Напавший на него человек был двухметрового роста и выглядел почти квадратным. Но больше, чем эта страшная сила, торговца поразило его лицо, мягкие черты которого совершенно не сочетались со звериной мощью тела. Лицо казалось совершенно невыразительным, словно человеку все было безразлично и он лишь выполнял свои обязанности, не испытывая при этом ни особой радости, ни огорчения. Треви удивила эта игра природы, соединившая лицо ангела с телом демона.

Стоявший рядом карлик по сравнению с ним выглядел еще меньше. Но физическая слабость с лихвой восполнялась удивительным избытком энергии: он то и дело вздрагивал, словно сотрясаемый нервной волной. Каждые пятнадцать секунд его лицо сводило судорогой от угла рта до края противоположного века. Его глаза необычного медового цвета сверкали жестокостью, словно им владела непреодолимая жажда убийства.

Долго ждать Треви не пришлось. Из тени вышел человек в капюшоне и встал перед ним. Страх его немного отступил, когда прозвучал теплый голос монаха:

— Будешь ли ты рад, сын мой, если тебя освободят от этого ужасного кляпа?

Треви кивнул. Монах подал знак карлику вытащить кляп.

— Чего вы от меня хотите?

— Убить тебя, чего же еще! Знаю, невежливо предупреждать тебя об этом в последний миг… Но лучше поздно, чем никогда, не так ли?

Торговец ошалело смотрел на него. Конечно, это неудачная шутка, подстроенная его бывшей любовницей. Сейчас он уже жалел, что угрожал рассказать мужу о ее неверности, если она откажется вернуться в его постель.

Монах ласково продолжал:

— Прямо не знаю, как быть… С одной стороны, нельзя допустить, чтобы ты издал хоть один звук, пока мы будем тебя пытать. А с другой, кляп разрушит всю красоту страдания. Так что же делать, скажи на милость?

— Я знаю! — произнес карлик голосом визгливым, но столь же безжалостным, как его взгляд. — Это старинный способ, которому меня научил дед. Очень удобный: он не умрет, но не произнесет больше ни звука.

Монах в знак согласия кивнул головой: ему хотелось узнать, что задумал его работник, чье прилежание и изобретательность он высоко ценил.

Карлик приблизился к Треви и зажал ему рукой рот, чтобы тот не кричал. Другой рукой он выхватил из-за пояса нож. Быстрым движением он дважды воткнул кончик лезвия в горло торговца, глаза которого закатились от боли.

Когда мучитель отпустил свою жертву, Треви попытался крикнуть, но, к своему глубокому изумлению, не смог издать ни единого звука. Снаружи на шее были заметны только два крохотных пореза. Из каждого текла тонкая струйка крови. Но внутри голосовые связки были умело перерезаны.

За один день Беатриче Неретти с горечью осознала, какими превратностями чревата жизнь, если берешь от нее полной мерой.

До сих пор она жила в сладостной беззаботности, и существование казалось ей приятным сном. У нее было безоблачное и счастливое детство. Единственная дочь в семье, Беатриче купалась во внимании и нежной заботе родителей и двух старших братьев. Воспитанная как должно, то есть едва умевшая читать и считать, благодаря служанкам она и на пороге замужества была девственно чиста от любых познаний в области домашнего хозяйства.

Выставив дочь на торги, как положено, родители выбрали ей в мужья Алессо. По профессии он был аптекарем и слыл в городе приличным человеком, вполне довольным своей скромной жизнью и отличавшимся умеренностью. Набожный и вежливый, он прежде всего был богат, добившись с годами успеха в своей торговле.

Качеством, которое Беатриче особо ценила в этом безнадежно пресном человеке, был его преклонный возраст. Уже дважды овдовев, Алессо так и не сумел обзавестись потомством. Трезво оценив свои возможности, он постановил, что одной или двух попыток в месяц все-таки продолжить свой род будет более чем достаточно. Избавленная от слишком частой близости с его хилым и волосатым телом, жена вполне удовлетворилась таким распорядком.

