— Я вам сказал: делайте укол и не рассуждайте, — взбесился вдруг Проскурин. — Если я сейчас доставлю этого человека в больницу, он умрет гораздо быстрее, нежели от заражения. Ясно вам? Аптекарша посмотрела на него с презрением, будто бы говоря: «Я давно знала, что в наших органах работают одни палачи и убийцы». Но Проскурину на ее взгляды было наплевать, он и сам понимал, что Алексей должен остаться в живых, только в этом случае расследование имело какой-то смысл. Он, Валерий Викторович Проскурин, сам сжег за собой все мосты, когда вчера на площади усадил раненого летчика в свою «пятерку» и поехал искать его аэродром. Теперь отступать было поздно. Пока он расхаживал рядом с машиной, женщина сделала Алексею укол, сходила в аптеку, принесла какую-то мазь, бинты, упаковку одноразовых шприцев и две коробки ампул. Она намазала рану мазью, забинтовала, помогла раненому одеться. Проделав все это, женщина выпрямилась и серьезно посмотрела на фээскашника.

— Кто делал раненому укол?

— Не знаю. — Проскурин подумал, прокрутил в памяти рассказ Алексея и покачал головой. — Никто, по-моему.

— Это по-вашему, а я видела на локтевом сгибе вашего приятеля след от укола.

— Вы путаете.

— Нет, — отрезала женщина и вздохнула. — Я понадеялась, что это ваша работа, но, раз вы утверждаете обратное…

— Это не я утверждаю, — прервал словоизлияния аптекарши майор. — Это он сам утверждает.

— В общем, так, — решительно произнесла женщина. — Я вам заявляю со всей ответственностью: если в ближайшие шесть часов этому человеку не сделать переливания крови, будет поздно. Можете считать это официальным врачебным заявлением.

— Вы закончили? — вместо ответа спросил Проскурин. Та кивнула головой.

— Вот и отлично.

— Будете смешивать две ампулы за раз, — предупредила женщина, кивнув на картонные коробочки с лекарствами. — Одна ампула — антибиотик, вторая — новокаин. Вы хоть уколы-то делали когда-нибудь?

— Не волнуйтесь, справлюсь.

— Но запомните то, что я вам сказала. Через шесть часов может быть слишком поздно.

— Хорошо, спасибо. — Проскурин обошел «пятерку», открыл дверцу и, прежде чем сесть за руль, вдруг улыбнулся. — Мы действительно вам благодарны. Спасибо еще раз. Не волнуйтесь, через четыре часа этот парень будет лежать под капельницей, в настоящей больнице, на белой хрустящей простыне.

— Я надеюсь. — Не говоря больше ни слова, женщина повернулась и вошла в аптеку. Проскурин погнал машину дальше. Времени оставалось в обрез.

Примерно через двадцать минут после того, как скрылись странные посетители, рядом с аптекой притормозил военный «уазик». Открылась дверь, и двое мужчин вошли в гулкое помещение. Оба были одеты в штатское. Один пониже, коренастый, крепкий, со светлыми усиками; второй высокий, атлетически сложенный, румяный молодец с короткой военной стрижкой. Мужчины приблизились к прилавку, и тот, что с усиками, вытащил из кармана красное удостоверение.

— Капитан Сулимо, областное УВД, — тихо и оттого как-то особенно внушительно сообщил он. — Добрый день, — он посмотрел на стеклянную табличку и добавил: — Екатерина Матвеевна, если не ошибаюсь.

— Не ошибаетесь, — отстраненно-холодно ответила женщина и замолчала, разглядывая лица и ожидая, что же они скажут дальше. Усатый с интересом рассматривал ее, и так продолжалось, наверное, с минуту, а затем он вздохнул и мягко, примирительно произнес:

— Екатерина Матвеевна, мы знаем, что примерно пятнадцать минут назад к вам за помощью обратились два человека, один из которых был ранен. Женщина помолчала, потом упрямо произнесла:

— Прошу прощения, я могу еще раз взглянуть на ваши документы?

— Разумеется, Екатерина Матвеевна. — Усатый вновь выудил из кармана удостоверение и положил на прилавок. Женщина не стала брать книжицу в руки, а просто внимательно прочла написанное и сравнила фотографию с оригиналом.

— И что же вы хотите от меня? — наконец спросила она.

— Да, собственно, ничего особенного, — пожал плечами усатый. — Нам хотелось бы знать, насколько серьезно ранен один из этих людей. Аптекарша подумала секунду, а затем ответила с вызовом:

— Ну, если вам известно, что он ранен, то вы должны знать и то, насколько серьезно его положение.

