Сколько времени длился подъем? Мне показалось — вечность. Мы вертели рукоять, клеть негромко поскрипывала, прикасаясь к выступам каменной стены. В темноте слышалось прерывистое дыхание старого жреца, стоны Агвиллы.

Мне даже казалось, что я слышу биение собственного сердца. Но все мои мысли были заняты рукоятью, которую мы вертели, вертели, почти до потери сознания.

Легкий толчок. Подъемник остановился.

Снизу донесся глухой взрыв.

— Тедди, подними руки! — приказал Анди. Я послушно поднял руки и нащупал что-то вроде металлической крышки.

— Сдвинь ее влево!

Я так и сделал. Неожиданно в глаза ударил яркий солнечный свет. На голову посыпались комья сухой земли.

— Всем выходить! — приказал Анди. — Быстро!

Мы вышли, щуря глаза, и оказались на поверхности — где именно, я не мог определить, так как дневной свет все еще слепил глаза.

— Помоги мне закрыть вход! — сказал Анди.

Вдвоем мы задвинули шахту металлической крышкой, сверху засыпали камнями и землей, после чего, совершенно обессиленный, я рухнул наземь рядом с Агвиллой и старым Доминго. Лишь через минуту-другую, когда дыхание выровнялось, я приподнялся на локтях, пытаясь определить, где мы находимся. И вдруг понял, что это то самое место, куда меня, усыпленного, доставили из Эль Темпло. Позади высились вершины Скалистого массива, впереди — конусообразная шапка Эль Волкана.

Пока доктор Маяпан, Агвилла и я лежали без сил, неутомимый Анди успел сбегать вниз, к рощице, и раскидать груду веток. Под ними, накрытый куском брезента, стоял знакомый мне старенький джип. Анди, завел мотор, подогнал машину к нам.

Внезапно из глубины земли донесся мощный гул. Гора под нами содрогнулась, словно какой-то неведомый исполин в ярости ударил ее кулаком.

— Ясимьенто! — прошептал Анди.

— Ясимьенто… — вяло повторил Агвилла. — Все кончено…

Увы, он не ошибся.

Подземный гул смешался с адским грохотом — это трещала, обваливалась земля, сыпались камни. Деревья вырывало с корнем…

Проснулся Эль Волкан.

Из его кратера к небу взметнулся огромный огненный столб.

Достигнув облаков, он превратился в гигантский гриб, накрывший вулкан, и, оседая, окутал предгорья и смешался со стайфли, превратив его в плотную раскаленную пелену. Вместе с огнем извергались вихри пепла, газов, камни. По склонам стекали широкие потоки лавы, заливая поля индейцев, сжигая их хижины, сметая редкие деревца и траву. Спасаясь от ярости вулкана, люди в панике устремились в долину.

Вихри жаркого пепла долетели и к нам. Это вывело нас из оцепенения. Агвилла помог отцу влезть в машину, я сел рядом. Анди сунул мешок с книгами под сиденье, и мы помчались через лес вниз к шоссе, едва видневшемуся в густом тумане. Сухая рощица позади вспыхнула как спичка, огонь преследовал нас по пятам. Анди гнал машину как одержимый, проявляя чудеса водительского искусства. Но, невзирая на его старания, раскаленные облака настигали нас. Я поднял откидной верх, нашел бидон и стал поливать брезент водой — наивная попытка защититься от огня. Воздух наполнился испарениями.

Старый Доминго Маяпан полулежал на заднем сиденье, судорожно глотая ртом воздух, дыхание его становилось все более прерывистым.

Чем ниже к долине, тем больше людей попадалось нам на дороге — с узлами на плечах, плачущими младенцами на руках. Одни толкали перед собой двухколесные повозки, другие везли скарб на тачках для песка. Мы обгоняли подводы, полуразбитые машины, грузовички. С каждой минутой человеческий поток становился все гуще. Кое-кто пытался остановить нашу машину, забраться внутрь, но мы молча отталкивали их, и вслед неслись проклятья и брань.

В долине, которая вела в Кампо Верде, дорога оказалась забитой настолько, что ни одна машина не могла пробиться сквозь расползшийся человеческий муравейник. Тогда Анди свернул вправо и, взобравшись па разрытый склон, поехал параллельно шоссе с риском перевернуть машину.

