– Коман… комнату не могу найти… ходил вот в бар, а обратно никак. Хочу найти cashetta номер семь. – И снова покачнулся для большего правдоподобия.

– Будьте добры, следуйте за мной.

Отлично вышколенный, добрый и верный слуга; Тони затрусил следом за ним, выудив банкноты, чтобы дать щедрые чаевые, когда оба подошли к домику с позолоченной семеркой под лампочкой в решетчатом железном колпаке. Под шуршание денег и бормотание благодарностей Тони нажал на ручку двери, старательно отворачиваясь от света. К счастью, дверь оказалась незапертой, Тони протиснулся в темноту и принялся шарить ладонью по стене в поисках выключателя. Но тут же в его бок уткнулось что-то твердое, а высокий голос прошипел в ухо:

– Хоть пальцем шевельнешь, и ты покойник!

С трудом сдержав желание подскочить, порожденное этим заявлением, Тони замер абсолютно неподвижно. Жесткий предмет еще глубже вдавился ему в почки, а голос, видимо удовлетворившись подобной реакцией, пискляво позвал:

– Ладно, открывайте!

Тотчас же дверь в конце входного тамбура распахнулась и вспыхнул свет. Тони заморгал, а потом сквозь прищуренные веки поглядел на нападавшего. Твердый предмет, как и предполагалось, оказался пистолетом – очень большим, иссиня-черным и ужасно зловещим. Его обладатель – правда, розовый, а не черный – выглядел не менее зловеще: веснушчатый, рыжеволосый парень с бесстрастным лицом и квадратной головой, крепко насаженной на толстую шею тяжелоатлета. Рубашку распирали столь же громадные мышцы, а предплечье бугрилось такими узлами, что, казалось, нажми он на спусковой крючок, и пистолет будет раздавлен, как пластилиновый.

– Опустите, Шульц, он наш, – произнес знакомый голос. Агент ФБР Соунз поднялся из-за мягкого кресла, держа столь же впечатляющее ручное оружие.

– Я думал, меня ждут, – рассердился Тони.

– Лишняя предосторожность не повредит. Агент Шульц, это агент Хоукин.

– Зови меня Билли, – сказал агент Шульц своим удивительно тоненьким голоском, протягивая мускулистую ладонь. Тони осторожно пожал ее, опасаясь, что его собственная ладонь вот-вот превратится в жмых. Ощущение было такое, будто пожимаешь полено. – Наверно, ты тот самый Тони Хоукин, про которого мы столько слыхали в Бюро.

– Наверно, это я. – На Тони вдруг навалилась страшная усталость. Он с наслаждением плюхнулся в кресло, из-за которого выбрался Соунз, выпустив сумку на пол. Соунз поглядел на нее.

– Картина Челлини там?

– Там. Налейте мне выпить, большую порцию скотча с содовой, льда побольше, а я пока вытащу ее.

Они обменялись любезностями, причем каждый с большим удовольствием получал, чем отдавал. Пока Соунз разворачивал футляр, Тони основательно приложился к стакану.

– И не думайте, что привезти эту штуку сюда было легко.

– Ничуть не сомневаюсь. Как вам удалось проскользнуть мимо полиции?

– Профессиональный секрет. Куда важнее в данный момент, как вы собираетесь доставить ее в Вашингтон, проверить подлинность и доставить обратно к завтрашнему вечеру, чтобы вовремя вернуть Д'Изернии?

– Вы что, пили? Я же сказал вам в Акапулько, что мы привезем специалиста сюда.

– Да, конечно, как-то вылетело из головы в потоке событий. – Вернее, вылетело из головы в потоке спиртного. Соунз угодил почти в яблочко: вчерашний вечер так и зияет пробелами.

Осторожно вынув картину из футляра, Соунз поднес ее к свету, а Билли заглянул ему через плечо.

– Просто изумительный колорит, – пропищал мускулистый агент.

– А как дела с дальнейшими этапами? – Тони с наслаждением допил виски и принялся грызть кубик льда.

– Мы доставили специалиста сюда.

– И кто он? Билли Шульц?

Билли радостно улыбнулся подобному предположению, но Соунз отмахнулся от него:

– Нет. Он наш запасной оперативник. Специалист. Знаток живописи находится в соседней комнате.

– И ломает голову, когда его впустят, – прошелестел от двери вкрадчивый, хрипловатый голос.