— Екатерина Матвеевна, — обаятельно улыбнулся усатый, не переставая буравить ее колючими карими глазами, — мы все-таки не медики. А эти люди — преступники. Чтобы предпринимать какие-то дальнейшие шаги к их поимке, мы хотели бы выяснить, какова тяжесть ранения. Видите ли, ситуация осложняется тем, что они представляются сотрудниками ФСК, что позволяет им действовать достаточно свободно. Женщина вздохнула.

— Он серьезно ранен. Если через несколько часов его не положить в больницу, то вполне вероятен летальный исход.

— Ага, — кивнул усатый. — А вы случайно не заметили, Екатерина Матвеевна, в какую сторону они поехали?

— Нет, не заметила, — ответила женщина. — Когда они отъезжали, я как раз входила в аптеку.

— Ну что же, ладно. Спасибо за помощь. — Усатый забрал удостоверение, оба посетителя повернулись и зашагали к двери. Аптекарша понаблюдала за тем, как парочка забралась в «уазик», машина развернулась и, моментально набрав скорость, исчезла за углом.

Паша гнал немилосердно, но пару раз они попали в приличные пробки и уложились только в час десять. Честно говоря, Максим пока еще не совсем отчетливо представлял себе, как он будет действовать. Военные не любили людей из прокуратуры, не ждали от них ничего хорошего и посему неохотно шли на контакт. Оставалось надеяться на то, что Лемехов произвел своим визитом достаточно сильное впечатление и командир части окажется покладистым. Когда «Волга» затормозила у металлических решетчатых ворот с красной звездой, Максим все еще прикидывал, какую тактику разговора выбрать. «Если форма уплыла налево без ведома командира части, — рассуждал он, выбираясь из машины и направляясь к КПП, — то это будет удачно. Если же командир в курсе, то скорее всего не даст мне даже краем глаза взглянуть на кладовщика». Сидевшая на КПП прапорщица, увидев подходящего к воротам полковника, моментально поднялась и вышла из своей будки.

— Здравия желаю, — поздоровался Максим, останавливаясь у никелированной вертушки проходной. Он выудил из кармана кителя удостоверение. — Я сотрудник областной прокуратуры, мне необходимо увидеть командира части.

— Что-то зачастили вы к нам. — Прапорщица внимательно изучила удостоверение, а затем вновь скрылась в своей будочке. Через окно Максим видел, как она набирает номер и говорит в телефонную трубку. К сожалению, он не слышал ни слова из того, о чем шла речь. Наконец дежурная положила трубку на рычаг и вышла.

— Сейчас подойдет дежурный по штабу, товарищ полковник, — сообщила она. — Он вас проводит.

— Скажите, а как зовут вашего командира?

— Леонид Григорьевич Фурцев, — ответила женщина и отвернулась. Леонид Григорьевич был, судя по всему, предусмотрительным человеком. Наверняка он приказал своей подчиненной не болтать лишнего. Максим не был идеалистом и вполне отчетливо представлял себе, насколько тяжело сейчас живется людям в таких вот частях. Как правило, тотальное воровство и круговая порука, все повязаны со всеми, и каждый друг друга будет прикрывать. Военные машины выезжают за левым грузом, и из навара часть отстегивается командиру, стройматериалы уплывают налево, как и продукты. Гарнизонный магазин представляет из себя чуть ли не закрытый распределитель. Все дефицитные вещи, продающиеся здесь по сравнительно низкой цене, уходят согласно табели о рангах, а остальным достаются объедки. Дежурный по штабу, молодой старший лейтенант с повязкой на рукаве, появился минуты через четыре, запыхавшийся и красный. Прапорщица открыла ворота, Паша подобрал Максима и дежурного, и «Волга» поехала по широкой аллее, рассекающей воинскую часть надвое. С обеих сторон красовались серые кирпичные четырехэтажки и голубые блочные пятиэтажки, за ними расположился асфальтовый пятачок, посреди которого на светло-сером гранитном постаменте застыл верный учитель всех времен и народов, незабвенный Владимир Ильич, вытянувший руку вперед и указующий, вероятно, на запад. За памятником красовалось старенькое здание клуба, по углам которого давным-давно поползли трещины. Рядом, слева от входа, замерла, задрав к небу темно-зеленый хобот-ствол, пушка. Сразу за клубом Максим увидел футбольное поле, чуть дальше, слева, промелькнули гарнизонные магазины и столовая, почта и парикмахерская. Затем они миновали еще один пропускной пост, и тут дежурный бросил: