Литмир - Электронная Библиотека
A
A

— Государыня, саблю и булаву мой господин прислал его величеству маленькому королю, — сказал Али-ага. — На дворе стоят три чистокровных арабских коня. Два из них прислали сыновья султана. Они тоже приехали и шлют братский поцелуй его королевскому величеству маленькому Яношу Жигмонду. Быть может, всемилостивейшая королева соблаговолит взглянуть на коней? Я поставил их так, что они видны из окон.

Королева встала и вместе с вельможами прошествовала к окну, выходившему во двор. Когда она проходила мимо Гергея, он услышал тонкий аромат жимолости; так же была надушена и Вица.

Телохранитель откинул плотный занавес, закрывавший окно, и в зал ворвался солнечный свет. Королева взглянула во двор, приставив козырьком руку к глазам.

Там стояли три прекрасных невысоких скакуна в дорогой восточной сбруе с золотой чеканкой, и вокруг них толпился и глазел дворцовый люд.

Вернувшись к трону, королева перекинулась несколькими словами с монахом.

Монах обернулся к послу.

— Ее величество тронута и с благодарностью принимает дары милостивого султана, а также подарки принцев. Передай своему повелителю, милостивому султану, чтобы он назначил час для приема послов, которые передадут милостивому падишаху благодарность их величеств короля и королевы.

Королева кивнула головой и оперлась о ручки кресла, собираясь встать. Но ага еще не закончил своей речи.

— Все эти подарки, — продолжал он, уставившись на королеву совиным взглядом, — наш могущественный падишах посылает в знак того, что он почитает его королевское величество Яноша Жигмонда своим сыном, а всемилостивейшую королеву — своей дочерью. Великому падишаху доставило бы величайшее удовольствие взглянуть на его величество маленького короля и почтить отеческим поцелуем сына своего усопшего друга.

Королева побледнела.

— И по этой причине, — продолжал посол, не сводя с королевы совиных глаз, — могущественный падишах просит твое величество соизволить посадить в коляску его величество короля вместе с нянькой и отпустить к нему в сопровождении подобающей свиты.

И он подчеркнул слова «подобающей свиты». Тогда этого никто не понял. Все стало понятно только на другой день.

Королева побелела как полотно и откинулась на спинку трона, чтобы не упасть без чувств.

По залу прошел гул ужаса.

Гергей похолодел.

— Что он сказал? — шепотом спросил Мекчеи.

— Я не разобрал, — ответил Золтаи и обратился к Гергею: — А ты понял? Ты, наверно, лучше нашего знаешь латынь.

— Я понял, — ответил Гергей, — и тебе скажу.

Но прежде чем он успел вымолвить хоть слово, опять послышался голос посла.

— Тревожиться нет оснований. Могущественный падишах страшен только для врагов, а для добрых друзей и он добрый друг. А впрочем, всемилостивейшая королева, он и сам приехал бы засвидетельствовать свое почтение и доброжелательство, но законы нашей веры это воспрещают.

И он прервал свою речь, ожидая ответа монаха или королевы. Но никто не ответил ни слова.

— Далее, — продолжал турок, снова устремив на королеву совиный взгляд, — мой владыка и повелитель желает, чтобы его величество короля Яноша Жигмонда сопровождали все господа, отличившиеся в защите Буды. Он желает познакомиться с героями Венгрии, ибо всех их считает и своими героями.

Не получив и на сей раз ответа, он поклонился и сказал:

— Я передал поручение могущественного падишаха и жду твоего милостивого ответа.

— Мы дадим его в три часа пополудни, — ответил вместо королевы монах Дердь. — Его величество падишах будет доволен нашим ответом.

Королева встала, кивнула Балинту Тереку и, когда тот подошел к трону, оперлась на его руку. Видно было, что она едва держится на ногах.

16

Али-ага обошел дома всех именитых вельмож. Он побывал у Фратера Дердя, Балинта Терека, Петера Петровича, который был не только родичем, но и опекуном маленького короля. Затем пошел к Вербеци, Орбану Батяни и Яношу Подманицки.

Всем он преподнес дорогие кафтаны и, как водится, сопровождал дары медовыми речами.

