— Мы знаем, как с ней справиться. Превратим вас в концентрат, поместим в коробку из-под энергана, и в таком виде вы отправитесь в путь. А когда прибудете на место, растворим концентрат в воде, и вы восстановитесь в прежнем обличье.

— Вот каких высот науки вы достигли!

— Почему бы и нет? При любезном посредничестве “Альбатроса”… Успокойтесь, вам не придется лететь на Андромеду. Ваша цель немного ближе…

— Куда же? — нетерпеливо спросил я, предвкушая увлекательный вояж.

— Узнаете позже. Я не настаивал.

— Сеньор Белый Орел — вы позволите так себя называть? — у Мак-Харриса есть к вам одно требование, — сказал я.

— Требование? Не слишком ли дерзко с его стороны?

— Вернее сказать, предложение, — поспешил я поправиться, хотя, как мне хорошо помнилось, Мак Харрис произнес именно слово “требование”.

— Он предлагает, чтобы впредь до вашей с ним встречи вы прекратили… как бы это выразиться… продвижение энергана.

— Согласен! — тотчас ответил Белый Орел. — Пусть “Альбатрос” зализывает свои раны. Мы не из тех, кто топчет поверженного противника.

Вот в этом и была твоя роковая ошибка, милый Агвилла, именно в этом…

Впереди показались белые, острые, как готические башни, заснеженные вершины Скалистого массива, а за ними конусовидная громада — вулкан Эль Волкан, главная достопримечательность Тупаку. Индейцы прильнули к иллюминаторам: ведь это был Эль Волкан, дающий людям тепло и плодородную почву, но порой и разрушающий их жилище, Эль Волкан, испокон веков вздымающий к небесам белый дым и время от времени изрыгающий огонь, освобождая свое раскаленное чрево.

Индейцы оживленно затараторили: наконец-то дома, вдали от столицы — омерзительного города, где нечем дышать, а когда хочешь промыть глаза, тебе вместо воды дают ватку, смоченную какой-то пахучей жидкостью.

При виде родных мест мой сосед пришел в такое возбуждение, что протянул мне флягу, на дне которой плескалась вода. Я отхлебнул. Это была минеральная вода “Эль Волкан” — предмет роскоши, доступный только апперам.

Один ее стакан стоил три доллара.

Из динамика донесся голос стюардессы: — Вниманию пассажиров, через полчаса самолет произведет посадку.

В оставшиеся перед приземлением минуты я вновь мысленно вернулся к дням, предшествовавшим моему отъезду.

Белый Орел сдержал свое слово: поток энергана быстро иссяк.

Это внесло некоторое успокоение, зато породило новую беду — энерган появился на черном рынке. Счастливцы, успевшие сделать запасы чудодейственного вещества, спешили перепродать зерна по фантастическим ценам. И хотя цены намного превышали стоимость обычного горючего, люди предпочитали энерган бензину — он был экономичнее, чище, да и отпадала надобность в дополнительных емкостях.

В свою очередь Командор прекратил преследование тех, кто пользовался новым горючим. Правда, он конфисковал немалые количества энергана, остававшиеся на многих предприятиях, невзирая на протесты владельцев, для которых зеленоватые зерна были поистине манной небесной.

Словом, в Америго-сити наступило относительное спокойствие.

Пресса, радио, телевидение со смешанным чувством досады и облегчения на разные лады разрабатывали тему: “Все на свете имеет конец, и чудеса в том числе…”

Журналисты писали: “Надо полагать, запасы энергана иссякли, и мы вновь возвращаемся к привычной рутине — синтетическим продуктам, искусственным запахам и сверхдорогому бензину. Увы, “Альбатрос” несокрушим”.

Акции “Альбатроса” вновь поползли вверх и почти достигли прежнего уровня. По этому поводу Дидерих Мунк не замедлил поздравить Мак-Харриса.

Только Федерация борцов за чистоту планеты хранила молчание.

Такое положение вещей вполне устраивало Мак-Харриса. Я убедился в этом, когда накануне отъезда посетил его кабинет на сто десятом этаже. Он был настроен философски.

