«Подрядчики наживаются на каждой яме, — мрачно думает он, с яростью поддевая ногой камешки. — И правильно делают. Зато налогоплательщик имеет право протестовать на страницах многочисленных журналов и газет. Собственно, я это знаю давным-давно. Просто сегодня мне особенно тоскливо, и я готов выть от злости. Разочарование в Мирте? Но чего можно ждать от женщины, которая спит сначала с Торболи, а затем с этим старикашкой Бессоном? Ну что ж, каждый прокладывает себе дорогу посвоему. Только ее дорога тоже вся в ухабах и ямах. Эта красотка решила, что в два счета приберет меня к рукам. Ошибаетесь, милочка. Впрочем, так ли уж я неуязвим? В пятьдесят лет неприятные воспоминания слабеют и пропорционально возрастает желание».

— Стой.

Это часовой резервации несиан. Он предупреждает Торторелли, что дальше идти небезопасно. Но если у синьора там девочка, то он готов его проводить.

— В моем городке говорят: «Покаешься в блуде, прощение будет». — И он, выразительно ухмыляясь, поглядел на Бенедетто.

Торторелли молча повернулся в зашагал прочь.

«Надо же было этим туземцам угодить в тюрьму. Если даже ему и удастся вызволить их оттуда, полиция живо упечет за решетку других. Слишком уж они импульсивны и неосторожны. О господи, кто это стоит у ворот?»

Молодая женщина подползает к нему на коленях и просит с мольбой в голосе:

— Синьор, меня зовут Неена. Сжалься надо мной. Мы знаем — ты добрый и могучий. Ты бог, а боги все могут.

— Богов нет, Неена.

— Нет, есть. На Несе раньше тоже был бог, а потом его не стало.

Бенедетто знает эту легенду. Прежде на планете обитал зеленоглазый бог. Он летал в межзвездной пустоте, а когда уставал, опускался на Нес р любовался своим отражением в озерах и речках. Он был одинок, вокруг были только небо, земля и вода. Богу было грустно, и он не раз думал, как бы избавиться от одиночества. И вот однажды Он решил превратить свое бессмертное тело в семена жизни. На безлюдную планету пали с неба семена жизни, а сам бог исчез навсегда. Его волосы превратились в цветы и растения, глаза — в моря, кости — в горы, кровь — в мужчин и женщин, которым дано любить друг друга, а кожа — в змей, лягушек и птиц.

— И все-таки богов нет. Есть люди, одинаковые, хоть у них различный цвет кожи и волос.

— Ты всемогущ и добр, ты один можешь мне помочь.

— У нас есть свои кали. Вот они действительно всемогущи. Но расскажи, что случилось. Сядем на ступеньки, тогда патруль нас не заметит.

Теперь он видит, что Неена очень молода и очень хороша собой. Сидя на ступеньках, она зябко кутается в шаль из плотной цветной ткани. Ее история проста и печальна. Она любит Стильмара, племянника могущественного каля. Но дядя против их брака — Неена простолюдинка, к тому же она бежала из резервации «Новой Америки». Поэтому влюбленным приходилось встречаться тайком. Четыре дня назад полиция устроила облаву, и, чтобы спасти подругу, Стильмар выскочил из кустов. Его арестовали и обвинили в краже на заводе. Неена клянется, что он невиновен; в глазах у нее слезы. Торторелли обещает ей помочь, и она сразу перестает плакать.

— Как же ты вернешься?

— Патруль меня не заметит. И потом, у меня есть деньги. Полицейские любят деньги.

— Вот видишь, Неена, если б мы были богами, нас нельзя было бы подкупить.

— Так написано и в ваших книгах. Да только мы сидим за колючей проволокой, а вы повелеваете нами. Значит, в книгах вы пишете одно, а делаете другое? Но ты не такой, как другие. Ты добрый. Семя твоего бога проросло в тебе, а в других оно умерло.

— Я не очень-то силен в ваших поверьях. Но у нас на Земле говорят: «На бога надейся, а сам не плошай». Если вы будете покорно молчать, то останетесь рабами.

— Стильмар не хочет быть рабом, а Неена во всем верит Стильмару.

— Так твой дружок подстрекает к восстанию? — забеспокоился Торторелли.

Неена тихонько смеется.

— Стильмар — он хитрый. Он поет песни, и кали часто приглашают его. Он поет, а народ все понимает.

