По соображениям безопасности.

Год 3065. В течение дня мне лишь два-три раза приходится нажимать кнопку. У меня уйма свободного времени. На Базе со мной никто не разговаривает, так как я занимаю самую низшую должность. Вчера я впервые задал себе вопрос: стоило ли ради этого столько страдать и мучиться? Но потом устыдился собственных мыслей.

Год 3071. Я уже не стыжусь своих сомнений. Стоит мне посмотреть на красный диск, и я вспоминаю обо всех радостях жизни, от которых отказался ради учебы! У меня даже нет семьи.

Год 3075. Ненавижу красный диск. Конечно, кто знает, может, простым нажатием кнопки я уничтожаю вражеские полчища? Если б это и в самом деле было так, моя жизнь не казалась бы мне бессмысленной и пустой.

Вчера я вновь подал рапорт младшему технику. Он, как всегда, был со мной крайне любезен:

— Вы — один из шести техников Базы, которые знают теорию…

— Совершенно верно, — прервал я его, — но я бы хотел понять…

— Невозможно, — ответил он. — Ни один техник не знает, с какой целью он выполняет ту или иную операцию. По соображениям безопасности.

— И все-таки позволю себе не согласиться… Мне хотелось бы знать…

— Я поговорю с начальством, — сказал младший техник.

Год 3079. Все так же нажимаю на кнопку. Средняя статистическая смещений диска остается прежней. Мой запрос от младшего техника перешел к старшему технику, а от него — технику высшего класса.

Меня повысили в должности, теперь я техник категории ИТ.

— Вы — один из шести техников Базы, которые… — и так без конца.

А как только я задаю вопрос в лоб, в ход пускаются соображения безопасности.

Год 3085. Час назад, расхаживая по коридору, я наткнулся на массивную бронированную дверь, ведущую в зал, смежный с моей операторской.

Как и каждый техник, я никогда не расстаюсь с личным оружием — электропистолетом замедленного огня. Он выдан нам на случай нападения врага непосредственно на Базу.

Я нажал курок, и замок молниеносно расплавился. Преодолев страх, я вошел в зал. Вдоль стены тянутся какие-то движущиеся ленты. Одна из них ведет в мою операторскую. Я не поверил своим глазам: по ленте медленно ползут десятки консервных банок. Красные диски смещаются лишь в тех случаях, когда вдоль экрана проплывает испорченная консервная банка. Как только я нажимаю кнопку, испорченная банка падает на другую ленту.

Выдержка из устава Базы:

По соображениям безопасности.

Протонные ракеты грохотали не меньше часа.

Все-таки меня обнаружили. Я подобрался как можно ближе, мастерски имитируя походку людей (это их характерное «раз-два, раз-два» в такт, с легким покачиванием корпуса), и надеялся без помех достичь хотя бы проволочных заграждений. Но эти мерзкие людишки в нарушение всех законов организовали посты обнаружения у государственной дороги далеко за пределами их владений. Как всегда, они открыли огонь без предупреждения. Однако меня не так-то легко застать врасплох. Недаром же я наделен сверхчувствительным слухом и мгновенной реакцией на малейшее колебание, неизбежное для любого прицельного механизма. Ничего, если мои подозрения подтвердятся, они еще раскаются в своих гнусных действиях! А временное преимущество этим жалким человечкам не поможет.

Конечно, их привело в панику мое черное одеяние, своего рода униформа для нас, налоговых агентов. Все мы носим эту форму в силу традиций, восходящих буквальной доисторическим временам. Право же, чем скорее ее отменят, тем безопаснее будет наша нелегкая работа.

Так вот, они обнаружили меня, едва я слез с робртомобиля. По движению воздуха я понял, что множество электронных устройств пришло в боевую готовность. И это заставило меня, не теряя времени даром, искать надежного убежища. Я нашел его в старом кратере, который образовался после мощного варыва. Мгновение спустя все вокруг сотрясалось от разрывов. Обстрел продолжался десять минут. Потом людям все же пришлось сделать короткую передышку. Я на радостях поздравил себя с удачно проведенным контрманевром. Стремительно нырнув в жерло кратера, я практически ускользнул от наблюдения — теперь их разведывательные приборы бессильны. Чтобы попасть в меня, им понадобилось бы несколько часов подряд вести заградительный огонь. Но пока не существует протонного оружия, способного беспрерывно вести огонь больше двадцати минут. Мне следует лишь набраться терпения и молить бога, чтобы в меня не угодил случайный снаряд. Ну, а когда они вынуждены будут прибегнуть к резервным батареям, я смогу стремительным рывком броситься в атаку.