— Как видите, Искров, все имеет свое противоядие. Даже энерган. Однако я не обольщаюсь. Я знаю, что предстоят новые осложнения, но уверен, что рано или поздно мы их преодолеем. Созданное человеком может быть человеком разрушено, а разрушенное человеком может человеком же быть восстановлено. Таково мое жизненное кредо. Что касается дальнейших ходов, то сейчас все зависит от вас — вы человек умный, но вас ждет встреча с не менее умными людьми.

При нашей беседе присутствовал Командор. Потягивая французский коньяк, мы обсудили возможные варианты предстоящих контактов с Доминго Маяпаном и таинственным Белым Орлом. Волнующим по-прежнему оставался вопрос: что же такое энерган — сенсация, эхо которой быстро заглохнет, или же его можно производить в неограниченных количествах в доступных производственных условиях? Если верно последнее, то мне предстоит выступить посредником крупнейшей сделки, масштабы которой превосходят массовую продажу Сальвадору американских самолетов или покупку Бразилией двадцати атомных электростанций Дидериха Мунка. Сделки, которая может иметь непредсказуемые, роковые последствия не только для человечества, но вообще для жизни на планете.

Анализируя мой телефонный разговор с Маяпаном и Белым Орлом, Командор предположил, что конечным пунктом моей поездки могут быть южные штаты Америки — Хьюстон или Даллас или же другие крупные центры нефтяной промышленности. Он еще раз заверил меня, что я буду полностью свободен в своих действиях.

— Можете успокоить этого Маяпана, мы не станем следить за вами. Глупо было бы из-за полицейской рутины или ненужного любопытства срывать столь важные переговоры.

На прощанье он передал мне привет от моих сынишек, которые, по его словам, чувствовали себя отлично на Снежной горе, в доме Службы безопасности. Я горячо поблагодарил его. Он принял мою благодарность как должное, даже глазом не моргнул. Дома меня ждал взволнованный Панчо. Он был испуган, хоть и напускал на себя вид отважного конспиратора. Поманил меня во двор, затолкнул в гараж, но и здесь сохранял заговорщический вид.

— У меня есть кое-что для тебя, — шепнул он, вынимая из кармана небольшой конверт.

— Что это?

— Понятия не имею. Принес какой-то индеец, просил передать тебе в собственные руки.

Я вскрыл конверт. В нем лежал паспорт на имя Мартино Дикинсена и удостоверение Торговой палаты Америго-сити о том, что Мартино Дикинсен занимается торговлей старинными рукописями и антиквариатом. И небольшая записка, где печатными буквами значилось: “В пятницу днем сядете на самолет в Тупаку. Остановитесь в гостинице “Эль Балкан”. Записку сожгите. Доктор М.”

Стюардесса оповещала, что через десять минут самолет произведет посадку на аэродроме Тупаку. — Прошу пристегнуть ремни и не курить.

Я загасил сигарету и вспомнил, с каким упреком взглянул на меня профессор Моралес, когда я при нем закурил: — Можно ли пускать ядовитый табачный дым, когда наша бедная страна и без того корчится в предсмертных судорогах стайфлита?

Я не хотел принимать его у себя дома, я вообще никого не хотел видеть перед отъездом, но он так обрывал телефон, таким умоляющим тоном уговаривал Клару, что я сдался.

Профессор Луис Моралес — президент Федерации борцов за чистоту планеты, выдающийся биолог и медик. За открытие вируса стайфлита и антитела, которое легло в основу стайфлизола, ему была присуждена Нобелевская премия. В последние годы он отошел от медицинской практики и целиком отдался делу охраны планеты от гибельного загрязнения. “Что толку оперировать по пять стайфлитозных больных в день, когда на улицах умирают сотни других? — говорил он. — Необходимо искоренить само зло, стайфли, а заодно и всю синтетику, пагубную для естественного развития человечества!”

Личность Моралеса вызывает одновременно и восхищение и сострадание. Быть может, поэтому, даже когда его деятельность высмеивают в прессе, самого Моралеса изображают с нимбом святого вокруг головы. Он возглавляет общество идеалистов, ставящих своей целью словом изменить реальность. Подобно энтузиастам, ведущим борьбу с алкоголем посредством брошюр, бесед и наглядных картинок, между тем как алкоголизм растет в геометрической прогрессии, борцы за чистоту планеты пытаются повлиять на сознание людей, привлечь их внимание к загрязнению природы.