Один из вервольфов, продолжая шипеть и щелкать, шагнул к Йодеру. В отличие от высокого худощавого землянина абориген был приземист и мускулист. В руке он держал примитивный каменный нож. Когтем свободной руки он сильно ткнул Йодера в грудь; тот сохранил полную неподвижность. Существо схватило его правую руку и принялось рассматривать и обнюхивать, громко фыркая. Хайрам не сделал попытки сопротивления. Ведь он же был меннонитом, пацифистом, да и вообще очень умным человеком.

Внезапно вервольф с силой ударил Йодера по руке; возможно, он хотел узнать, что за этим последует. Тот покачнулся от удара, но устоял на ногах. Вервольф испустил быструю щебечущую трель, такие же звуки издали и остальные. Я решил, что это могло быть смехом.

Неожиданно абориген взмахнул рукой и царапнул когтями по лицу Йодера. До меня донесся треск разодранной кожи. По щеке Хайрама потекла кровь, он непроизвольным движением зажал рану рукой. Вервольф издал другой звук, на сей раз похожий на воркование, и уставился четырьмя немигающими глазами на Йодера, ожидая, что же будет дальше.

Хайрам отнял руку от изуродованного лица, медленно опустил ее и посмотрел на вервольфа. Потом так же медленно повернул голову, подставляя другую щеку.

Вервольф громко защебетал и отступил от Йодера к своим спутникам. Двое, вооруженные копьями, опустили свое оружие. Я сдержал вздох облегчения и на секунду опустил голову. Только сейчас я обнаружил, что сам весь покрылся холодным потом. Хайрам сохранил себе жизнь тем, что не оказывал сопротивления; существа, что бы они собой ни представляли, оказались достаточно умны, чтобы понять, что он для них безопасен.

Я снова поднял голову и увидел, что один из вервольфов смотрит прямо на меня.

В тот же миг он испустил громкий переливчатый крик. Тот, кто стоял ближе всех к Йодеру, оглянулся на меня, зарычал и вонзил свой каменный нож в грудь меннонита. Хайрам согнулся. Я вскинул винтовку и прострелил вервольфу голову. Он упал, остальные кинулись бежать в лес.

Я подбежал к Йодеру, который уже опустился на землю и осторожно ощупывал торчавший у него в груди каменный нож.

— Не трогайте, — предупредил я.

Нож мог задеть крупный сосуд; в таком случае вынуть его означало бы вызвать сильное кровотечение.

— Больно, — сказал Йодер.

Потом взглянул на меня и улыбнулся, показав белые зубы.

— Да, но ведь почти получилось.

— Совсем получилось, — ответил я. — Простите меня, Хайрам. Если бы не я, этого не случилось бы.

— Вы не виноваты, — сказал Хайрам. — Я видел, как вы спрятались. И понял, что вы дали мне шанс. Вы все сделали правильно.

Он протянул руку к трупу вервольфа и прикоснулся к безжизненной ноге.

— Жаль, что вам пришлось застрелить его.

— Простите меня, — повторил я.

Но Хайрам мне уже не ответил.

— Хайрам Йодер. Пауло Гутьеррес. Хуан Эскобедо. Марко Флорес. Дитер Грубер. Гален Делеон, — перечислил Манфред Трухильо. — Шесть погибших.

— Да, — кивнул я.

Я сидел за столом на своей кухне. Зоя ушла к Гретхен Трухильо и собиралась там заночевать. Гикори и Дикори сопровождали ее. Джейн была в медицинском пункте — помимо глубокой раны в боку она вся ободралась о деревья, пока преследовала похитителей Делеона. Варвар сидел, прижавшись ко мне и положив голову на мои колени. Я рассеянно поглаживал его.

— И всего один труп, — добавил Трухильо.

Я вскинул голову и посмотрел на него.

— В тот лес, где все это происходило, отправились сто человек. Мы нашли много следов крови, но ни одного трупа. Эти твари утащили их с собой.

— А как же Гален? — спросил я.

Джейн рассказала мне, что в своей погоне она то и дело натыкалась на обрывки одежды и куски выдранного из тела мяса. Она остановилась, лишь когда он перестал кричать, да и собственные раны не позволяли ей продолжать погоню.

— Нашли кое-что, — ответил Трухильо. — Но слишком мало для того, чтобы сказать, будто у нас есть еще одно тело.

