Поэтому мы не говорим вместе с Бауэром евреям: вы не можете быть эмансипированы политически, не эмансипировав себя радикально от еврейства. Мы, напротив говорим им: так как вы можете быть эмансипированы политически без того, чтобы совершенно и беспрекословно отказаться от еврейства, то это значит, что сама по себе политическая эмансипация не есть еще человеческая эмансипация. Если вы, евреи, хотите быть политически эмансипированы, не эмансипировав себя самих как людей, то эта половинчатость и это противоречие заключены не только в вас, они заключены в самой сущности политической эмансипации…

Всякая эмансипация состоит в том, что она возвращает человеческий мир, человеческие отношения к самому человеку.

Политическая эмансипация есть сведение человека, с одной стороны, к члену гражданского общества, к эгоистическому, независимому индивиду, а с другой – к гражданину государства, к юридическому лицу.

Лишь тогда, когда действительный индивидуальный человек воспримет в себя абстрактного гражданина государства и, в качестве индивидуального человека, в своей эмпирической жизни, в своем индивидуальном труде, в своих индивидуальных отношениях станет родовым существом; лишь тогда, когда человек познает и организует свои "общественные силы" и потому не станет больше отделять от себя общественную силу в виде политической силы, – лишь тогда свершится человеческая эмансипация.

Вопрос о способности еврея к эмансипации превращается для нас в вопрос: какой особый общественный элемент надо преодолеть, чтобы эмансипировать еврейство? Организация общества, которая упразднила бы предпосылки торгашества, а следовательно, и возможность торгашества, – такая организация общества сделала бы еврея невозможным. *

К еврейскому вопросу

В противовес утверждению г-на Бруно, что "евреи своим давлением на пружины истории вызвали противодействующее давление", г-н Хирш (еврейский теолог – Н.Д.) вполне правильно замечает: "В таком случае евреи должны были составлять нечто в деле формирования истории, и если сам Бауэр утверждает это, то он не вправе, с другой стороны, утверждать, что они ничего своего не внесли в дело формирования новейшей эпохи".

Г-н Бруно отвечает: "Сучок в глазу тоже составляет нечто. Вносит ли он в силу этого что-либо в развитие моего чувства зрения?"

Сучок, который подобно еврейству среди христианского мира, со дня рождения моего сидит у меня в глазу, остается там сидеть, и вместе с глазом растет и развивается, не есть какой-нибудь обыкновенный сучок: это какой-то особый, неотъемлемый от моего глаза сучок, который обязательно должен был бы обусловить собой в высшей степени оригинальное развитие моего чувства зрения… Г-ну Бруно было показано значение еврейства для "формирования новейшей эпохи".

Святое семейство

Евреи (как и христиане) в некоторых государствах политически вполне эмансипированы. Евреи и христиане весьма далеки от того, чтобы быть эмансипированными в человеческом смысле.

Там же

* Иными словами, упразднение торгашества упразднило бы причину нетерпимости к евреям, нетерпимости, основанной, по мнению Маркса, на конкурен-Цчи с ними в области того "мирского культа", который он называет "своекорыстием" и "деньгами" и который он воспринимает в качестве "крайнего практического выражения человеческого самоотчуждения" – Н.Д.

Изречения

Идеализм – не фантазия, а истина.

Страсть – это энергично стремящаяся к своему предмету сущ-ностная сила человека.

Мужчина не может снова превратиться в ребенка, не впадая в ребячество. Но разве его не радует наивность ребенка и разве сам он не должен стремиться к тому, чтобы на более высокой ступени воспроизводить свою истинную сущность?

Невежество – это демоническая сила, и мы опасаемся, что оно послужит причиной еще многих трагедий.

Производство производит не только предмет для субъекта, но также и субъект для предмета.

Традиции всех мертвых поколений тяготеют, как кошмар, над умами живых.

Прошли те времена, когда гоготание гусей могло спасти Капитолий.

Нации и женщине не прощается минута оплошности, когда первый встречный авантюрист может совершить над ней насилие и овладеть ею.

Философы лишь различным образом объяснили мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его.

Философия есть не что иное, как выраженная в мыслях и логически систематизированная религия, другая форма, другой способ существования отчуждения человеческой сущности, и, следовательно, она также подлежит осуждению.

Недостаточно, чтобы мысль стремилась к воплощению в действительность; сама действительность должна стремиться к мысли.

В прямом соответствии с ростом стоимости мира вещей, растет обесценение человеческого мира.

Коммунизм есть положительное утверждение как отрицание отрицания.