Кроме водителя в машине находилось еще двое незнакомых.

– Это моя охрана, – скромно представил Чурбаков. – Парни надежные, умеют держать язык за зубами.

– Это понятно, – сказал Комбат, разглядывая Свиридова и Бородина, – Знакомиться вам ни к чему, – уточнил Чурбаков, – может быть, вы больше никогда не встретитесь.

– А я Рублев Борис Иванович, – представился Комбат.

Мужчины пожали плечами, но ничего не сказали в ответ, лишь вежливо кивнули.

– Ехать до места далековато, да и темно, дождь.

А дорога там не ахти какая, можно застрять. Так что давайте переждем, а утречком поедем на место. Пока поужинаем, выпьем. В общем, можете, если хотите, отдохнуть.

– А позвонить можно будет? У меня в Москве кое-какие дела.

– Можно, – сказал Чурбаков.

Ехали они минут двадцать молча, без разговоров.

Комбат успел выкурить две сигареты.

Наконец микроавтобус остановился. Когда дверь отъехала, Рублев увидел ступеньки крыльца, ведущего к застекленной двери черного хода какого-то небольшого пансионата в два этажа. Вокруг стоял бетонный забор и старые деревья. Пансионат выглядел заброшенным.

На крыльцо выбрался заспанный сторож со связкой ключей. Но увидев, кто приехал, тут же быстро протер глаза, засуетился, принялся открывать двери. Затем Чурбаков его отправил и сказал, что он свободен до завтрашнего дня.

Сторож раскрыл над собой зонт и тут же исчез, растворясь в ночной темноте. Только на первый взгляд этот дом выглядел заброшенным. Внутри же все сияло чистотой, паркетные полы блестели, а добротная мебель даже не была накрыта чехлами. Казалось, постояльцы день-два как покинули этот дом, все тщательно за собой убрав. В холодильнике была еда, а в камине уже лежали дрова.

– Располагайтесь, – сказал Чурбаков, давая Комбату ключи от его комнаты. – Холл тоже в вашем распоряжении. Если хотите, можете поиграть на бильярде.

Подберезский из окна увидел, как отъезжает микроавтобус. Он проводил взглядом красные точки габаритных огней и вопросительно взглянул на Чурбакова.

– Завтра утром машина будет на месте, а я уж побуду с вами, – и он принялся выставлять из холодильника на журнальный столик в холле всевозможные закуски.

Ему помогали Бородин со Свиридовым. Бородин протирал тарелки бумажной салфеткой, а Свиридов принялся разжигать камин. Вскоре дрова затрещали, ярко вспыхнули, и в холле стало уютно и теплее.

– Ничего, ничего, разгорится камин, будет совсем тепло, – говорил Чурбаков, протягивая к огню озябшие руки.

– Кстати, телефон, – напомнил Рублев.

Чурбаков подошел к аппарату, снял трубку.

– Черт подери! Не работает. Наверное, в связи с непогодой, здесь так иногда бывает. Ничего, через часок-другой наладят, это я вам обещаю. А к утру так точно будет работать.

– Хотелось бы верить, – пробурчал Рублев, вытащил из кармана свой телефон и принялся нажимать на клавиши.

Его телефон молчал.

«Как это мы с Бахрушиным не предусмотрели! Ведь можно было бы взять спутниковый, а не радио. Тогда бы не было проблем».

Теперь телефон, который Рублев носил в кармане, стал уже ненужной игрушкой – ни тебе никто не позвонит, ни ты ни с кем не свяжешься.

«Дрянь дело. Навряд ли, чтобы здесь телефоны не работали, скорее всего, отключили, черти, – подумал Рублев. – Ну, да бог с вами. Не из таких переделок выпутывались. Лишь бы довел он меня до „Янтарной комнаты“, а там уж мы посмотрим кто кого. Ведь и я не лыком шит, хоть ты и генерал-лейтенант, правда, разжалованный. А я хоть и майор, но в отставке».

Вскоре стол был накрыт и Чурбаков пригласил гостей:

– Угощайтесь.

Комбат в два приема выпил стакан водки и принялся закусывать. Он ел с аппетитом – так, как ест хорошо поработавший мужчина, обстоятельно, не торопясь, зная, что ни еда, ни выпивка никуда от него не денутся.

Так же с аппетитом поглощал пищу и Андрюша Подберезский. А вот Чурбаков почти ничего не ел, он держал в руках бокал с коньяком, время от времени прикладываясь к нему.