Чтобы скрасить свое однообразное и скучное существование, она предпочла вести жизнь, во всем противоположную жизни ее супруга. Если он довольствовался малым, то она желала для себя как можно большего как в отношении удобства, так и в области чувств.

В первые годы замужества Беатриче предавалась грубой, почти животной чувственности. Любовники сменялись в ее постели со скоростью, какой не выдержала бы и куртизанка. Поначалу случайно, затем уже войдя во вкус, она стала выбирать себе мужчин из низших слоев общества. Для удовлетворения ее желаний годились все, каменщики, виноделы, лишь бы они были молоды и выносливы.

Но со временем от всевозможных излишеств ее стройное и сильное тело отяжелело. Она была уже не так привлекательна, и любовники появлялись все реже. Скрепя сердце Беатриче уступила наконец домогательствам Сандро Треви, бакалейщика средних лет, чье изрытое оспой лицо до сих пор оставляло ее равнодушной.

Через три года набивших оскомину ласк и притворной страсти она променяла безобидного Сандро Треви на нагловатого молодого кузнеца, крепко сбитого и неутомимого в деле. Малый соблазнил ее, сказав, что его душа опутана цепями, которые мог выковать лишь Амур. Очарованная столь тонкой метафорой, она отдалась ему немедленно и в тот же вечер бросила Треви.

С этим поэтом металла ее зрелое сердце обрело свежесть тех далеких лет, когда ее тело еще не утратило упругость и гибкость. Их влечение друг к другу было так велико, что ни холод, ни дождь не могли помешать ежедневным встречам.

Три дня в неделю по вечерам кузнец стучал в дверь богатого дома Беатриче. Все происходило быстро и молча. Как только служанка Мария открывала ему дверь, он поднимался на второй этаж и исправно делал свое дело. Не будучи склонным к баловству и невинным шуткам, он сразу же уходил, не произнеся ни единого лишнего слова. Беатриче принимала такое отсутствие красноречия за сдержанность и кусала губы, чтобы не кричать от удовольствия на всю округу.

В остальные дни недели она выходила из дома, скрывая лицо под капюшоном, и, приняв все меры предосторожности, пробиралась вдоль стен домов в логово своего любовника. Разумеется, для соседок в их похождениях было не больше таинственного, чем в рецепте поленты. Все об этом знали, но никто не решился вселить малейшее подозрение в сердце обманутого мужа.

Согласно неписаному закону, только те жены, которые нерушимо хранили супружескую верность, могли бросить камень в прелюбодейку. И потому рогоносцы пребывали в счастливом неведении.

Как только Беатриче входила в кузницу, ее юный Прометей бросал работу и заключал ее в объятия, его мускулистое тело блестело от пота и было жарким, как только что испеченный хлеб. Через двадцать минут он снова брался за работу, а она, пресыщенная, возвращалась домой. По воскресеньям, повинуясь долгу и поскольку ее бесхитростная и наивная набожность побуждала ее посвятить целый день искуплению грехов, она была готова великодушно осчастливить своей пылкостью законного супруга. Но, утомленный неделей усердной работы, он редко этим пользовался.

Так незаметно пролетели два с половиной месяца. Мелкие повседневные невзгоды едва скользили по ее сознанию, как капли воска по свече. Опьяненная чувственной полнотой, она вновь ощущала себя красивой и желанной.

Но волею судеб ей пришлось столкнуться с трагической реальностью бытия. Однажды утром, когда она покупала овощи на рынке, ее охватило внезапное желание, и она решила пойти к любовнику в неурочное время. Войдя к себе на кухню, чтобы оставить покупки, она увидела, что он лежит на столе. На нем восседала Мария и громко стонала.

И тут Беатриче поняла, что юноша посещал их дом не один, а два раза в день. По утрам он забавлялся с ее служанкой. Нимало не восхищенная выносливостью кузнеца, она безумно патетическим жестом швырнула ему в лицо салат, выдрала у служанки несколько клоков волос и убежала рыдать от стыда в свою спальню.

Наверняка она уже давно была посмешищем всех кумушек квартала. Пусть они и не питали ни малейших иллюзий по поводу верности своих дружков, но хотя бы выбирали любовников, которые изменяли им только с женщинами их круга.