– Да, я уверен, справятся. Но вы должны понять, и дело вовсе не в том, что я не верю вашему слову, хотя картина действительно с виду та самая, для полной уверенности надо провести лабораторный анализ. Не могу же я вернуться и сказать, дескать, заплатите миллион зеленых, с виду все в порядке.

– Прекрасно вас понимаю, сеньор Хоукин, так что извиняться не за что. Я прихватил нож для палитры и целлофановые пакетики. Нож остер, как бритва. Позвольте предложить вам взять пробы краски и холста где-нибудь в незаметном месте, пожалуй, заодно и несколько стружек дерева. Возьмите пробы сами, чтобы знать, что мы не пытаемся обвести вас вокруг пальца. Пусть их проанализируют, а потом поговорим о деле.

– Поговорим, поговорим, и без того слишком много разговоров! – сердито рыкнул Робл, шагнув вперед с ножом в руке. Клинок со звоном открылся, Тони шарахнулся назад. – Кончать надо ходить вокруг да около. Вот вам образчик, возьмите его к своей рюсски, пускай поглядит, настоящая картина или нет!

Вскрикнув, Тони рванулся вперед, но Д'Изерния удержал его на месте.

Вонзив клинок в угол бесценного полотна, Робл с треском вспорол ткань, выкроив из угла треугольник. Потом, под надрывный треск рвущегося холста, содрал его с подрамника и бросил лоскут Тони в ладонь.

– Вот. Проверяйте.

Увидев ошеломленное лицо Тони, Д'Изерния кивнул.

– Я понимаю ваши чувства, сеньор Хоукин, и соболезную. Наш друг Робл малость импульсивен и, пожалуй, грубоват. Но он прав. Опытный мастер способен исправить последствия сего акта вандализма так, что от повреждения не останется и следов. Зато мы получаем прочный фундамент для переговоров. Передайте сей фрагмент на анализ, и если вы останетесь удовлетворены и приготовите деньги, мы проведем обмен. Уведомьте мистера Соунза, что я позвоню вам в четыре часа пополудни, дабы обсудить данный вопрос. Ну-ка, давайте завернем этот кусочек холста, чтобы уберечь его от дальнейших повреждений.

Вынув из нагрудного кармашка платок, Д'Изерния встряхнул его и накинул на открытую ладонь. Тони бережно уложил фрагмент на платок и завернул. Д'Изерния одобрительно кивнул.

– Так. С вводным этапом покончено, мы можем идти. Но прежде, пожалуй, вам доставит некоторое удовольствие знакомство с нашим патроном, владельцем полотна. Познакомившись с ним, вы, наверное, уясните, почему сегодняшняя церемония, по крайней мере для нам с Роблом, отчасти представлялась в юмористическом свете.

Круг света пропутешествовал по полу к алькову, вдоль колеи, оставленной узкими шинами, до оставивших ее колес. Там сидел в инвалидном кресле темный субъект, по пояс укутанный серым одеялом, сцепив на коленях старческие руки, похожие на птичьи лапы. Свет медленно двинулся вверх, по мешковатому коричневому пиджаку и пожелтевшей рубашке, неряшливо завязанному черному галстуку, тощей шее, торчащей из чересчур просторного воротничка.

К старческому лицу. Дряблому, морщинистому лицу, несмотря на возраст казавшемуся знакомым, напоминающим лицо более молодого человека.

Жидкая, седая прядь волос на лбу, над тонкой верхней губой смахивающие на зубную щетку усики, тоже седые… Но ведь раньше волосы были черными?

– Это?.. – выдавил из себя Тони. Голова склонилась.

– Это я.

– Как поживаете? – нашелся Тони спустя изрядное время, пока он раздумывал, стоит ли говорить «Рад познакомиться», если это отнюдь не так. Радостно кивнув, старик в инвалидном кресле взялся дотошно отвечать на риторический вопрос, заговорив по-английски с сильным немецким акцентом.

– Поживаю вполне хорошо, в самом деле, учитывая все обстоятельства, возраст, мне скоро исполнится восемьдесят три, вы только подумайте. Аппетит у меня не очень хороший, от мексиканской пищи чересчур пучит, да и ходить мне трудно, как видите. Возвращаются забытые беды, только теперь это называется парезом, детские неприятности. Но вы пришли сюда не за тем, чтобы беседовать обо мне. Картина, лучшая в моей коллекции, вам она нравится. Ja?

