Пока лысый говорил, я подошел к двери. Санитары ловко задвинули в свою машину носилки, закурили, загрузились сами. Водитель «скорой помощи» резко сдал назад, сидевший рядом с водителем врач встрепенулся, поднял осоловелый взгляд и, посмотрев на меня, неожиданно лихо сделал ручкой.

– Пройдемте со мной, – сказал мне подошедший лысый, указывая в сторону кухни. Мы с ним проследовали туда.

На кухне он сел на стул возле кухонного стола, вынул из кармана блокнот.

– Так говорите, вы его знали? – перелистывая блокнот, спросил он.

Я взял с плиты чайник, отпил из носика.

– Знали?

Я поставил чайник на плиту.

– Да. У нас были отличные отношения. Мы даже как-то выпивали вместе.

– Отличные? А что же он залез к вам через форточку, устроил здесь черт-те что, собрал аппаратуру? А? Ответа нет? Нет. Рама, понимаете, не выдержала. На обратном пути. Сломалась под его весом, он напоролся на стекла и умер от потери крови. Да, действительно, отношения у вас были отличные. – Лысый отложил блокнот. – Он знал, где что у вас лежит?

– Где что лежит? Нет, думаю, не знал.

– Понятно! Значит, искал. По первому взгляду – что-нибудь пропало?

– Не знаю. Если сейф не вскрыт, если аудиосистема на месте…

– Сейф вскрыт, ваши камеры упакованы, аудиосистема тоже. Все это участковый нашел под окном. Две большие коробки. – Лысый в задумчивости погрыз карандаш. – За последние время на вас просто посыпались несчастья. Ресторан. Гибель вашего отца. Теперь вот это неудачное ограбление.

– Какое отношение гибель моего отца имеет к ресторану и к этому? – спросил я.

– Не знаю. – Он вытащил карандаш изо рта, внимательно осмотрел отпечаток своих зубов. – Я просто подвожу некоторые итоги. Предварительные.

– Как вас понимать?

– Он был здесь не один. Те, кто был с ним, немножко наследили. Чуть-чуть. Сейф у вас непростой. Даже бывший летчик штурмовой авиации с ним не справился бы. Нужны были профессионалы, но мне кажется, им была совсем не нужна ваша дорогая фототехника. И аудиосистема «Сони» тоже была не нужна.

– Что же им было нужно? – спросил я.

– Не знаю. – Лысый поднялся со стула. – Но одно я знаю наверняка. Еще до заключения судмедэксперта. Вашего соседа убили на улице, под вашими окнами. Затащили сюда. Устроили инсценировку. Якобы он решил поживиться. Искали какие-то бумаги.

– Зачем? Кто? Да и нет уже никаких бумаг. Я их сжег!

– Они об этом не знали. А пока я буду искать тех, кто сюда залезал, вам, Генрих Генрихович, надо быть поаккуратней. Поаккуратней, понимаете?

– Нет, не понимаю, – сказал я после небольшой паузы.

– Ну, это вам кажется. Начнете понимать – позвоните.

На листке блокнота он написал номер телефона, вырвал листок и протянул его мне.

– Вы все грозите: я узнаю, я найду, – сев на табурет, сказал я. – А результатов-то! Убийца моего отца ускользнул…

– По этому телефону – круглосуточно!.. – Лысый положил листок с телефоном на стол и направился к выходу. – Разберемся! – бросил он через плечо.

Этот следователь, этот оперативник – как там еще его называть! – произнес «Разберемся!» с той же полупрезрительной интонацией, что и бывший отцовский сослуживец много-много лет назад! Ни на кого не глядя, он пересек мастерскую, подошел к выходившей на крыльцо двери. Его люди, все как один, сложили свои блокноты и, выстроившись в некое подобие колонны, последовали за шефом. Я даже подумал – а не сын ли он бывшего отцовского сослуживца?

Я закурил и заметил маявшегося под окнами домуправского слесаря. Видимо, он и ломал замки по приказу участкового.

Подойдя к окну поближе, я его окликнул. Слесарь алкал работы, жаждал восстановить им же самим и порушенное. Он сразу, брызгая слюной, начал объяснять, что стоявшие на моей двери замки вещь дорогая, что починить сломанные не так-то просто, что лучше купить новые, а старые, починив не спеша, с выгодой продать.

