Неспешными, точными движениями Елизавета Злотникова извлекла из сумочки плоский пакет и развернула его, вынув драный лоскут. Приложив его к подрамнику, достала большую лупу и фонарик и склонилась над картиной.

– Быстрей! – велел Робл. – Не терять же на это весь день.

– Разорванные нити сходятся, чешуйки краски тоже…

– Довольно! – рыкнул Робл, набрасывая мешковину на полотно. – Давайте заканчивать!

– Давайте, только без спешки. Подождите, пока девушка вернется в машину, – ответил Соунз. – Хорошо. Теперь двигайте картину вперед – медленно – без резких движений. Вы тоже, Стокер. Не отпускайте чемодан, пока не возьметесь за картину.

Оба глядели друг другу в глаза, как два гладиатора на арене, в любую секунду готовые ринуться в бой. Вперед, вперед, Стокер неохотно спрятал пистолет в карман, чтобы схватиться за картину. На мгновение ситуация превратилась в безмолвное перетягивание каната – каждый тянул на себя и картину, и чемодан, затем отпустил свою сторону. Обмен состоялся.

– Отлично, до свиданья, – бросил Робл, подтащив к себе чемодан, как только Стокер выхватил картину. Нырнул в открытую дверцу машины, Д'Изерния запрыгнул в другую, и «Паккард» сорвался с места, подняв тучу пыли, когда их ноги еще торчали наружу, посылая фарами во мрак конуса желтого света. Стокер с картиной в руках бросился под защиту «Кадиллака», снова выхватив пистолет, как и все остальные.

Толпа рассеялась, вроде бы никакой опасности, «Паккард» скрылся за поворотом, напряженные агенты расслабились, хотя и не держа пистолеты наготове.

И тут Елизавета Злотникова пронзительно завизжала, потом еще и еще; пистолеты тотчас же появились снова.

Откинув мешковину, девушка светила на картину фонариком, крича:

– Подделка! Липа! Фальшивка!

Туча пыли осела; второй автомобиль скрылся.

– Шульц, разворачивайте, сносите изгородь, что значит липа?! – вопил Соунз, напрочь утратив хладнокровие. Билли запрыгнул в машину, а остальные сгрудились вокруг Елизаветы Злотниковой, положившей картину на землю и стоявшей рядом на коленях, светя фонариком.

– Смотрите, теперь, без обертки, это само бросается в глаза. Соскребаю краску вот здесь, и ясно видно, что уголок настоящего полотна был прилажен к этой подделке. Видите, тут край оригинала был срезан, затем приклеен. Сплошная липа. И не только это, но настоящий искусствовед, – испепеляющий взгляд в сторону Тони, – сразу же разглядел бы, что это ничтожная фальшивка.

Внезапно подноготная событий последних дней развернулась перед Тони как на ладони. Одно мало-помалу громоздилось на другое среди треволнений, недоговорок и интриг, в чужой стране – и отказ допустить к осмотру картины настоящего эксперта, и тщательно подгаданный момент, чтобы завлечь его на поминальную мессу, и темное помещение, и человек в инвалидном кресле – только бы выбить его из колеи, не дать сосредоточиться на деле. Далее следовал небольшой спектакль – несомненно, хорошо отрепетированный – утонченный итальянец, немецкий варвар, блеск ножа, отхватившего почти весь оригинальный фрагмент картины для анализа и одобрения. Провели, надули, превосходно втерли очки – всем им без исключения, на высочайшем профессиональном уровне.

Тут его вырвал из бездны мрачных раздумий какой-то назойливый звук, одновременно дошедший до сознания всех присутствующих. Подняв головы, они поглядели на автомобиль, послушали вжик-вжик-вжик стартера, безрезультатно проворачивающегося раз за разом. Двигатель не заводился.

– Свет! – рявкнул Соунз, вырывая фонарик из руки Елизаветы Злотниковой и поднимая капот. Даже не разбираясь в механике, каждый понял бы, что с мотором неладно. Блестели концы порванных проводов, половина кабелей зажигания болталась как попало, перепутавшись между собой. Сунув руку вглубь, Соунз выудил загнутый крючком толстый арматурный прут. – Пока все мы смотрели в другую сторону, кто-то подполз к нашей машине спереди и вырвал провода этой штуковиной. Чините, Шульц.

