— Тут нужен Чико Гамильтон, — объявил президент с таким видом, словно он произнес историческую фразу, которая будет передаваться из поколения в поколение.
Музыка зазвучала сразу на восьми дорожках, и чудище даже не решилось прибегнуть л своему испытанному средству. Затем наступило томительное молчание. И вдруг чудище заговорило:
— Мистер Джексон…
Все вздрогнули, а президент шагнул вперед.
«…sought to allay the brotherhood's fear of binding arbitration. When it is voluntary, he said, such procedures are substitutes…"[4]
— Похоже на тележурнал, — сказал знаток музыки из глубины зала.
— Этот монстр — ловкий политик, — уверенно заявил сенатор.
«…the National League's 5:3 victory over the American League. It was a cheaprun, typical of the ball game this crisp sunny day, which Mays sent winging home in the fifth inning, for the Dodgers' Davis had…"[5]
— Нет, это чудище — спортсмен, к тому же явный провокатор, — прорычал генерал, который болел за Американскую Лигу.
— Похоже на тележурнал, — монотонно повторил тот же знаток из глубины зала.
«…painting, sculpture, tapestries and objects d'art from public and private collection have been added to those already…"[6]
— Паршивый интеллектуал! — взвизгнул сенатор, но его тут же принудили к молчанию.
— Похоже… — снова начал знаток музыки.
— На тележурнал, — хором подхватили делегаты.
И так продолжалось до самого вечера. Три музыкальных отрывка с одной стороны, длинные бессвязные речи — с другой.
— Переговоры зашли в туник, — резюмировал президент.
На ночь чудище удалилось в свой ракетоплан. И тогда кто-то предложил на прощание сыграть чудищу что-нибудь веселое, раз ему так нравится музыка.
— Лучше всего какую-нибудь зажигательную джазовую вещичку, — сказал президент.
Кто мог знать, что это испортит все дело?!
— Ритмы Телониуса Монка даже мертвеца заставят пуститься в пляс, — важно сказал знаток музыки.
Однако чудище было, очевидно, иного мнения. Оно принялось яростно брызгать медом и поспешно удалилось. Через несколько минут корабль стремительно взмыл ввысь, оставив землян в полнейшей растерянности. После небольшого замешательства от группы делегатов отделился знаток музыки. Он подошел к президенту и громко сказал:
— По-моему, дело обстояло так. Пришелец из космоса, стремясь изучить язык землян, слушал наши телевизионные и радиопередачи. Но он слегка напутал: музыку принял за разговор, а разговор — за музыку. Когда же…
Не успел он закончить, как президент схватил в пригоршню мед и запустил им в неосмотрительного делегата.
— Наглец! — воскликнул он. — Глупости! Вон отсюда!
Он сокрушенно развел руками и покачал головой. Впрочем, от типа, которому не нравится Дейв Брубек, можно ожидать чего угодно.
Между тем в кабине ракетоплана чудище, лежа в кресле, яростно мычало. Дело в том, что обычно чудище не пользовалось вульгарными средствами общения этих нелепых землян. Оно не разговаривало, не играло на музыкальных инструментах, не пело, а мычало.
«Я потратил четыре световых года, чтобы понять их дурацкий язык! Прослушал сотни телевизионных передач и спустился на Землю лишь после того, как окончательно убедился, что досконально изучил все тонкости их языка. А каков результат?! Черт знает что! Я заговорил, а они ответили сначала музыкой. Потом я заиграл, а они принялись говорить. Невежественные болваны, не способные отличить даже разговор от музыки! Ни за какие блага в мире не стану больше вступать с ними в контакт. Никогда!.. А впрочем, чего можно ждать от доморощенных музыкантов, выдающих себя за правительственную делегацию?»