Люди оставили меня в покое всего на восемьдесят секунд. В этот весьма короткий промежуток времени я тщательно обдумал дальнейший план действий. Воспользовавшись затишьем, я осторожно высунулся и осмотрел поле боя — от проволочных заграждений меня отделяло метров триста. Не успел я снова плюхнуться на дно кратера, как тишину прорезал свист снаряда.

Возможно, кое у кого возникает вопрос: почему я не рассчитался по заслугам с этими гнусными налогоплательщиками? Все объясняется очень просто.

Мы, налоговые агенты, или сокращенно «НА», согласно правилам об охране жизни налогоплательщиков, имеем в своем распоряжении единственное оружие — мощную бризантную бомбу, но лишь одну, и применять ее разрешено только в критический момент. А такой момент пока не наступил.

Я подождал еще минут десять и наконец решился. Если они все же засекут меня радаром, тем хуже. Разумеется, для них: ведь прежде чем они попадут в цель, раскаленные стволы орудий вообще расплавятся. В ста метрах от меня после разрыва снаряда образовалась длинная траншея. Туда-то по остывающей лаве я и бросился, когда ввысь взметнулось новое облако дыма и пыли. Наконец я почувствовал себя в полной безопасности: вероятность повторного попадания снаряда в одно и то же место минимальна. А радиоактивные осадки мне вообще не страшны, я к ним абсолютно невосприимчив. Нет, я очень удачно выбрал момент для нового броска. В самом деле, своим тончайшим слухом я почти тут же уловил изменение в интенсивности вибраций. Несколько перегревшихся батарей прекратили огонь.

Значит, можно продвинуться еще дальше. Стоило очередному снаряду разорваться почти рядом, как я выскакивал из своего убежища и в тучах пыли устремлялся вперед под беспорядочным огнем противника. До проволочных заграждений оставалось не больше тридцати метров, когда стрельба внезапно стихла.

Я понял, что радары вновь засекли меня. Послышался отвратительный вой ракеты земля-воздух. Я подбежал к заграждению и за какой-то миг до взрыва успел броситься на землю. Меня совершенно засыпало, и все-таки я вздохнул с облегчением — они не решились применить атомную боеголовку: боялись повредить первую линию обороны, что открыло бы путь другому налоговому агенту, засевшему в засаде. (Обычно мы действуем вдвоем.) Но успокаиваться рано: налогоплательщики, когда их прижмешь к стене, способны на самые подлые уловки. Не опасаясь нового обстрела, я поднялся во весь рост, ведь моя лучшая защита — близость к проволочному заграждению. Мне предстояло выполнить наиболее сложную часть задания; меня ждали теперь не слепые залпы, а ловушки, коварные, смертоносные ловушки.

Посредством сенсорных органов я уловил, что через проволочное заграждение пропущен ток в две тысячи вольт — достаточно одного прикосновения, и я запылаю, словно факел. У меня нет иного выхода, кроме как перепрыгнуть через проволоку. Пять метров — это великовато даже для меня, а тут еще нужно приземлиться в определенном месте, где нет ни мин, ни магнитных полей. Прыгнул я удачно и очутился на вражеской территории. Теперь самое трудное — отыскать нужный дом…Только налоговый агент знает, насквлько это сложно. Даже самый глупый налогоплательщик понимает, что весьма полезно построить в своей оборонительной зоне по крайней мере два-три фальшивых дома и заминировать к ним подступы — неплохо, когда неосмотрительный агент стремительно взлетает в воздух. Я уж не говорю о том, что в одном из таких домов вас может принять мнимый родственник налогоплательщика. В этом случае платежная квитанция теряет всякую силу, и беднягу агента ждут насмешки коллег и неприятности по службе. Да, в этих домах с нами, агентами фиска, борются с помощью дьявольских уловок, но не гнушаются и самого примитивного обмана. Мне, к счастью, всегда удавалось выйти из всех передряг целым и невредимым.