Я терпеливо его выслушал. Он наконец-то выдохся и тяжело вздохнул. Я сунул руку в карман, вытащил деньги.

– Врежь замки. Поставь новую раму, вставь стекло. Запри. Ключи забери с собой. Я приеду утром, и ты мне отдашь ключи. Сделаешь?

– А то! – Он ждал, когда разожмется мой кулак. Деньги перекочевали на его ладонь. Слесарь, не скрывая радости, вздохнул еще раз, теперь уже легко и свободно.

Я посмотрел себе под ноги: на полу возле окна в темном пятне высохшей крови были рассыпаны осколки стекла.

– И стекла эти убери! – сказал я.

– Уберу, уберу! – Он закивал. – И пятно! И пятно соскоблю. Чисто будет. Можешь не сомневаться, хозяин. Все будет ништяк!

Я отщелкнул окурок, вышел на крыльцо, спустился к машине. Вернее, к черному конверту, так и оставшемуся лежать на пассажирском сиденье.

Верил ли я тогда тому, что она мне рассказала? Конечно! Ведь с Лизой, незадолго до переезда в наш дом, произошла точно такая же история. Как я тогда рвался найти Лизиного обидчика! Какие только казни ему не придумывал! Мне предоставлялась уникальная возможность: вновь обрести Лизу и отомстить.

Я не должен был ее упустить.

Однако разгром в мастерской на какое-то время заставил задуматься и о другом. Если лысый был прав, если это было не ограбление, а действительно инсценировка, если кто-то искал мой архив, значит, кого-то интересовала моя работа, мое ретуширование. Кто-то таким образом пытался показать: мой дар нужен, настала пора востребования и моего дара, как когда-то – дара отцовского.

Я завел машину, выехал со двора на улицу. Маневрируя, перестроился в крайний левый ряд, включил, собираясь развернуться, мигалку, притормозил, но услышал сзади звук сигнала. Я обернулся: меня просил убраться с дороги водитель черной «Волги» с ностальгическим номером «МОС». «А пошел-ка ты еще!» – подумал я, но водитель «Волги» оказался парнем настырным: он засигналил вновь, я крутанул руль и чуть не въехал в шедший по правой полосе шикарный красный «БМВ».

«Волга» ушла вперед, подрезанный владелец «БМВ» с выразительной гримасой показал мне кулак, но чей-то, увиденный краем глаза профиль, профиль человека, сидевшего как раз в «Волге», заставил встрепенуться.

Я ударил по газам и, повторяя маневры «Волги», бросился за ней в погоню.

Водитель в «Волге» был классный. На знаки, сигналы светофоров он внимания не обращал, лихо заруливал на поворотах. Тем не менее я сумел приблизится к «Волге», потом обошел ее справа. Так и есть – это он сидел в машине на заднем сиденье, углубленный в чтение каких-то бумаг, это был он, мой дружок детства, мой соучастник по драке на берегу Москвы-реки, соперник, пытавшийся отбить Лизу, горлопан, бывший комсомольский вожачок, ныне – митинговый златоуст.

Он сидел каменным божком, нижняя губка выдвинута вперед, очечки покоятся на самом кончике носа. Это был он, тот самый, кого загородила мне несчастная дура Андронкина.

Байбиков по прозвищу Бай.

Это его фотографии лежали в моей машине в черном конверте.

Это он сажал двенадцатилетнюю Татьяну к себе на колени, надавливал на едва наметившуюся грудь и спрашивал:

– А что это у нас такое?

Сука! Вот так встреча!

Увлеченный разглядыванием своего старого дружка, я не заметил, что прямо передо мной оказался микроавтобус. От столкновения меня спас все тот же водитель «Волги»: микроавтобус ему тоже мешал, он начал притормаживать, принимать вправо, я потерял Бая из поля зрения, но зато успел проскочить в узкое пространство между микроавтобусом и стоявшим у тротуара грузовиком.

«Волга», проехав несколько десятков метров по встречной полосе, на перекрестке ушла налево.

Я остановился у тротуара, дрожащими пальцами достал сигарету, прикурил и вынул из черного конверта несколько фотографий.

На всех Бай выглядел молодцом. Легкая складка возле губ, несколько лукавый поворот головы. Сигаретный пепел упал мне на брюки, я выбросил сигарету в окно.