К облегчению Джози, Сильви и не подумала поддерживать Гризелду.

– Я полагаю, Джози находит эту часть туалета вполне приемлемой.

– Верно, – согласилась Джози с энтузиазмом. – Я всегда надеваю корсет, когда появляюсь в обществе. Можете себе представить, что будет, если я его сниму? Меня перестанут называть Шотландской Колбаской и станут говорить, что я разбухла до состояния пирога с колбаской, вот чего я опасаюсь!

– Не волнуйтесь, дорогая, сплетники скоро потеряют к вам интерес, – попыталась успокоить ее Сильви. – Особенно после того, как Гризелда отвлечет внимание Дарлингтона на себя.

– Думаю, все же я выберу потерю туфельки, – решительно сказала Гризелда. – Веер – это уж слишком, и к тому же сразу бросится в глаза. А вот туфли очень милы, они всегда мне нравились.

Туфли Гризелды действительно выглядели прекрасно – из кремового шелка с бледно-голубой вышивкой. Чулки были того же цвета, и их украшали вышитые бледно-голубые крошечные лилии.

– Я так рада, что вхожу в вашу семью, – с улыбкой сказала Сильви. – Я не смогла бы стать сестрой женщины, не разбирающейся в туфлях и не придающей значения обуви.

Гризелда изящным жестом оправила юбки, глаза ее блестели так, что Джози не могла и упомнить подобного случая, а уголки губ приподнимались в едва заметной улыбке.

Вытащив из ридикюля губную помаду, Гризелда накрасила губы и выпятила их, глядя в зеркало.

– Сейчас я чувствую себя совсем другой – возможно даже, немного порочной...

– Но ведь вы, надеюсь, не проводили все годы своего вдовства в полном одиночестве? – спросила Сильви с любопытством.

– Нет, конечно, нет, – успокоила ее Гризелда. – Временами у меня бывали короткие увлечения, но я никогда не строила планов подобного рода.

Джози с трудом удержалась, чтобы не ахнуть.

– Вот в этом разница между нами. – Сильви расправила плечи. – Вы только наполовину француженка, а я полностью. Поэтому я не могу себе представить возможности пуститься в приключение, не спланировав его заранее.

– Неужели? – Гризелда рассмеялась. – Вы говорите так умно и рассудительно, Сильви, но я наблюдала вас рядом со своим братом: поверьте, вы оба выглядите чересчур целомудренными.

– Я всегда так выгляжу, – спокойно ответила Сильви. – Я непременно должна понять причину, прежде чем разрешить хоть какую-то степень близости с мужчиной. Боюсь, что эта рассудочность сужает мои возможности, но я ничего не могу с собой поделать!

– Позже вечером я предоставлю вам отчет, – заявила Гризелда, направляясь к двери. – Джози, пожалуйста, не забудь, что тебя ожидают несколько партнеров: они просто жаждут потанцевать с тобой, когда ты соизволишь появиться.

Тесс поправила локон, выбившийся из высокой прически.

– Думаю, мне тоже пора возвращаться в зал. Лусиус скорее всего уже ищет меня.

– Насколько лучше иметь мужа, который тебя ищет, а не такого, которого приходится искать самой, – назидательно сказала Сильви. – Я тоже буду к этому стремиться.

Терман подошел к Колбаске с намерением ей представиться. В каком-то смысле он чувствовал себя ее старым знакомым. Конечно, если бы ему удалось поговорить с ней раньше, то тогда Дарлингтон непременно пришел бы в «Конвент» послушать его историю.

Но теперь ему не хватало острот приятеля и его язвительных замечаний, помогавших скоротать время.

– Я друг Дарлингтона, – сказал Терман, считая это в некотором роде удачным началом разговора.

Колбаска сначала заморгала, потом отвела глаза и уставилась на стену за его спиной.

– Я предпочла бы, чтобы вы не напоминали мне глупые и низкопробные шутки этого господина.

– Низкопробные? Но он достаточно хорошо воспитан, – запротестовал Терман.

Внезапно Колбаска подняла глаза и сказала насмешливо:

– Ваш Дарлингтон – презренный тип! Готова поклясться, что это самое подходящее определение для него.

Терман помрачнел. Он всего лишь хотел потанцевать с этой очаровательной свинкой, и вот на тебе! Танец дал бы ему пищу для славной и забавной истории о том, как свинка наступала ему на ноги своими маленькими копытцами и пищала что-то на ухо.

– Может, вы желаете потанцевать?

Колбаска мельком взглянула на него и опять принялась созерцать стену.

– Ни в коем случае.

– Но почему же? Вы ведь все равно не найдете кавалера лучше.

Колбаска поморщилась:

– Хотелось бы знать, что позволяет вам быть столь неучтивым? Мы ведь с вами не знакомы и никогда прежде не встречались.

Отвращение в ее голосе было волнующим, потому что давало Терману ощущение власти. Не только Дарлингтону суждено отпускать острые замечания, с удовольствием подумал он.

– Я не имею ничего против того, чтобы быть бесом, если только вы не превратите меня в свинью, как это случилось в библейской истории.

– Но вы и есть свинья. – Мисс Эссекс наконец обратила на него гневный взор. – Хрю-хрю, мистер Как-вас-там. Почему бы вам не отправиться в ваше маленькое грязное стойло, где вам самое место? – Теперь Колбаска смотрела на него так, что Терману стало не по себе и в его круглом животе что-то заурчало. Всем известно, что дородность украшает мужчину, к тому же придает ему силу и долголетие, но у Термана вдруг возникало неприятное чувство поражения, какое появлялось всякий раз, когда в классе его вызывали к доске произвести какое-нибудь математическое действие – например умножение. У этой мисс Колбаски был чертовски властный взгляд, и Терман вдруг почувствовал, что ненавидит ее.

А она тем временем продолжала говорить:

– Вы из тех мужчин, что тайком щиплют горничных, не так ли? И еще я не могу себе представить, как вы существуете с таким шаром вместо живота.

Терман почувствовал, что поражен в самое сердце: он был очень чувствителен к тому факту, что богатство его семьи пошло от печатного станка. Он всегда смеялся над интеллектуальными притязаниями своего деда, однако отлично помнил, что его претензии на роль и образ джентльмена имеют весьма хрупкую основу.

– Ну, вас-то никому не захочется ущипнуть, – нагло заявил он, ощущая на языке какой-то кислый привкус.

Вот так: язвительно и остроумно!

Он сделал шаг по направлению к Колбаске, еще больше ощущая, как ему отвратительна эта пухлая шотландская девица. Будь у него власть, он никогда бы не допустил в свет таких, как она.

– Вам никогда не посчастливится также, чтобы вас покрыл достойный кобель, – язвительно сказал он, пристально наблюдая за ней. По правде сказать, Терман и сам был удивлен, что произнес такую непристойность на светском вечере.

Колбаска вспыхнула:

– Вы просто помойный отброс!

Голос ее дрожал, и ему это понравилось. Но когда Колбаска повернулась и бросилась прочь, Терман почувствовал, как ярость распирает его грудь. Так бывало, когда учитель порол его за незнание таблицы умножения. В голове у него все смешалось: Дарлингтон ушел, «Конвент» пропал. Чем ему теперь занять вечер? Без Дарлингтона люди станут считать его глупцом, и во всем этом виновата Колбаска, потому что из-за нее Дарлингтона одолели мысли об аморальности их поведения.