Паучиха и верховная жрица обменялись вежливым приветствием и сели, но последующий их разговор не касался ничего значительного, и к еде они не притронулись.

Храмовый сад был не настолько велик, как княжеский, и устроен был не по такому ясному и понятному плану. Отчасти это определялось рельефом местности – сад занимал склон холма и расположен террасами. Но и план был ясен тем лишь, кто был знаком с ритуалами Никкаль. Каждому из них соответствовали определенные деревья и кустарники, цветы и травы, и были среди них такие, которыми знатные люди пренебрегли бы за невзрачностью, или просто испугались.

Иммер появился, когда совсем стемнело, и в небе висел бледный полумесяц, – клинок Ночной Владычицы.

Дарда встала и поклонилась.

Правитель города уселся на подушки и уставился ей в лицо.

– Это ты, стало быть, Паучиха, – сказал он, запуская руку в блюдо с инжиром. – Ты еще безобразнее, чем я воображал.

– Значит, светлый князь, у тебя слабое воображение.

Иммер едва не подавился инжиром, но откашлявшись, решил рассматривать ответ Дарды как забавную шутку, а не откровенную наглость.

– А что у тебя край платка свисает, точно ослиное ухо? Никак не решишь, прикрыть лицо или нет?

– Ради своего безобразия я открываю лицо перед врагами и скрываю его от друзей, дабы они не огорчались. А что до тебя, светлый князь, я не знаю, друг ты мне или враг.

– Я тебе, беззаконая женщина, господин. И правитель этого города, да хранит его Хаддад!

– В этом я, князь мой и господин, не сомневаюсь, – вежливо ответила Дарда.

– И на том спасибо, – сварливо сказал Иммер. – Садись, дозволяю.

Ему вдруг разонравилось, что Дарда возвышается над ним, Он был не слишком высок, а Дарда не уступала в росте иным мужчинам.

Дарда не заставила повторять приказание, и беззвучно опустилась против правителя. Отметила, что Иммер не стал подзывать служанок, чтоб ему налили вина, а плеснул себе сам. Отпил, прицыкнул языком.

– Дивное вино, преподобная мать. Даже у меня нет таких погребов, как в храме.

– Мы будем рады прислать во дворец дюжину кувшинов.

– А, – Иммер махнул рукой. – Все только и думают, что князь Каафа день-деньской возлежит на мягких подушках, пьет сладкие вина и ласкает наложниц. В то время, как князь трудится, как пахарь, нет, как раб на каменоломнях. Хоть бы кто-нибудь понял, что значит – быть правителем вблизи южной границы! Впрочем, покойный царь это понимал, и моему предшественнику приходилось не в пример легче. Тогда в городе стоял царский гарнизон, настолько сильный, что, когда хатральцы пошли войной на Нир, они побоялись сунуться в Кааф. Но господин наш Ксуф в начале своего царствования, гарнизон отсюда убрал, дабы двинуть его на Шамгари. Чем дело кончилось, известно. Однако царские солдаты сюда не вернулись. Ксуф полагает, что южные княжества окончательно замирены. Он прав в том смысле, что ни Хатраль, ни Дебен, ни Фейят не посылают против нас армий…

Иммер обращался к верховной жрице. Но Дарда не сомневалась, что говорится это для ее ушей. Все сказанное не было для нее новостью. Но там, где она вращалась, подобные разговоры велись исключительно для времяпровождения за кувшином хмельного. Не похоже, чтобы Иммер вещал с той же целью.

– Но к лучшему ли это? С армией бы мы, наверное, справились, как справлялся с ней покойный царь. Южане – не шамгарийцы, они не умеют вести правильный бой, ненавидят сражаться в строю, пехоты у них нет и не было. Им гораздо сподручней нападать небольшими летучими отрядами, и всегда на тех, кто не может оказать сопротивления. Они грабят и жгут деревни, угоняют скот и людей, и не дожидаясь моих солдат, отходят в Хатраль или Дебен. Там они герои. Их число растет с каждым годом, чего не скажешь о городской страже. Что хуже всего – они грабят торговые караваны. А ведь Кааф стоит на торговле. Наша земля неплодородна, но и последний нищий в Каафе ложится спать сытым. Что будет, если прекратятся поставки зерна с запада и проса из Дельты? Мы просто-напросто умрем с голоду. Кааф – богатый город, а почему? Через него проходит торговля пряностями, винами и тонкими тканями – ничего этого здесь не производят. Через Кааф везут золото и драгоценные камни, а их не добывают в Нире! И вот, купцов, благодаря которым мы процветаем, грабят уже не только на пограничных путях, но и на подходах к Каафу!

