Приоткрылась дверь купе девушек. Регина, жмурясь от яркого света, посмотрела в оба конца коридора и спросила меня:

– Который час?

– Почти три, девушка! – ответил за меня Влад. – Вы там нашего негра еще не придушили?

– Спят все, – шепотом ответила Регина и пошла в умывальник.

– Молодость – пора высокой приспособляемости, – изрек Влад, провожая девушку взглядом. – Этой юной эротоманке совершенно безразлично, к какому составу нас подцепили. Даже если бы наш вагон тащила упряжка гнедых лошадей, это вызвало бы у нее лишь восторг да очередной всплеск чувственных желаний. Нашим попутчицам нужны всего три вещи: секс, деньги и впечатления. А мы с вами, мадам, уже полчаса ворчим на предмет, простите за каламбур, состава нашего состава. Да какая в самом деле разница…

Влад начал стремительно набирать дискуссионные обороты и замолчал лишь потому, что его прервал звук удара. Дверь в конце коридора широко распахнулась, и я увидел Регину с перекошенным от страха лицом. За ее спиной стоял незнакомый мужчина в черных спортивных брюках и травяного цвета майке. Одна его рука лежала на плече девушки, а во второй, стволом вверх, он держал «калашников». Влекомая тугими пружинами дверь стала закрываться, но Регина даже не подставила руки, чтобы защититься от нее, и толстое стекло ударило ее по плечу.

– Как нехорошо! – покачал головой мужчина, сострадая Регине. – Не очень больно?

Он провел девушку в коридор. Именно провел, а не втолкнул. Движения его были плавные, какие-то отработанные, аккуратные, щадящие все, что его окружало. Он был небольшого роста, пожалуй, даже ниже Регины, с хорошо уложенными волнистыми волосами, в которых поблескивали нити седины, с нормальными, в общем, приятными чертами лица и гладко выбритыми щеками и подбородком.

– Доброй ночи, друзья! – ровным и спокойным голосом сказал он, с любопытством посмотрел на нас, улыбнулся и представился: – Майор Филин, начальник уголовного розыска. Приготовьте документы и билеты для проверки.

Оцепенев, мы продолжали стоять посреди коридора. За несколько часов, проведенных в изолированном от внешнего мира вагоне, я настолько привык к этому маленькому мирку, заселенному по-разному странными людьми, что воспринял появление здесь незнакомого человека как фантасмагорию. Мне кажется, Влад и Мила чувствовали приблизительно то же, и никто из них не шелохнулся, не сделал и шага к своему купе.

За нашими спинами раздался шум. Мы почти одновременно повернулись, но только на несколько секунд, будто боялись, что человек, назвавшийся Филиным, пока мы на него не смотрим, сделает что-нибудь нехорошее. С противоположной стороны в вагон зашли еще два незнакомца, оба с автоматами и с большим металлическим ящиком, напоминающим снарядный. Один был в форме сержанта милиции, высокий, худой, бледный до синевы, с зачесанными наверх волосами, обнажающими лоб, покрытый красноватой сыпью; грязный, в известковой пыли стального цвета китель на его худых плечах висел нелепо и криво; под расстегнутым воротом рубашки виднелась дешевая металлическая цепочка, на которой раскачивался странный кулон: истерзанный плетьми Иисус пытался взобраться по цепочке вверх, а к его спине был привязан большой крест.

Второй мужчина, лет тридцати трех, был одет так, как одеваются неприхотливые семейные мужчины с финансовыми проблемами: в серого цвета брюки, подпоясанные черным ремешком из кожзаменителя, полосатую нейлоновую рубашку, вышедшую из моды лет двадцать назад, и сандалии, надетые на выцветшие носки. Лицо его было маловыразительным, спрятанным под густой ухоженной бородкой и усами, какие отличают человека умственного труда, причем увлеченного своим делом до самозабвения.

– Работаем! – сказал им Филин и легко подтолкнул Регину лицом к окну. Она, как марионетка, уже не двигалась сама, не делала ни одного движения по своей воле. Руки ее висели вдоль тела, как длинные косы.

– Одной рукой держись здесь, – сказал он, взял ее слабую кисть и опустил ее на правый край поручня. – А другой – здесь.