Самый роскошный кафтан достался Балинту Тереку. Все кафтаны были цвета фиалки, на оранжевой шелковой подкладке. Только кафтан Балинта был цвета подсолнуха и подбит кипенно-белым шелком. Золототканый пояс был тончайшей выделки — верно, искусник, соткавший его, состарился за работой. От ворота до пояса сверкали усыпанные алмазами золотые пуговицы.

Когда домочадцы собрались подивиться подарку, Балинт Терек с улыбкой покачал головой и бросил:

— На одеяло пригодится! — И лицо его стало серьезным. — Собирайтесь! После обеда отправляемся домой.

В три часа он вновь пошел во дворец. Вельможи уже ждали его в библиотечной палате.

— Королева не соглашается, — с тревогой сообщил монах Дердь. — Прошу тебя, поговори с ней.

Балинт Терек, передернув плечами, сказал:

— Я пришел попрощаться.

Вельможи были ошеломлены.

— Что тебе вздумалось?

— Я чую грозу и хочу вернуться в свою берлогу.

— Ты играешь судьбой страны! — пробурчал Вербеци.

— Разве она зависит от меня?

Монах Дердь наморщил лоб и сказал:

— Нельзя навлекать гнев султана.

— Что ж, ради его веселья голову свою прикажешь отдать?

— Совсем помешался! — Вербеци сердито повел плечами. — Разве не тебе прислал он самый красивый кафтан! Не тебя обнимал он ласковее всех?

Балинт Терек оперся о подставку большого голубого глобуса и, задумчиво кивая головой, проговорил:

— Умный птицелов умильней всех свистит той птичке, которую пуще всех хочет заманить в клетку.

Придверник распахнул двери в знак того, что королева ждет господ.

В покоях королевы завязался долгий и мучительный спор. Королева боялась за своего ребенка. Вельможи утверждали, что если она не уступит просьбе султана, то поставит на карту судьбу всей страны.

— А ты ничего не скажешь? — обратилась королева к Балинту Тереку, который мрачно молчал, стоя у стены.

Балинт вздрогнул, точно пробудившись от сна.

— Я, ваше величество, пришел только попрощаться.

— Попрощаться? — с горестным удивлением воскликнула королева.

— Я должен сегодня же ехать домой. Там произошли такие дела, что мне нельзя задерживаться ни минуты.

Королева поникла, в волнении ломая руки.

— Погоди. Если тебе нездоровится, садись. Скажи, как нам поступить?

Балинт Терек пожал плечами.

— Я не доверяю турку. Для турка христианин — все равно что пес. Нельзя давать в руки султана королевское чадо. Скажите, что ребенок болен.

Вербеци проворчал:

— Что ж, он ответит: «Подожду, пока поправится». И долгие недели будет сидеть на нашей шее. Придется кормить и войско и коней.

Монах сердито топнул ногой.

— Подумай о стране! Султан стоит здесь с огромной ратью. Мы сами позвали его. Он был другом усопшего короля, и выполнить желание султана необходимо. Кто поручится, что он не разгневается, заметив наше недоверие? И тогда он назовет его величество не сыном, а рабом своим.

Королева прижала руки к вискам и откинулась на спинку кресла.

— О, горе мне, несчастной женщине! Говорят, я королева, а ведь и у нищего калеки, ползающего по земле, больше сил, чем у меня!.. Дереву не больно, когда ломают его цветущие ветви, а материнское сердце исходит кровью, болея за своих детей. Такими уж создал нас творец…

17

Пока в зале шло совещание, Гергей ждал в прихожей, стоя возле высокой изразцовой печи. Вдруг ему показалось, будто по лицу его пробежал паук. Юноша схватился за щеку и поймал павлинье перо.

Печь стояла между двумя палатами, и сквозь узкий проход возле нее видна была другая палата.

— Гергей… — послышался тихий шепот.

Вздрогнув от счастья, Гергей заглянул в проход.

Он увидел лицо Эвы, ее шаловливые глаза, подглядывающие за ним из соседней палаты.

— Выйди в коридор, — прошептала девушка.

Гергей выскочил. Девушка уже ждала его в оконной нише и, схватив за руку, повела за собой.

33
{"b":"9723","o":1}