– Входите, я как раз собирался вас позвать. «Святой Себастьян» здесь.

Она переступила порог – широкобедрая, длинноногая девушка в короткой юбке, с ниспадающими ниже плеч светло-русыми волосами. Круглое лицо привлекательно на славянский манер, грудь пышная, тоже по-славянски, настолько пышная, что верхняя пуговка блузки не выдержала напряжения и расстегнулась. Пришедшая бросила на Тони из-под длинных ресниц взгляд темных глаз, один из которых был прищурен из-за дыма от сигареты, вертикально торчащей из серебряного мундштука в виде курительной трубки, крепко зажатого между зубами.

– Я Елизавета Злотникова, – поведала она с русским акцентом, легким, но неустранимым.

– Тони Хоукин. – Слегка потрепыхался, будто хотел встать с кресла, но остался сидеть, протянув руку снизу-вверх. Сжав его ладонь, она дважды крепко, от локтя тряхнула ее, будто качала воду рычажным насосом.

– Мисс Злотникова – наш эксперт, – пояснил Соунз, вручая ей панель. – Кооптирована из нью-йоркского музея Метрополитен. Специалист по реставрации и датированию. Картина настоящая?

С огромным уважением взяв картину, девушка поднесла ее к свету, медленно поворачивая то так, то эдак. Потом, прищурив глаз от дыма, сквозь зубы, сжимающие серебряный мундштук, прошептала по-русски: «Боже мой!»

– Что вы сказали?

– Это всего лишь выражение восторга, вырвавшееся у меня непроизвольно.

– Значит, произведение подлинное?

– Окончательно утверждать не могу, пока не сделала химический и спектральный анализ проб дерева и краски. Кроме того, надо сделать рентгеновское просвечивание доски. Тогда можно будет говорить наверняка.

– Что нам и требуется. Но вы можете сказать хоть что-нибудь, вынести предварительное профессиональное суждение или что-нибудь вроде, на которое мы могли бы опереться?

– Могу. Потрясающий колорит, рука гения. Если это и подделка, то настолько потрясающая, что ее автор должен быть мастер.

– Недурно. Вы согласны, Хоукин?

– Да, целиком и полностью!

Елизавета Злотникова бережно уложила картину в футляр и обернулась к Тони, глядя на него поверх тлеющего кончика сигареты, словно через прицел дымящейся пушки.

– Я и не знала, что вы тоже эксперт, этого мне не сказали. Из какого вы музея?

– Это не так просто…

– В самом деле? Пожалуйста, растолкуйте.

– Довольно, – оборвал Соунз. – Незачем вам располагать сведениями о секретной операции. Не приступить ли вам к анализам?

– Час уже поздний.

– Сталин любил работать ночами, – радостно изрек Тони. – Говорят, в такие часы ему работалось лучше всего.

– Что за инсинуации?! – Мундштук снова нацелился на него, будто смертоносное пушечное жерло. – Вы что, хотите сказать, что я тайная сталинистка?!

– Нет, конечно, ничего подобного. Просто, знаете ли, мне казалось, что раз вы русская, то ночная работа, знаете ли… – Голос Тони упал до шепота и прервался под арктическим взором безжалостных черных глаз.

– Я приехала сюда не за тем, чтобы выслушивать оскорбления. Мне официально предоставлено политическое убежище от гонений на художников, теперь я жительница Соединенных Штатов. Вам следует извиниться.

– Извиняюсь, от всей души, я вовсе не хотел вас обидеть.

– Приступайте к анализам, будьте добры, – безапелляционно вклинился Соунз. Елизавета Злотникова поразмыслила над извинениями, в конце концов приняла их, надменно фыркнув, унесла картину в другую комнату и захлопнула за собой дверь.

– Зачем вы это сделали? – вопросил Соунз.

– Да не делал я ничего, просто отпустил реплику. И чего это все такие обидчивые?

– Она решила, что вы обвиняете ее в шпионаже в пользу Советов.

– Ну, вообще-то нет, у меня и тени мысли такой не было, раз нас сюда вытащило ФБР.

Наклонившись к самому уху Тони и прикрывшись ладонью, чтобы не дай Бог не подслушали, прошептал:

– Постарайтесь, чтобы подобное не повторилось. Не следует будить ее подозрений. Так уж выходит, что она и вправду советский шпион.

– И вы вовлекли ее в эту операцию?!