— А пижаму помните?

— Да.

— Какого она была цвета?

— Белая с красным рисунком.

— Что за рисунок?

— В виде цветов.., ирисов.

— Вы видели, какая на нем была пижама, после того, как обнаружили его тело?

— Нет.

— Они не показывали вам ее?

— Нет.

— Вас не вызывали на опознание?

— Нет.

— Возможно, вам еще предстоит пройти через это, — сочувственно произнес Мейсон. — Советую набраться мужества.

— Да, я понимаю.

— Выдержите?

— Да, конечно.

— Почему «конечно»?

— Я не очень эмоциональная.

— Вот как! — в сердцах воскликнул Мейсон. — Вы просто не представляете себе положение, в которое попали.

— Я все понимаю.

— Ну ладно… Укладывая вещи мужа, вы не клали ему в сумку коробку с конфетами?

— Клала.

— Где вы купили эти конфеты?

— В кондитерском магазине. Две коробки. Одну положила ему в сумку, другую оставила в комоде.

— Ни одну из этих коробок вы не вскрывали?

— Нет.

— Это точно.

— Да, конечно.

— К целлофановой обертке не прикасались?

— Нет. Какой мне дали эту коробку в магазине, такой я и положила ее в сумку. Сняла только оберточную бумагу. Целлофан я не разрезала.

— Значит, вы уверены, что на этих конфетах нет ваших отпечатков пальцев?

— Конечно, нет.

— Кто-то вскрыл коробку и наполнил конфеты ядом, вернее, двумя совершенно разными ядами.

— Мне передавали.

— Не ваша работа?

— Нет, конечно же, нет.

— На шоколадных конфетах легко остаются отпечатки пальцев.

— Ну и прекрасно. Моих там нет.

— Я могу быть в этом уверен?

— Разумеется. Уверяю вас.., честное слово.

— Сколько было вещей у вашего мужа, когда он уезжал?

— Только один чемодан.

— Что он из себя представлял?

— Обычный большой чемодан.

— Постойте, — вспомнил Мейсон. — Он же купил сумку перед тем, как приехать во Фресно.

— Я не знаю, для чего она ему.

— И у него было два чемодана.

— Не знаю, откуда появился второй. Я хочу сказать, не знаю, для чего потребовался второй чемодан. Я уже говорила, все его вещи находятся в Парадизе. В командировки он берет только самое необходимое.

— Он не оставлял никаких чемоданов в Парадизе, когда вы переезжали?

— Не думаю. Мы перевезли вещи в чемоданах и оставили их в Лос-Анджелесе. Чемоданы сейчас там.

— Сколько их было всего?

— Четыре или пять.

— Вы ничего не знаете о тех двух, с которыми отправился ваш муж?

— Нет.

— Вы не знаете, что стало с ними?

— Нет.

— Вы знали, что в чемоданах он хранил образцы руды?

— Нет. Но это нетрудно предположить.

— Вы не знали, с кем он собирался встретиться?

— Нет. Он только сказал, что собирается заключить сделку, связанную с продажей шахты, и надеется получить большую прибыть.

— Больше про нее ничего не говорил?

— Нет.

— Он не звонил из Парадиза? Ничего не передавал?

— Нет.

— Вы хотите сказать, что он вам вообще ни разу не звонил из Парадиза?

— Был только один звонок в воскресенье. Он сказал, что уезжает и приедет в понедельник вечером.

— Значит, это был единственный звонок?

— Да.

— Давно это было?

— Неделя или дней десять назад.

— Почему он больше не звонил?

— Не знаю. Думаю, из-за тети Сары.

— Пожалуйста, поконкретнее.

— Он подозревал, что она подслушивает нас по отводной трубке. Обычно он звонил чаще. Но однажды сказал, что кто-то подслушивает, и после этого звонил уже реже, а когда звонил, то мы говорили совсем мало. Он не любил тетю Сару.

— А она любила его?

— Нет.

— Вам что-нибудь известно о делах вашего мужа?

— Очень мало.

— Он собирался встретиться с кем-то и заключить сделку, связанную с разработкой полезных ископаемых?

— Судя по его словам — да.

— А в каком месте?

— Мне кажется, во Фресно или Модесто, но, может быть, где-то в другом месте.

— Вы не догадываетесь, с кем он хотел встретиться в Сан-Бернардино?

— Не знаю. Но он не собирался в Сан-Бернардино.

— Откуда вам это известно?

— Он должен был вернуться домой, никуда не заезжая.

— Откуда вам это известно?

— Он сам сказал мне.

— Когда?

— Когда звонил.

— В первый раз?

— Всего был один-единственный звонок.

— Вы имеете в виду последнюю командировку?

— Да.

— Вы можете описать чемодан, который вы упаковывали? Как он выглядит?

— Темно-коричневая кожа.., потертый… На нем стоят его инициалы, тисненные золотом. Мейсон отодвинул кресло и встал.

— Куда вы собираетесь?

— Туда, где раздобуду нужную информацию, — сердито ответил Мейсон. — Может быть, там удастся мне узнать больше, чем разговаривая с вами. Вы ничего так и не сообщили мне.

— Это потому, что мне ничего не известно.

— Остается надеяться, что присяжные вам поверят.

Тем же вечером Мейсон сел на поезд, идущий до Лос-Анджелеса. В 10.50 он вошел в свой кабинет, в котором сидела Делла Стрит и с озадаченным выражением лица читала письмо.

— Ну, что нам пишут?

— О, шеф, я не слышала, как вы вошли. Как съездили?

— О'кей. Окружной прокурор Фресно производит приятное впечатление, но у меня предчувствие — мы с ним схлестнемся не на шутку. Что у тебя с лицом, Делла?

— Очень заметно?

— Да, конечно, — сказал Мейсон, подходя к ней и беря у нее из руки письмо. — От кого это?

— От детектива в Бейкерсфилде.

— Чего он хочет?

— Денег.

Мейсон развернул письмо и прочел:

— М-да, — протянул Мейсон, — не успели развязать один узел этого запутанного дела, как завязался другой. Для чего Давенпорту, черт возьми, потребовался детектив, который следил бы за этой кабиной?

— А для чего нам? — спросила Делла Стрит.

— Мы оказались там благодаря звонку, который, между прочим, раздался после смерти Давенпорта. Но давай взглянем на этот отчет.