В заключительной части этого манифеста содержался призыв к тем, кто «формирует общественное мнение», всеми силами бороться против «этой антиалгериканской и антихристианской агитации». Но самые влиятельные и самые известные американские имена уже значились под этим текстом: знаменитый адвокат и воинствующий атеист Кларенс Дэрроу соседствовал там с Евангелиной Бут, майором Армии Спасения, Дэвид Джорджам, а также президент Стэнфордско-го университета, который раньше разоблачал финансовую гегемонию евреев, и У. Р. П. Фауне, президент Браунского университета, не допускавший дискриминации по отношению к евреям. Некоторые из подписавших посылали отдельные письма, чтобы особо подчеркнуть свою солидарность; так, бывший государственный секретарь Роберт Лансинг сообщил, что в прошлом году «Протоколы» распространялись в его канцеляриях, пока не попали на его стол, и лишь тогда их распространение было остановлено. Можно также процитировать письмо кардинала (УКоннела, заявлявшего, что любая религиозная или расовая дискриминация является антиамериканской (похоже, что этот прелат совершенно упустил из вида, что в Соединенных Штатах также жили десять миллионов черных граждан…).

Как бы там ни было, этот великий христианский манифест получил в прессе и общественном мнении столь единодушное одобрение, что через несколько недель стало казаться, что Генри Форд остался в Соединенных Штатах в полном одиночестве. Луис Маршалл писал тогда, что антисемитская пропаганда в Америке «практически истощилась», а «движение Форда умирало медленной смертью». Однако автомобильный король отнюдь не собирался капитулировать и заявил журналистам в конце 1921 года, что скоро он предложит своим соотечественникам «новый курс истории» в его собственном изложении: там будет показано, что в Соединенных Штатах евреи спровоцировали войну Севера и Юга, организовали убийство президента Линкольна, «а также много других вещей, немного американской истории, которую не учат в школе».

Он выполнил это обешание лишь в малой степени, поскольку в 1922 году публикация антиеврейских статей в «The Dearborn Independent» постепенно прекратилась, уже никогда не возникал вопрос о войне Севера и Юга или о Линкольне. Антиеврейский пыл Форда угасал на глазах, хотя и медленно: лишь в 1927 году он помирился с евреями (в этом году «Дженерал Моторс» вытеснила его с первого места в автомобильной промышленности). Он даже обратился к Луису Маршаллу с просьбой подготовить текст его отказа от ранее сказанного, в котором в качестве оправдания делалась ссылка на незнание, но само отступление было в высшей степени полным и смиренным:

«…я заверяю, что был крайне шокирован, когда недавно познакомился с подборкой «The Dearborn Independent» и «The International Jew». Я полагаю своим долгом честного человека принести повинную за несправедливости по отношению к евреям, моим согражданам и братьям, попросив у них прощения за то зло, которое я им причинил; в пределах своих возможностей я отзываю те обвинения, которые выдвигались в этих публикациях, и заверяю их, что отныне они могут рассчитывать на мою дружбу и добрую волю. Излишне говорить, что сочинения, распространяемые в нашей стране и за рубежом, будут изъяты из обращения».

Однако эти заявления, встреченные евреями с энтузиазмом, оставили равнодушной американское общественное мнение в целом. Без сомнения новость была слишком банальной, в ней отсутствовала выразительность: для широкой публики гораздо более интересными были сообщения о том, что евреи – это чуждые существа, не подвластные общим правилам и занимающиеся международными заговорами. Еше раз подтвердился старый закон в области информации: «Когда собака кусает человека – это не новость, новость, когда человек кусает собаку».

В любом случае в Соединенных Штатах, где Форд в самом деле сжег подборки своей газеты и запасы «The International Jew», все дело было быстро забыто. Иначе развивались события в Германии, где «The International Jew» распространялся Теодором Фричем, «гроссмейстером немецкого антисемитизма». Когда Форд потребовал изъять перевод из распространения, Фрич потребовал возмещения убытков; по совету Маршалла, опасавшегося других попыток шантажа, Форд не стал настаивать.

Этот немецкий перевод заслуживает нашего внимания по разным поводам. Первое, что бросается в глаза, когда перелистываешь этот текст, это обилие сносок в конце страниц, в которых переводчик выражает свое несогласие с автором. Иногда немецкий антисемит буквально впадает в ярость, особенно когда его американский единоверец проявляет свою привязанность к Ветхому Завету, а еше больше, когда он выражает надежду, что однажды евреи прозреют и обратятся [в христианство]. По этому поводу Теодор Фрич критикует Генри Форда в выражениях, напоминающих Вольтера: «почти каждая страница Ветхого Завета аморальна». Другая опасная слабость автомобильного короля заключалась в его стремлении проводить различия между «плохими» и «хорошими» евреями: нет, восклицает переводчик, это страшное заблуждение, все евреи как один человек презирают род человеческий. Далее, когда автор, цитируя книгу Зомбарта «Евреи и экономическая жизнь», писал, что рассеянный по миру народ, каковы бы ни были его недостатки, способствует процветанию коммерции, переводчик и по этому поводу выражал свое несогласие, утверждая, что от евреев нельзя ждать ничего хорошего. И так далее. Решительно, американцы, ослепленные своим гуманизмом, или по какой-то иной причине, были не способны правильно оценить еврейскую проблему; эта мысль повторяется в примечаниях много раз.

Однако через несколько лет Соединенные Штаты пережили еше несколько лет другой вспышки антисемитизма, возникшей под совместным воздействием великой экономической депрессии и пропаганды Третьего рейха. Наряду с национальным героем Чарльзом Линдбергом, католический священник Чарльз Кофяин, чьи проповеди транслировались по радио во всей стране, как ни парадоксально, стал по другую сторону Атлантики главным апостолом юдофо-бии. Новые обвинения в милитаризме вытеснили прежние идеи о заговоре. Излишне говорить, что в конце 1941 года нападение на Пёрл-Харбор немедленно прекратило эту новую агитацию вместе с пропагандой изолиционизма.

Итак, в англосаксонском мире, каковы бы ни были внутренние подходы и чувства, открытые и прямые антисемитские кампании оказались возможными лишь в связи с самым жестоким общемировым потрясением за всю историю человечества. В другой своей книге, которую я назвал «Дьявольская зависимость» («La Causalitft dia-bolique»), я попытался исследовать связь между этим относительным иммунитетом и английскими революциями XVII века, которые, с одной стороны, больше затронули римскую церковь, чем евреев, главных исполнителей роли врага рода человеческого, а с другой – породили образ мысли и политическое устройство, которые лучше, чем все остальные, могли принимать всерьез принципы демократии.