– Я мог бы девочек пригласить, да телефон… – ржавел руками хозяин. – Разве что один из моих парней сбегает в поселок. Правда, погода такая, что хороший хозяин собаку на улицу не выгонит. Дождь, ветер, да и идти тут километра три, если полем, а по шоссе так и все пять будет.

Комбат пожал плечами:

– Обойдемся и без девок.

Весело пылал огонь в камине, потрескивали дрова, сухое тепло растекалось по настывшему осенью холлу.

– Тут пансионат отличный, – говорил Чурбаков, – но не сезон. Желающих ехать нет. Номера хорошие, оцените их как следует.

– Балтика не далеко? – поинтересовался Рублев.

– Близко, близко, – заулыбался Чурбаков, – я смотрю, вы неплохо ориентируетесь. – Может еще выпить коктейль, – и он махнул рукой Свиридову.

– Вроде бы выпили уже достаточно, – возразил Подберезский, хотя в его рюмке все еще оставался коньяк.

– Что значит бутылка водки для мужчин с вашей комплекцией – ничего! – развел руками Чурбаков. – Я в лучшие годы мог целое ведро выпить и со мной ни хрена не происходило, трезв, как стеклышко. Все сослуживцы удивлялись.

– Ты служил? – перешел на «ты» Комбат.

– По-моему, вы меня узнали, – Чурбаков пригладил непослушные седые волосы.

– Могу и ошибиться.

– Неважно. Мое имя и прошлая служба к делу отношения не имеют. Главное, у меня есть то, что нужно вам, а у вас то, что нужно мне.

Пока Чурбаков заговаривал зубы, Свиридов готовил коктейль.

Комбат был готов ко многому. Он вполне мог предположить, что люди Чурбакова набросятся на него и Подберезского, хотя большого смысла в этом не было. Деньги по уговору Чурбаков должен был получить немалые, а захватив их сейчас можно было рассчитывать максимум на несколько десятков тысяч долларов, лежащих в карманах. Такая сумма вряд ли интересовала Чурбакова, не стал бы он ради их устраивать перелет из Москвы на полторы тысячи километров. Сейчас главной задачей Рублева было не спугнуть Чурбакова, не дать ему понять кто на самом деле находится перед ним.

«Добраться бы до „Янтарной комнаты“, договориться о системе расчета и уже потом с Бахрушиным и его людьми затеять заваруху».

Поэтому Борис Иванович особенно и не следил за Свиридовым. А зря. Тот сливал в высокие стаканы томатный сок, водку, делая это виртуозно. Ни один слой не перемешивался, содержимое стаканов оставалось полосатым, как бока зебры, с той только разницей, что зебра черно-белая, а коктейль получался прозрачно-белый и красный. Всего одной секунды Свиридову хватило для того, чтобы подсыпать в оба бокала по щепотке белого порошка, который тут же исчез в густом кроваво-красном томатном соке.

– Вот, пожалуйста, – Павел Свиридов установил стаканы с положенными в них соломинками на поднос и подошел к столу.

– Отрезвляющий коктейль, рекомендую.

– Отрезвляющий с водкой? – ухмыльнулся Комбат, протягивая руку, чтобы взять стакан.

Чурбаков представлял себе, что сейчас самый ответственный момент. Нельзя первому взять безопасный коктейль, иначе может возникнуть подозрение. Он сделал это одновременно с Рублевым. Подберезскому, как охраннику, предстояло воспользоваться тем, что оставалось на подносе.

Может, на какой-нибудь другой коктейль Комбат и Подберезский не купились бы. Но, наверное, у каждого взрослого с томатным соком связаны приятные воспоминания детства, а с водкой – более позднего возраста.

Рублев несколько неумело взял соломинку в пальцы и стал пить, передвигая ее внутри стакана, то заглатывая обжигающе – крепкую водку, то холодный солоноватый сок.

– Странное дело, – приговаривал Чурбаков, – водка, а трезвит. Идеальное сочетание.

– Может быть, – буркнул Комбат.

Он допил и глянул на часы. В его голове потихоньку созревал план.

– Ну что, Андрюша, пора спать. Завтра подъем в семь.

– Я смотрю, вы не меняете старых привычек, – вставил Чурбаков.

– Откуда вам знать какие у меня привычки были в прежние годы? – Борис Рублев поднялся из-за стола.