Эмио Донаджо
ПО СООБРАЖЕНИЯМ БЕЗОПАСНОСТИ
Не думаю, чтобы на Базе теорию нуль-пространства знало больше пяти-шести человек. Я принадлежу к их числу. Сегодня началась моя работа на Базе, расположенной в районе, где я родился и вырос. Теперь я техник. И, судя по всему, играю немаловажную роль в системе противоракетной обороны страны. Начальство считает меня первоклассным специалистом, хотя из-за постоянного напряжения я кое-что и позабыл. Но, разумеется, самые незначительные подробности. Ну, скажем, когда началась «холодная война». Одно я знаю точно: мир разделен на два блока. Наш блок построил свои мощные базы, а вражеский — свои. Каждый из нас, техников Базы, имеет свое особое задание, смысл и значение которого нам неизвестны. Неизвестны по соображениям безопасности.
Мы живем поистине в счастливое время. Каждый человек рождается с предопределенной заранее судьбой. Так что у него нет никаких забот. Свои детские годы он проводит в подземном городе вблизи Базы и только раз в год поднимается на поверхность, чтобы посмотреть на деревья, поля, небо. Первый раз эта прогулка кажется ему чудесной, но потом начинает изрядно надоедать.
В наш век непостижимого технического прогресса почти никому не приходится учиться. Новорожденному младенцу вводятся в мозг профессиональные навыки и самые общие сведения об окружающем мире. Ну, например, вам предназначено выращивать картофель, а вашему соседу — чинить провода. И вы уже не в силах что-либо изменить, Впрочем, никто этого и не хочет.
А я вот учился. Целые дни проводил в «камере интеллекта». Я хотел изменить свою судьбу и жаждал знаний. «Согласно теории нуль-пространства, можно…» бесконечное число раз повторял робот-инструктор.
Учиться мне было тяжко. Я мучительно напрягал ум, стараясь не упустить ни слова из объяснений. Ведь изначально мне было предойределено оставаться земледельцем класса Б. Мои сверстники весело играли на цементном полу подземного туннеля, а я каждое утро с трепетом ждал появления робота-инструктора.
— Земледелец класса Б, желаете ли вы продолжить учебу?
— Да, — отвечал я с дрожью в голосе.
— Вы уверены, что желание это не каприз и не прихоть?
— Да, — не задумываясь отвечал я.
— Тогда сегодня вы снова подниметесь на поверхность.
И я поднимался. Вначале лифт бесконечно долго тащил меня наверх. А затем начинался подъем по цементным ступенькам длиннющей лестницы. Почти всегда наши вылазки совершались ночью. Дул холодный, порывистый ветер, и я с замиранием сердца ступал по грязной и мягкой земле. Кругом царила пугающая тишина. От лесов и необработанных долей исходил отвратительный гнилостный запах. Я с трудом передвигался по мокрой траве. Постепенно меня охватывал непреодолимый страх, мне казалось, что враг нападет именно сейчас, сию минуту.
Нет, мне трудно объяснить, как это ужасно — каждый день подниматься на поверхность. А главное, оставаться одному в поле, когда тебя от Базы отделяет не менее ста метров. Даже робот отсиживался в укрытии и все инструкции передавал с помощью миниатюрного телевизора. Да это и понятно: разумно ли подвергать сильнейшему риску робота только потому, что какому-то земледельцу класса Б вздумалось стать техником!
И вот теперь я вошел, наконец, в число шести человек на Базе, знающих теорию нуль-пространства…
Мне выдали белый комбинезон с красным диском на рукаве. Отныне я техник низшей ступени. Младший техник отвел меня в операторскую. Там стоит удобное кресло, а перед ним смонтирован экран. На экране виден красный диск. Вернее, два диска, причем один с абсолютной точностью накладывается на другой. Рядом с креслом — кнопочный пульт управления. Моя задача — наблюдать за красными дисками.
— Как только верхний диск слегка отойдет в сторону, немедленно нажимайте кнопку, и диск вернется в прежнее положение, — сказал младший техник.
Он не объяснил, что именно вызывает смещение диска и что происходит, когда я нажимаю кнопку.