Дарда слушала внимательно. Наконец-то вступление кончилось.

– Терпение купцов не безгранично. Теперь, когда их подпаливают с двух сторон, они начали искать другие дороги – более длинные, может быть, но более безопасные. Торговля за последние полгода упала как никогда за последние десять лет!

Рыжая борода Иммера, заплетенная в косицы, воинственно топорщилась. Краску, дающую такой цвет, тоже производят не в Каафе, подумала Дарда.

– Ты мог бы схватить и казнить тех, кто подрывает основы благополучия Каафа, – вежливо сказала она.

– Мог бы. И любой другой правитель на моем месте так бы и сделал. Но зачем ломать орудие, когда его можно использовать?

– И как же ты собираешься использовать нас, светлый господин?

– Не терпится узнать? А ведь ты, говорят, славишься среди своей братии умением выжидать. Но не стану тебя томить, Паучиха. Я пошлю тебя и прочих защищать границы. Ибо кто лучше справится с разбойниками, чем другие разбойники?

– Это остроумно. Но осуществимо ли?

– Не вижу иного выхода. Мои стражники – продажные твари, но при этом неплохие парни и вовсе не трусы. Однако они не способны совладать с бандами из южных княжеств. Слишком неповоротливы, И слишком горожане, впрочем, как и все мы здесь. Они не смогут предугадать, что предпримут люди пустыни. Ты – сможешь.

– Почему я? Светлому господину, должно быть, известен наш вожак Лаши. Почему бы тебе не поговорить с ним? Мужчинам легче найти общий язык.

– Возможно. Но никто из мужчин на моей памяти не сумел того, что сумела сделать ты. Я не о подвигах твоих во дворе Хаддада говорю, мне они безразличны. Тебе удалось заставить горожан сражаться в пустыне. Посадить уличных воров на коней.

– Я их не заставляла…

– Избавь меня от уверток. Наверняка ты думаешь, что я решил выжить тебя из города. Не скрою, меня бы это устроило. Но если бы это было единственной моей целью, я не стал бы прибегать к таким сложным методам. Мне превосходно известен некий дом за старыми гончарными рядами, и кто там живет. Нет, я не засылал к вам шпионов. Просто кое-кто из твоих молодцов много болтает. Так что избавиться от тебя я мог бы без труда.

Скрытая угроза не слишком устрашила Дарду. Неужто кто-то и впрямь не в меру болтлив? – думала она. Или Иммер лжет, дабы скрыть, что действительно подсадил к ним своего человека? Неужели она так ошиблась в Шаруме? Так или иначе, она не позволит себя запугать.

– Я ценю твое доброе отношение, светлый господин. Радостно думать, что ты находишь время думать о таком ничтожном существе, как я. Ведь ты так занят. Твой секретарь Убара вчера представил тебе отчет о налогах, полученных с ремесленных кварталов, и тебе пришлось разбирать его до глубокой ночи. Да еще эти известия о лазутчиках из Шамгари. А тебя вдобавок мучал ревматизм – настолько, что ты решил выписать лекаря из Дельты.

Ночной сумрак был кстати, ибо скрыл, как побагровел Иммер. При разговоре князя с Убарой никто не присутствовал. Или он так думал.

– Не подумай, что я заслала к тебе шпиона. И твои слуги и служанки тебе верны. Они даже не болтают…

– Так что же это? Колдовство? – Иммер повернулся к матери Теменун. – Ты никогда не говорила мне, что такие вещи возможны. И что она – колдунья!

Верховная жрица осталась невозмутима.

– Ты совсем забыл о вине и угощении, князь, – сказала она. – Почему бы и тебе не выпить, дочь моя? – И она самолично наполнила кубок Дарды.

Иммер оценил этот жест и несколько успокоился. Дарда взяла кубок, но, прежде чем выпить, заметила.

– Каким бы образом я ни узнала о происходящем в твоем доме, господин, я не употребила этого тебе во вред. Даю слово в присутствии матери Теменун. Как видишь, наше доброе отношение взаимно.