– Я, знаешь ли, очень по тебе скучал…

– Но ведь прошло всего три дня… – прошептала Ния. Она была абсолютно счастлива слышать эти слова и соглашалась с ними целиком и полностью.

– Они тянулись для меня как три месяца! – Его губы, возбуждая ее чувственность, уже прикасались к ее щекам и шее. – А ведь ты у нас такая красавица. Я едва не возненавидел эту поездку. – В это время его пальцы двинулись к пуговичкам у нее на груди. Ния тоже не осталась в долгу и принялась развязывать ему галстук. Не прошло и нескольких минут, как они, обнаженные, лежали в объятиях друг друга и обменивались ласками со страстью долго не видевшихся влюбленных.

Дэниэл перевернул ее на спину и навис над ней всем телом, любуясь и безумно желая ее. Помедлив секунду, он вошел в нее с такой легкостью, словно их тела всегда были предназначены друг для друга. Он как будто заранее знал, что для нее хорошо. Долгая любовная игра их не прельщала – уж слишком их тела жаждали самого интимного общения.

Ния любила Дэниэла каждой клеточкой своего существа – она с радостью приняла тот общий ритм, в каком двигалось его тело, и в экстазе кричала – когда он изливался в ее глубины. Они достигли вершины наслаждения одновременно, и мгновения чувственной радости, переполняя их, вспыхивали и гасли незабываемым фейерверком. Когда они потом лежали рядом, крепко обнявшись, Ния пролила несколько слезинок на его влажную от пота широкую грудь.

– Не плачь, детка. Ведь у нас все хорошо, – попытался он ее утешить и прижал к себе крепче, чем прежде.

«То-то и оно, – подумала Ния, – все хорошо. Но долго ли это продлится? Удастся ли ей хоть когда-нибудь заполучить Дэниэла целиком? Целиком – и для себя? Удастся ли ей испытать радость оттого, что она сможет видеть его по утрам – каждое утро – до самой смерти?» Ей хотелось заполучить Дэниэла до конца отпущенного им – ему или ей, все равно – земного срока, хотя что-то слишком расчетливое, существовавшее в ней, было не в силах ни понять этого, ни принять. Он был ей нужен до скончания века, нужен – и все тут!

За исключением трех часов, которые Ния провела, собирая материал для своей будущей работы, гостиничного номера она не покидала. А в номере спокойно существовала в чем мать родила, в основном не вылезая из постели. В платье пришлось облачаться лишь дважды – когда она ходила на матч и когда ехала в аэропорт утром в пятницу. Дэниэл в этом смысле почти ей не уступал и без всякого смущения дефилировал по комнате в натуральном виде, повязывая бедра полотенцем, когда в номер заявлялся кто-либо из служащих отеля с заставленным блюдами подносом в руках. Лучше всего он чувствовал себя в постели рядом с Нией.

Игра как таковая не представляла для них обоих особенного интереса, поскольку матч за корону лидера был уже и сыгран, и выигран. Все свое внимание Дэниэл уделял ей, и только ей. Хотя он по-прежнему проводил тренировки и инструктажи, свободное время было посвящено интимным радостям любви. Все складывалось так, как он утверждал в своем разговоре с Нией в день их первой встречи – его личная жизнь касалась только его одного. Тогда эти его слова, можно сказать, огорчили ее, но сейчас она до конца убедилась в разумности такого образа жизни.

Двадцать четыре часа их почти постоянного общения пролетели как одна минута. Значительно раньше, чем ей этого хотелось, она ступила на борт самолета и отправилась в Сан-Франциско, оставив Дэниэла и его команду в Лос-Анджелесе. Правда, она успела заручиться его обещанием, что через три дня они встретятся снова. Это потрясающее событие должно было произойти в понедельник утром в Сан-Франциско. Осознание того, что она увидится с ним опять в самом ближайшем времени, значительно облегчило ее жизнь. Подобным же благотворным образом сказалась на ней и возможность повидаться с близкими.