– Есть, сэр.

– Казначейству это не понравится.

– Да никому это не нравится, Стокер. – Едва сдерживаясь, Соунз повернулся к Тони, и тот загородился руками.

– Только не набрасывайтесь на меня, Соунз. Я виноват ничуть не более остальных. Нас провели, но ловко. Так что теперь нам надо нагнать этих людей и вернуть деньги.

– Другого пути нет.

Потратив добрых десять минут, Билли Шульц сумел кое-как срастить достаточно проводов, чтобы мотор завелся, хотя как минимум два цилиндра то и дело пропускали такты и стреляли, зажглась только одна фара, да и та лишь на ближний свет.

– Поехали, – сквозь зубы, как все последние приказы, процедил Соунз.

И поехали. «Кадиллак» прорвался сквозь преграду из тонкой колючей проволоки и загромыхал по проселку, вьющемуся вдоль околицы местечка по направлению к гравийному ответвлению шоссе.

– В какую сторону? – спросил Билли. Никто не ответил. Тони заметил людей, сидящих у стены дома неподалеку и открыл дверцу.

– Спрошу у них.

Подавив желание сорваться на бег, Тони вынудил себя двинуться вперед неспешной походкой, лопатками чувствуя буравящие, прожигающие взгляды. Но торопиться просто нельзя; в Мексике события развиваются в ином темпе. Подходя, он увидел, что женщина и дети отступают под защиту глинобитных стен домика. С места не тронулся только мужчина, прислонившийся к жерди, подпирающей кровлю. Во мраке лицо его, вдобавок затененное широкими полями шляпы, казалось лишь неясным пятном.

– Добрый вечер, – начал Тони.

– Добрый вечер.

– Ночь будет приятная.

– Как всегда.

– Сигарету?

– С удовольствием.

Они закурили, и Тони указал в направлении, откуда они приехали.

– У нас случилась небольшая авария, и возле арены порвали проволочную изгородь. Если я дам вам деньги на ремонт, не будете ли вы добры передать их по назначению?

– Почему бы и нет.

Заплатив, Тони двинулся прочь, – чтобы тут же окликнуть через плечо:

– Минут пять назад тут проехала другая машина. Вы случаем не видели, в какую сторону?

– Видел. Вон туда, на юг.

– Adios.[33]

– Adios.

– Ну? – Задержка повлияла на настроение Соунза отнюдь не лучшим образом.

– На юг.

– Вы уверены?

– Есть только один способ выяснить.

Они помчались сквозь ночь, обметая путь единственным тускло-желтым лучом света фары, среди обступивших дорогу темных силуэтов кактусов. Впереди мелькнула фигура одинокого пешехода, обернувшегося и поднявшего руку в надежде остановить попутку. Билли резко объехал его, даже не притормозив.

– Стой! – крикнул Тони, и Билли инстинктивно ударил по тормозам, машина под визг шин пошла юзом и остановилась поперек дороги.

– Я жду объяснений, Хоукин, и без дураков.

– Тот человек – он их шофер.

Все ринулись из машины очертя голову, размахивая пистолетами, а Стокер даже приготовил гранату со слезоточивым газом. Обступили пленника со всех сторон, тыча в него пистолетами, а он лишь стоял, вытянув руки по швам.

– Я простой шофер, – неспешно выговорил он. – Нанятый, наверное, за немецкую нацию, чтобы водить машину. Делаю, как велено. Мне велено выйти из машины и пешком возвращаться в город. Я выхожу из машины и возвращаюсь в город.

– Говори правду, а то!..

– Дайте мне его на десять минут!

– В сумке есть пентотал натрия.

Тони потянул Соунза в сторонку. Тот нехотя, но последовал за ним.

– Я могу разговорить его, – сообщил Тони.

– Как?

– Довольно просто, если вам надо знать. Видите ли, он, ну, связной между мной и израильтянами. Выяснив что-нибудь о Робле, я должен был передать весточку Генриху.

– Kraut![34]

– Он еврей, химик. Позвольте мне отвести его в сторонку, чтобы другие не слышали.

– Вы ему доверяете?

– А разве у нас есть выбор? Не забывайте о миллионе…