«Рейхстаг голосует за резолюцию о мире, не устраивающую пангерманистов, – это еврейская резолюция; Рейхстаг в целом не имеет чести нравиться антисемитам, – это еврейский рейхстаг; мир компромиссов им противен, – это еврейский мир…»

Угрожая отставкой, Людендорф и Гинденбург добились отстранения «еврейского канцлера» Бетман-Гольвега. В течение лета 1917 года «евреи, окопавшиеся в тылу», стали «революционными евреями», и здесь уже их личная позиция не имела особого значения: жертвами нападок без разбора оказывались как противник аннексий Теодор Вольф из «Berliner Tagebhtt», так и воинствующий Георг Бернгард из «Vossische Zeitung». Разумеется, некоторые немецкие евреи были революционерами, но поскольку всех революционеров подозревали в том, что они евреи, то другие также становились революционерами во все возрастающем количестве в соответствии с неумолимыми законами диалектики, которые до этого проявились в царской России и которые после 1967-1968 года сделали «сионистами» столько евреев, особенно во Франции.

Сразу после Октябрьской революции высказывания некоторых вершителей судеб немецкого народа стали граничить с бредом. Причем этот бред за несколько недель распространился в общеевропейском масштабе: принимая специфические формы в разных странах, он во всех случаях отражал отказ признать, что столь всеохватывающее и скандальное нарушение установленных порядков могло произойти без вмешательства оккультных сил, которые могли быть только еврейскими силами, поскольку среди большевиков было некоторое количество евреев. В этой связи следует процитировать меморандум, составленный весной 1918 года полковником Бауэром, который в это время был представителем Людендорфа в Берлине: «Переговоры с евреями в Брест-Литовске имели большую ценность, поскольку на них хвастливый еврей Троцкий открыл нам цели международных тайных обществ… [Эти общества] присвоили себе право вмешиваться в судьбы народов, подстрекая к политическим переворотам. Это означает, что священный долг монархических государств состоит в том, чтобы сражаться за монархические принципы даже за пределами собственных границ». Итак, основная идея осталась той же, что и у русского министра Ламсдорфа в 1906 году: монархи всех стран, соединяйтесь!

Бредовые тенденции еще больше усилились, когда стало очевидным, что Германия проиграла войну. Одни, в том числе Класс и его пангерманисты, стали думать о том, чтобы заняться систематической подготовкой будущего. 15 сентября 1918 года под руководством генерала фон Гебзаттеля был создан «еврейский комитет», главной задачей которого было возглавить поход против иудаизма и использовать евреев как громоотвод при любых бедствиях». Класс добавлял: «Я готов использовать любые средства и буду придерживаться лозунга Генриха фон Клейста, который нападал на французов [в 1813 году] со следующим призывом: «Убивайте их, всемирный суд не спросит вас о ваших мотивах!». Некоторые члены «Gemanenorden», объединившиеся в августе 1918 года в Мюнхене под именем «Thulegesellschqft», также стали готовиться к антисемитской кампании.

Для других, а именно для высших военных и гражданских руководителей, после того, как в сентябре Людендорф потребовал немедленного заключения перемирия, встал вопрос о переговорах с союзниками. Для достижения этой цели принцу Максу Баденскому поручили сформировать демократическое правительство с участием социал-демократов в соответствии с требованиями президента Вильсона. Согласно полковнику Бауэру это правительство «находилось в полном подчинении у еврейских лидеров, действовавших за кулисами», а солдатские советы, создававшиеся в то время в немецкой армии, также состояли из «окопавшихся в тылу евреев».

В действительности именно еврею Альберту Баллину. выдвинутому на первый план Бауэром, Людендорфом и крупным промышленником Гуго Штиннесом, было поручено открыть глаза императору на подлинную ситуацию в Германии. Штиннес также побуждал его от имени католического «Центра» и социал-демократии обратиться к союзникам с предложением о немецкой капитуляции. Баллин предпочел покончить жизнь самоубийством.