Минут за десять мы опередили поток беженцев и вновь съехали на шоссе. Здесь лава уже не угрожала нам, зато смог, пропитанный раскаленной вулканической пылью, стал невыносимым. Каждый вдох приносил страдания, особенно трудно приходилось старику. Это словно бы вывело Агвиллу из оцепенения, в котором он находился после смерти Хельги. Достав из-под сиденья три маски, он протянул их отцу, Анди и мне. Однако старик оттолкнул его руку.

— Оставь, — прошептал он. — Мне уже не надо… — Мучительная гримаса исказила его лицо. — Я… ты же видишь, я умираю… Возьми себе… Ты должен жить. Должен… Я…

Но Агвилла, не слушая, старательно застегивал маску под подбородком отца. Тот выпрямился, сдернул с себя маску и, собрав последние силы, с гневом, в котором, однако, слышалась отцовская любовь, воскликнул: — Ты слышишь, что я сказал? Надень маску!

Изумленный непривычной вспышкой, Агвилла почти машинальным движением натянул маску. Отец буркнул: — Так-то лучше…

Некоторое время мы ехали молча. Потом он сказал: — Мне хотелось бы повидать Кампо Верде… Смочите платок!

Платок не помогал, старику становилось все труднее дышать.

Вулкан остался далеко позади, но было видно, что он по-прежнему извергает потоки лавы, неся смерть Теоктану и Тупаку.

Впереди сквозь пелену тумана показалось Кампо Верде.

Я уже трижды видел его. Первый раз в фильме Агвиллы. Тогда перед моими глазами был цветущий сад, уютные домики, безмятежные жители. Видел я его и в развалинах и запустении несколько недель назад, когда проезжал мимо, направляясь в Америго-сити.

И вот оно вновь передо мной. Моим глазам предстало разрытое кладбище: жилища превратились в могилы, остатки нефтяных вышек — в надгробные памятники. Бульдозеры перекопали, перерыли, искромсали землю, зонды пробурили глубокие отверстия, разворотили подвалы: Мак-Харрис искал здесь дорогу в Эль Темпло!

— Останови… — еле слышно произнес Доминго — Здесь…

Анди послушно остановил машину там, где когда-то стоял бело-зеленый домик. Сейчас от него осталась только полуразрушенная стена да помятая железная бочка.

— Помогите мне выйти… — прошептал старик.

Мы вынесли его из машины, положили на землю. Агвилла поднес к его рту флягу с водой, но он отказался: — Напрасно, сын… Сам видишь… Я останусь здесь, рядом с моей Евой…

Он с трудом выталкивал из себя каждое слово, не хватало воздуха.

Подземные толчки прекратились. Стало тихо-тихо. Слышалось только свистящее дыхание умирающего.

Он повернул ко мне голову. Губы у него посинели.

— Сеньор Искров, — с трудом различил я. — Простите… что вовлек вас в эту… борьбу… Она была… только нашей…

— Она стала и моей, доктор Маяпан, — возразил я. На глаза у меня навернулись слезы.

По его лицу прошла слабая тень улыбки: — Тогда… я… рад…

Он поднял руку и привычным жестом попытался поправить очки.

Внимательно посмотрел на сыновей и трясущимися пальцами взял их руки, притянул к своей груди.

— Агвилла… Алехандро… дорогие мои мальчики… Помните, борьба не окончена… Мы свергли Мак-Харриса, но только его одного… И в этом наша ошибка… Мак-Харрис не одинок. В мире столько ему подобных… — Голос его прервался, он замолчал, перевел дух и шепотом закончил: — А энерган — это могущественная сила. Она может свалить и остальных… Если только мы не будем сражаться в одиночку… Найдите Мора-леса… Найдите Моралеса…

Тело его свело судорогой. Из горла вырвался стон.

Агвилла сдернул с себя маску, приложил к его лицу. Струя кислорода подействовала на старика подобно удару. Он вздрогнул, напрягся, почти привстал, в последний раз глубоко вздохнул, потом откинулся назад и застыл. Навсегда.

Мы похоронили Доминго Маяпана, приветливого маленького жреца с Двадцать второй улицы и большого ученого, перед домом, где он когда-то жил.

Рядом с любимой женой.

Агвилла, казалось немного пришедший в себя, теперь снова впал в отчаяние. Всю дорогу из Кампо Верде он, как ребенок, безутешно рыдал, не обращая ни на кого внимания, забыв даже о кислородной маске, хотя от ядовитого стайфли щипало глаза и першило в горле.