в котором великое множество островов.

– И помни, если Скофилд жив, ему сейчас уже за шестьдесят, так что он, скорее всего, здорово отличается от фотографии из личного дела.

– Беовульф Агата. На мой взгляд, очень глупое имя.[15]

– Не знаю, по-моему, оно ничуть не хуже имени Змей, которое мы дали Талейникову. Да, кстати, когда ты работал в Ташкенте, твое кодовое имя в переводе с узбекского было Распределительный Вал, Котенок.[16]

– О, Фрэнк, только не это.

Гидросамолет совершил посадку на водную гладь порта Шарлотта-Амалия на острове Сент-Томас, самом крупном из цепочки принадлежащих Соединенным Штатам Виргинских островов. Он подрулил к заставе береговой охраны на левой стороне пирса, и Камерон Прайс спустился по шаткому трапу на причал. Его встретил молодой начальник заставы в белоснежном мундире.

– Добро пожаловать в Шарлотту-Амалию́, ударение на последний слог, – сказал офицер-моряк, пожимая ему руку, – и если вы хотите, чтобы вас здесь считали своим, произносите это название именно так.

– Я на вашей стороне, лейтенант. С чего мне начинать?

– Ну, во-первых, вам отведено место в домике номер 1869, это отсюда прямо вверх. Ресторан у нас чертовски хороший, и парень, которому он принадлежит, в прошлом работал в вашем ведомстве, так что он будет держать язык за зубами.

– В прошлом – это не внушает мне особого доверия…

– Положитесь на мое слово, сэр. Он был нашим представителем от Агентства международного развития[17] во Вьентьяне, и Управление за былые заслуги осы́пало его деньгами с ног до головы. Как вы полагаете, на какие средства он купил гостиницу?

– В таком случае, ему цены нет. У вас есть что-нибудь для меня?

– Несколько лет назад Скофилд свернул здесь свое небольшое дело – у него было судно, которое он фрахтовал, – и перебрался на британскую Тортолу. Там он тоже долго не продержался, но у него по-прежнему остается на Тортоле почтовый ящик.

– Из чего следует, что он регулярно наведывается туда за почтой.

– Или присылает человека с ключом. Скофилд ежемесячно получает чек от пенсионного фонда и, предположительно, запросы на свои услуги, если таковые приходят.

– Значит, он до сих пор выходит в море?

– Но только под новым названием, «Карибская Тортола». Если хотите знать мое мнение, сделано это для ухода от налогов, что на самом деле довольно глупо, потому что за последние двадцать пять лет Скофилду не начислили ни цента налогов.

– Ребята, привыкшие работать в глубоком подполье, с годами не меняются. Где он сейчас?

– А кто знает?

– Его никто не видел?

– Нет. Хотя мы поспрашивали людей. Разумеется, осторожно, не привлекая внимания.

– Но кто-то же должен забирать почту…

– Послушайте, сэр, ваш запрос пришел всего восемь дней назад. У нас есть друзья на Тортоле, – продолжал лейтенант береговой охраны, – но и у них нет никаких зацепок. Тортола – крошечный островок площадью около двадцати квадратных миль с населением примерно десять тысяч человек, в основном местных и англичан. Главное почтовое отделение находится в Роуд-Тауне; корреспонденцию туда доставляют от случая к случаю, и почтовые работники бо́льшую часть времени на службе просто спят. Я не в силах изменить привычки, рожденные жизнью в тропиках.

– Не заводитесь, я просто задал вопрос.

– Я и не завожусь, просто меня охватывает отчаяние от собственного бессилия. Если бы я смог помочь вам чем-либо существенным, это благоприятно отразилось бы в моем послужном списке и, возможно, мне удалось бы выбраться из этой про́клятой богом дыры. Но я бессилен. Какими бы ни были мои устремления, этот сукин сын Скофилд просто исчез.

– Об этом не может быть и речи, лейтенант, раз у него есть почтовый ящик. Весь вопрос только в том, чтобы за ним наблюдать.

– Прошу меня простить, мистер Прайс, но никто не позволит мне покинуть заставу и торчать на Тортоле.

– Это слова офицера и джентльмена, молодой человек. Но вы могли бы кого-нибудь нанять для этой цели.

– На какие шиши? Бюджет у нас такой скудный, что мне приходится звать на помощь добровольцев, когда эти чертовы катамараны не могут самостоятельно выбраться на берег!

– Прошу прощения, я забыл. Эти решения принимают бюрократы. Вероятно, они считают, что Сент-Томас – это владения католической церкви на Тихом океане… Поостыньте, лейтенант, у меня есть свои рычаги давления на тех, кто сидит в кабинетах и носит костюмы с галстуками. Вы поможете мне, и я помогу вам.