В завершение этой главы мы подробно рассмотрим случай генерала Людендорфа. Его политическая жизнь делилась на два основных этапа, причем нас здесь интересует второй этап, который обычно обходят молчанием. В самом деле, после того как в 1916-1918 годах генерал Людендорф выступал в роли стратега, руководившего лагерем центральных держав, его охватил антиеврейский психоз в такой сильной форме, какой, по всей видимости, не страдал ни один человек в XX веке. Не по этой ли причине имя сего гроссмейстера войны по-прежнему знакомо человеку с улицы, но часто оказывается вычеркнутым из коллективной памяти, воплощенной в наши дни в энциклопедиях и биографиях? В этом случае историки лишь следуют примеру мемуаристов, которые еще при жизни Людендорфа отвернулись от него. После войны он стал компрометировать вплоть до скандалов сначала людей своего круга, затем нацистов; однако тем или иным образом как те, так и другие разделяли безумные взгляды на мир, которые он развивал с абсолютной логикой.

Эрих Людендорф родился в 1865 году в Познани; его отец был кавалерийским офицером; семья строго придерживалась лютеранских традиций, а сам он должен был испытать влияние Моравских

братьев, поскольку накануне принятия важного решения он сверялся с их календарем, чтобы узнать благоприятным или неудачным является этот день. Избрав военную карьеру, он добился внимания своих начальников благодаря силе своего характера и упорству в работе, был произведен в офицеры генерального штаба и участвовал в работе над «планом Шлиффена». Летом 1914 года он организовал взятие Льежа на западе и победу под Танненбергом на востоке. В 1916 году он стад самым могущественным человеком Германии, «диктатором, который об этом не подозревал», как ему говорил Ратенау, признававший его гений; другой крупный деятель Веймарской республики Густав Штреземан в ту эпоху видел в нем «немецкого Кромвеля». Среди политических решений, выпавших на его долю, была отправка Ленина в Россию 4 апреля 1917 года (неизвестно, сверялся ли он по этому поводу с календарем Моравских братьев).

В том, что касается военных операций, инициатива ускользнула от него между пятнадцатым («неблагоприятный» день) и восемнадцатым июля 1918 года, когда за провалившимся немецким наступлением последовало французское контрнаступление при Виллере-Котре. У Людендорфа наступил период психологического кризиса: периоды депрессии чередовались с приступами бешенства, его речи иногда становились бессвязными, а некоторые свидетели даже говорят о приступе истерического паралича. Военный врач, лечивший его на протяжении этих недель, удивлялся бедности эмоциональной жизни этого интеллектуального титана. Иногда надежда вновь охватывала его, как, например, 14 августа на военной конференции в Спа в присутствии императора: после длинной тирады против ослабления дисциплины в тылу и о срочной необходимости послать на фронт молодых еврейских бездельников он приободрился и собственной рукой исправил в протоколе конференции слова «Людендорф надеется навязать нашу волю противнику» на «Людендорф сможет навязать…»

На следующий день после перемирия он бежал под чужим именем в Швецию, откуда посылал своей жене письма, в которых жаловался на нервы, но при этом проявлял заботу о своей посмертной славе: «…не забудь сказать всем, до какой степени моя судьба похожа на судьбу Ганнибала. Это поможет им понять. Дорогая, храни мои письма…» В то же время он писал свои «Воспоминания о войне», в которых еще не было речи о еврейском заговоре; напротив, у него находятся для них хвалебные слова, например, о «сильном чувстве солидарности, присущем этому народу».

Вернувшись весной 1919 года в Германию, Людендорф обосновался в Мюнхене, где только что пала эфемерная «Баварская революционная республика» и город немедленно стал главным немецким центром реакционных и антисемитских происков. Похоже, что именно тогда его озарило, и по примеру стольких своих братьев по оружию и бывших подчиненных он стал разоблачать великое предательство евреев. В то же время он активно участвовал в деятельности «народных» движений и в конце концов примкнул к нацистской партии. Согласно биографу Гитлера Фесту, тот вначале ограничивался ролью провозвестника Людендорфа.