— И полиция тоже?

— Пока нет. Если только ты не скажешь.

— На меня можешь положиться.

Неена попыталась поцеловать ему руку, но он не дал. Проводил ее до угла и велел быть осторожной. И сразy вернулся домой.

«Черт возьми, вечно нужно искать этот проклятый выключатель!»

Подбежал робот и усадил его в кресло. Потом принес ему вина. Но любимого бокала нет, и теперь вино кажется ему похожим на кровь. Бенедетто с отвращением оттолкнул бокал. Он сам словно камень, который кинули в грязную лужу. Надо покарать виновных, но брызги грязи обдают всех подряд… Он тоже увяз в грязном болоте. «Каждый да спасется сам», — любила повторять мать. А вот он понял, что самому спастись невозможно. Встав на плечи других, можно прыгнуть, вдохнуть грудью чистый воздух, но только на миг. А потом тебя заметят другие и тоже взберутся на чужие плечи. Не лучше ли оставаться на дне болота? Э, бесполезно, тебя заметят и там, как случилось с Нееной и Стильмаром. Он обязан помочь Стильмару бежать из тюрьмы. Неена верит, что он всесилен.

Но как это сделать? Лишь в фильмах это происходит легко и просто. Надо хорошенько все обдумать. Но завтра, завтра… Он смертельно устал.

Глотая таблетку снотворного, он вдруг с особой остротой ощутил, что тоже подчинен неумолимым законам конформизма: 0,22 грамма — чтобы лучше работать, 0,15 грамма — чтобы сразу уснуть, 0,45 грамма — чтобы начхать на ближнего своего.

Патрене подравнивает пилочкой ногти. С каждым днем он все больше толстеет. Лицо у него неприятного серого цвета, кажется, будто оно впитало в себя всю пыль Неса.

— Что ты на меня уставился? У тебя что, работы нет? — говорит он Торторелли, который с отвращением глядит на него.

— За меня можете не беспокоиться. Какие новости? Туземцев еще не освободили?

— Чихать я хотел на этих туземцев!

— Никто и не требует, чтобы вы их любили. Но на вашем месте я все-таки позвонил бы в полицию. Среди арестованных — племянник кали. К тому же вы отлично знаете, кто действительный виновник.

— Нет, я этого не знаю. И звонить не буду. Занимайся балансом, а бандагалов предоставь мне.

Торторелли громко захохотал, словно услышал забавный анекдот.

— Тебе смешно? Не беспокойся, Роза мне обо всем рассказала: киллергал, киберганг… Да перестань же смеяться!

— Я и в самом деле видел такой фильм.

Патрене грохнул кулаком по столу, глаза его налились кровью.

— Кретин, ублюдок! Ах, так это фильм! Довольно, убирайся вон!

От ярости он начал задыхаться и судорожно хватать ртом воздух, точно рыба, выброшенная на берег. Торторелли поспешно налил ему из графина воды и подал стакан.

— Не портите себе нервы, дорогой Патрене. Примите таблетку, она очень помогает. Вы не имеете права умереть. Подумайте только, какая это будет радость для ваших врагов! Постарайтесь заручиться поддержкой правительства.

Он хочет уйти, но Патрене хватает его за руку.

— Откуда тебе все известно?

— Я здесь уже двадцать лет, а главное — умею шевелить мозгами. Пораскиньте и вы умом, и тогда вам станет ясно, что с правительствой лучше всего договориться похорошему.

И он уходит с невозмутимым видом.

«А этот гномик прав, с правительством лучше не ссориться. Пожалуй, стоит позвонить в полицию насчет туземцев».

Полицейский комиссар говорил с ним не самым любезным тоном. Среди задержанных — племянник одного из главных кали, а это может вызвать нежелательные осложнения. Оказывается, он, Патрене, еще и виноват, что вовремя не заявил обо всем. Арестованных уже освободили, а вот с ним эти фараоны обошлись не слишком вежливо. Акции «Новой Италии» падают, и его явно перестают бояться.

Тем временем Бенедетто пытается убедить Торболи, чтобы тот помог освободить туземцев.

— Неужели вы верите этой басне про галактическую банду?

— Басням я не верю. Но я сам слышал шаги и видел, как отворилась дверь.

— Мы все трое были немного навеселе. И потом, я дверь не закрывал, Патрене тоже. Может, вы закрыли?