— Прекрасно. Просто прекрасно.

— Как вы себя чувствуете? — спросил Трухильо.

— Послушайте, Ман, как, по-вашему, я могу себя чувствовать? Мы потеряли сегодня шесть человек. Мы потеряли лучшего из лучших — Хайрама Йодера. Если бы не он, мы все уже были бы покойниками. Он спас эту колонию, он и меннониты. Теперь он мертв — по моей вине.

— Эту охоту затеял Пауло. Он нарушил ваш прямой приказ и погубил себя и еще пять человек. Подверг смертельной опасности вас и Джейн. Если уж возлагать на кого-то вину, то на него.

— Я не собираюсь возлагать вину на Пауло.

— Я и сам это знаю, — сказал Трухильо. — Потому-то и говорю. Пауло был моим другом, ближайшим другом из всех, какие у меня здесь есть. Но он свалял дурака и погубил всех этих людей. Ему следовало послушаться вас.

— Да. Конечно, — протянул я. — Когда я устроил весь этот фарс с государственной тайной, то надеялся не допустить ничего подобного. Иначе я так не поступил бы.

— Тайное всегда становится явным, — заметил Трухильо. — Вы это сами знаете. Или должны знать.

— Значит, нужно было во всеуслышание объявить об этих существах?

— Возможно. Вы должны были принять решение, и вы его приняли. Должен сказать: не то, какого я от вас ожидал. Это не ваш стиль поведения. Если позволите, я скажу прямо: вы не очень сильны в конспирации. Да и все наши сограждане тоже не привыкли к тому, что вы что-то скрываете от них.

Я утвердительно хмыкнул и погладил собаку. Трухильо с минуту ерзал на стуле, словно не решался продолжить разговор.

— Что вы собираетесь делать дальше? — спросил он наконец.

— Да будь я проклят, если знаю. Сейчас, пожалуй, единственное, что мне приходит в голову, — это прошибить стену кулаком.

— Я бы вам не советовал, — серьезно сказал Трухильо. — Я знаю, вы в общем-то не одобряете моих попыток давать вам советы. Но все же рискну…

Я улыбнулся и кивнул на дверь.

— Как там народ?

— Все чертовски перепуганы. И понятно: один человек погиб вчера, еще шестеро — сегодня, причем от пятерых из них не осталось даже трупов. Люди тревожатся, кто же окажется следующим. Подозреваю, что несколько ближайших суток большинство народу будет ночевать в поселке. Боюсь, что кота все-таки не удалось удержать в мешке. В том смысле, что стало известно, что эти существа обладают разумом. Гутьеррес, набирая свой отряд, рассказал об этом целой куче народа.

— Меня не на шутку удивляет, что никто другой не собрался вновь на охоту за вервольфами.

— Вы назвали их вервольфами?

— Вы же видели того, который убил Хайрама, — ответил я. — Ну и попробуйте доказать мне, что он похож на кого-то другого.

— Сделайте милость, не употребляйте это название, — попросил Трухильо. — Люди и без того донельзя перепуганы.

— Хорошо, — кивнул я.

— И еще. Все же нашлись некоторые, пожелавшие отправиться мстить за погибших. Кучка безмозглых детишек. И среди них Энцо, приятель вашей дочери.

— Бывший приятель, — поправил я. — Надеюсь, вы отговорили их от этой глупости?

— Я напомнил, что на охоту за лесными обитателями уже отправились пятеро взрослых мужчин, и ни один не вернулся домой. Это, мне кажется, немного остудило их пыл.

— Замечательно.

— Вы должны сегодня вечером выйти в зал собраний. Там будет много народу. Вы должны появиться на людях.

— Я не в такой форме, чтобы встречаться с людьми, — возразил я.

— А у вас просто нет выбора, — заявил Трухильо. — Вы глава колонии. Джон, послушайте, люди в трауре. Из этой передряги живыми выбрались только вы с женой, причем Джейн попала в больницу. Если вы всю ночь просидите дома взаперти, то люди будут думать, что от этих страшных лесных жителей нет никакого спасения. А ведь вы попытались скрыть их существование. Вы должны исправить свою ошибку.

— Я и не знал, что вы психолог, Maн.

— Я не психолог, я политик. Как и вы, хотите вы признаться себе в этом или нет. Возглавлять колонию — значит прежде всего быть политиком.