Я таращил глаза, глядя на мужчину, на его ухоженное лицо, потемневшее от сильного солнца, на выразительные глаза с цепким взглядом, на крепкие руки, с чистыми, коротко постриженными ногтями, и все более отчетливо понимал, что он все делает не так. Он не говорил ничего особенного, его слова плыли в нормальной интонации, и сам он как будто не делал ничего страшного и выходящего из ряда вон, и все же меня начинало воротить от него, как от омерзительного и очень опасного чудовища.

Двое незнакомцев, которым Филин приказал работать, открыли первое купе и затащили туда ящик. Через минуту они принесли еще один. Они торопились, но были спокойны, словно выполняли привычную работу. Они ни разу не взглянули на нас, мы их вообще не интересовали. Если бы они не были вооружены, я принял бы их за «челноков», которые большую часть своего времени проводят в поездах среди сумок и коробок с товаром.

– Документы, пожалуйста, – повторил Филин.

Сержант и бородатый пошли по коридору, сдвигая все двери подряд и заглядывая в каждое купе. Они прошли мимо нас, не задев ни плечами, ни прикладами автоматов. В дверях купе, в котором спали негр и Леся, они задержались.

– Подъем! – сказал сержант.

Я думал, что первым выйдет из оцепенения Влад и, медленно раскручиваясь, как пластинка на старом граммофоне, начнет говорить недоброжелательные слова, плавно переходящие в откровенные ругательства, но ошибся.

– Сначала я бы хотела взглянуть на ваши документы, – неожиданно сказала Мила. – Если вы действительно майор Филин, то предъявите, пожалуйста, удостоверение личности.

Филин оставил распятую у окна Регину и повернулся к Миле. С его красивого лица вдруг исчезло все, что делало его живым, и оно стало напоминать протокольную фотографию на паспорт.

– Я вас очень прошу, – произнес он тем низким полушепотом, каким в мексиканских телесериалах мужчины признаются женщинам в любви, – делайте то, что я вам говорю. Надо, чтобы вы делали все быстро. Не заставляйте меня применять силу. Здесь все в моей власти.

Я не представлял себе тона, которым можно было бы произнести эти слова более убедительно. Филин не угрожал, не кричал и не давил на психику. Он очень интеллигентно и доступно, как талантливый учитель, объяснил, почему его надо слушаться. Не воспринять этот тон мог лишь совершенно глупый человек.

Из купе появилась заспанная Леся. Ничто так не искажает внешность человека, как его сонные глаза. Вполне симпатичная девушка сейчас напоминала дауна, которого потехи ради принарядили в джинсовый костюм и растрепали волосы на голове.

– Что такое? Кто это такие? – повторяла она, глядя то на подругу, то на вооруженных незнакомцев.

– Встаньте, пожалуйста, у этого окна, – попросил ее Филин и опустил руку на поручень.

Сержант и бородатый дошли до последнего купе, заглянули в тамбур и вернулись в коридор. Филин молча посмотрел на сержанта. Тот кивнул. Филин оставил на минуту Лесю, извлек из заднего кармана брюк портативную милицейскую радиостанцию, щелкнул тумблером, поднес ее к губам и сказал:

– Поехали! У диспетчерской притормаживаем.

Вагон тотчас дрогнул и стал медленно набирать скорость. Сержант с бородатым пошли по коридору в обратную сторону, опуская на окна светозащитные клеенчатые шторы. Я перехватил взгляд Влада. Он слегка прикрыл глаза и едва заметно кивнул, словно хотел сказать: пусть пока все идет своим чередом, делай, что говорят.

Собственно, ничего другого не оставалось. Никто из нас не понимал, что происходит, кто на самом деле эти люди и чего они хотят. Объяснений не предвиделось, вопросы задавать было нежелательно.

– Ну? – проявляя удивительное долготерпение, сказал Филин, взглянув на Милу.

– У меня нет паспорта, – ответила она, все более и более добавляя голосу жесткости, словно проверяя, где граница его интеллигентности, какой тон собеседник уже не выдержит. – Я его потеряла на вокзале.

– Это неправда, – все тем же завораживающим голосом произнес Филин. – Я должен осмотреть ваши вещи.