– Она превосходна, лучшая в своем роде, да Винчи не создал больше ничего подобного.

– Видите, конь полон боевого задора. Героическая сеча. Впрочем, очевидно, почему. Исследования доказали, что да Винчи – искаженное да фон Гизель, сиречь из семьи фон Гизель, готского семейства из Германии, так что он принадлежал к доброму арийскому роду.

– Я не слыхал, что…

– Вы сомневаетесь в моих словах? Вы считаете, что я лгу! – Старик замолотил ладонью по подлокотнику, пуская слюни на подбородок и даже не замечая этого. – Да что ты, американская дворняжка, можешь знать о великом искусстве?!

– Я знаю достаточно много, чтобы заплатить миллион долларов за полотно!

Мысль о деньгах оказала умиротворяющее действие. Старец откинулся на спинку кресла, потер губы и чуть ли не улыбнулся.

– Совершенно верно, миллион долларов. Меньше нельзя, гордость моей коллекции. Фактически говоря, заканчивайте с этим делом, и, может быть, я предложу вам сделку не менее ценную. Поглядите сюда. – Пошарив под одеялом, он извлек мятый рулон толстой бумаги и развернул его на коленях, открыв взорам акварель. – Я все еще пописываю помаленьку. Работа моей кисти, весьма ценится в определенных кругах, уверяю вас.

Робл осветил картину, и Тони увидел скверно, неряшливо написанный вид то ли баварской, то ли австрийской деревушки, выдержанный в наихудшем вкусе, с искаженной перспективой и грязными тонами. В уголке виднелись тоненько выписанные коричневые инициалы «А. Г.».

– Больше задерживаться нельзя, – подал голос Д'Изерния. – Это неблагоразумно.

Акварель снова скрылась под одеяло, и Тони, направляемый под локоть твердой рукой Робла, быстро покинул комнату и устремился через храм по проходу. Как и было приказано, «Паккард» с распахнутыми задними дверцами и работающим двигателем дожидался у ворот, тронувшись с места, как только пассажиры уселись.

– Вам невероятно повезло, – Робл дружески похлопал Тони по колену. – Обычно он не видится с чужаками, сами понимаете, почему.

– Да, разумеется, – других слов у Тони не нашлось. Бережно держа платок с фрагментом картины обеими руками, он невидящим взглядом смотрел на проносящиеся за окном горные пейзажи, извилистую дорогу, раз за разом пересекающую туда-сюда узкоколейку. В очередной раз он встрепенулся и с опаской оглянулся через плечо.

– Но мы ведь едем не в ту сторону!

– Можно сказать и так, – ответил Д'Изерния. – На самом же деле, если вы не возражаете, мы немного проедемся в сторону Амекамеки, чтобы наш общий знакомый мог спокойно удалиться. Небольшая предосторожность. Как вы наверняка понимаете, он нечасто выходит на люди, а если и выходит, то с трепетом и крайними предосторожностями. Не мог удержаться от посещения сегодняшней церемонии, так что мы одним выстрелом убили двух зайцев, заодно предоставив вам возможность познакомиться с ним.

Машина съехала на обочину, под сень высоких сосен. В ожидании выкурили по сигарете. Время от времени по дороге проносилась какая-нибудь одинокая машина, но чаще тишину нарушал лишь шепот сосновых крон на ветру. Через долину напротив пологие склоны вулкана Попокатепетль все круче возносились к вершине, увенчанной белым знаменем облачка. Робл сверился с часами, и машина наконец тронулась обратно. По дороге хранили молчание. Д'Изерния, глядя в окно, насвистывал мотив арии из «Мадам Баттерфляй», Робл сурово глядел прямо перед собой, Тони лелеял лоскуток картины. Наконец, машина затормозила в квартале от отеля «Васко».

– Выходите, – приказал Робл. – Пусть проверяют. Деньги здесь?

– Должны быть сегодня после полудня.

– Смотрите же. Помните, с вами свяжутся в четыре часа дня. Если все будет в порядке, обмен состоится нынче вечером.

Когда Тони вернулся, все ждали его в комнате Соунза – конечно, кроме Стокера, наверняка бессонно чахнущего над своим златом.

– Докладывайте, – распорядился Соунз.

– Я видел полотно, выглядит довольно подлинным. – С этими словами Тони развернул платок. – Я хотел сделать соскобы, но Роблу вздумалось поиграться в ножички. Он отрезал от полотна уголок.