Прошло уже более четырех месяцев с тех пор, как она последний раз была дома. И мать, и отец приехали в аэропорт, чтобы ее встретить. И встреча, и последовавший за ней вкусный и обильный обед в ее честь превратили прилет Нии в Сан-Франциско в настоящий праздник. Она поведала им обо всех секретах своей работы и рассказала о целях командировки – ей нужно было написать очерк о любителях вышивать шелком. Старинный народный промысел, занятия которым практиковала одна из имевших склонность к изящным искусствам коммун города Сан-Франциско. Ния, разумеется, не забыла упомянуть и о пожаре у себя дома в Кембридже, а под конец не выдержала и рассказала о Дэниэле. Она очень надеялась, что последний пожалует к ним в понедельник вечером на семейный обед. Родители с восторгом приняли ее сообщение об этом. Если у них и были кое-какие сомнения на счет занятий Дэниэла, странным образом совпадавших с деятельностью их прежнего зятя, то они ни словом об этом не обмолвились. В конце концов, их дочь была уже достаточно взрослой женщиной, чтобы самой решать такого рода проблему. К тому же они считали ее весьма неглупой. Тот факт, что она самым банальным образом была счастлива, вполне их устроил.

Остаток дня Ния провела с родителями в Хиллсборо, наслаждаясь домашним уютом. Их просторный дом за долгое время ее отсутствия ничуть не изменился и оставался таким же красивым и комфортабельным, как и в давние дни ее юности, когда она вечно из-за чего-нибудь цапалась с домашними. Теперь же, прогуливаясь по дому и окружавшему его участку, беседуя сначала с матерью, а потом с отцом и братьями, вернувшимися из колледжа, она подмечала красоту и изящество там, где в прежние дни и не подумала бы их искать. Прежде всего в доме ощущалось устоявшееся тепло родительского очага, в нем было, что называется, чувство семьи. В первый раз за многие годы Ния по-настоящему поняла, что является полноправным и любимым членом этого семейства.

Как и было задумано Биллом, в субботу и воскресенье Нии пришлось весьма основательно потрудиться. Она интервьюировала художников и меценатов от искусства и была слишком занята работой, чтобы сосредоточить все свои помыслы на одном только Дэниэле. Воспользовавшись машиной своей матери, она вволю поездила по картинным галереям и мастерским, художественным студиям и всевозможным выставкам, где работали и выставлялись сливки местной художественной элиты. В воскресенье вечером она, конечно, почувствовала, что сильно устала, но материала у нее собралось достаточно много. Так что, определенным образом его организовав и расположив, можно было надеяться создать что-нибудь по-настоящему интересное и даже общественно полезное.

В воскресенье вечером она была приглашена на обед коллегой Билла из числа сотрудников «Вестерн Эдж». Хотя компания оказалась довольно приятной, а поддерживать разговор было нетрудно, Ния в мыслях уже торопила утро понедельника, когда в 10.45 рейсом из Орегона в Сан-Франциско должен был прилететь Дэниэл с командой.

Ния приехала в аэропорт, чтобы встретить Дэниэла, на полчаса раньше указанного в расписании срока. Она уселась на скамейку рядом с выходом и приготовилась терпеливо ждать, когда самолет приземлится. Никто из тех людей, что собрались в зале ожидания, не подумал бы, глядя на эту красивую, мечтательно настроенную женщину, одетую в стильные джинсы и связанный в виде гусарского доломана свитер вишневого цвета, что перед ними весьма острая на язычок, бойкая и популярная журналистка Восточного побережья Штатов.

Никто бы из них, безусловно, не догадался, что она по уши влюблена в Дэниэла Стрэйхена, поскольку она продолжала вести себя крайне тихо и незаметно даже в тот момент, когда первые пассажиры рейса Орегон – Сан-Франциско стали группами и поодиночке просачиваться в зал аэропорта. Она оживилась, и лицо ее осветилось радостной улыбкой только тогда, когда один из пассажиров отделился от группы себе подобных переростков и двинулся в ее сторону. С минуту они стояли лицом друг к другу, тихо бормоча слова приветствия, после чего едва ли не одновременно широко раскинули руки и бросились обниматься. Потом, обхватив один другого за талию, они вышли из зала ожидания в оживленный коридор и направились к выходу и дальше – к стоянке автомобилей.