И через месяц машина была готова.

— Так себе получилась машина, — сказал он, — самая примитивная, какая только может быть. Но думаю, лет десять или двадцать она одолеет Хорошо бы попасть в будущее. Интересно посмотреть, какой скачок сделает человеческая мысль за двадцать лет. Наверно, люди уже изобретут какие-нибудь аппараты, которые помогут врачам отличать нормальных людей от психов. Тут-то я добьюсь своего: заставлю их признать, что я нормален.

«Это еще как сказать», — подумал я…

Мы решили тут же испытать машину. Неподалеку от моей квартиры находился синтоистский храм. На его задворках был пустырь, оканчивающийся рощей и не очень высоким, но довольно крутым обрывом. Люди сюда совсем не заглядывали. Очень удобное место, чтобы отправиться в прошлое или в будущее. Во всяком случае, не очутишься сразу на многолюдной улице и никто не будет пялить на тебя глаза. К счастью, наша машина складывалась, как те парусиновые стульчики, которые всюду таскают за собой старички и инвалиды, и перенести ее не составляло труда.

— Прежде всего надо закрутить резинку, хотя и не очень сильно, — сказал Микита. — Ведь она дает только стартовую энергию и не влияет на скорость полета. Так что крути не крути — быстрее не полетишь. А потом кривая времени распрямится и машина вернется назад. Я думаю, в другом измерении можно оставаться около суток. Я уже говорил: на этой машине невозможно свободно передвигаться по времени…

Микита наладил машину в бамбуковой роще, над обрывом. На всякий случай погрузил сухари, консервы и втиснулся сам в тесную кабину. В машине совсем не осталось свободного места, даже палец невозможно было просунуть. Разумеется, я не собирался отправляться с ним в путешествие.

Он протянул мне руку.

— Ну, пока! Лечу!

Я очень торжественно и серьезно пожал руку Микита. Все-таки момент был волнующий. Пожалуй, двадцать тысяч иен себя оправдали.

Крышка машины захлопнулась. Я не верил, что она тронется с места, но на всякий случай чуть-чуть отступил. Раздался тихий гул. Алюминиевый корпус завертелся волчком. Я просто не верил своим глазам. А машина вращалась все быстрее и быстрее. Она уже казалась бешено пляшущим серым пятном, поблескивающим вихрем. Потом перед моим носом пронесся какой-то клубок тумана и… все исчезло.

Я остолбенел. Роща была на месте. Бамбук тихонечко шумел. С обрыва с легким шуршанием скатился камешек. Я протянул руку и ощутил… пустоту. Ни машины, ни Микита не было.

Я никак не мог опомниться. Потом поймал себя на том, что брожу по полянке и бессмысленно приподнимаю примятую траву носком ботинка. Я вспомнил слова Микита: «Я думаю, в другом измерении можно оставаться около суток». Делать было абсолютно нечего — только ждать и пить виски.

Всю ночь меня мучали кошмары. Мне снился Микита. Вот он, сам того не ожидая, попал на несколько тысяч лет вперед. Земля неузнаваема. Среди полупрозрачных светящихся конструкций, назначения которых я никак не мог понять, бродят такие же полупрозрачные люди. Они хватают бедного Микита и тащут его в зоопарк, как диковинное животное. Микита мечется в шарообразной клетке и вопит: «Диагноз! Диагноз! Я же нормальный!..» Потом картина менялась. Мне снился детский игрушечный самолетик, а на нем — бледный, перепуганный Микита. Самолетик повисает над лесом древовидных папоротников, потом падает вниз, прямо в пасть гигантозавра. Проклятая резинка раскрутилась куда-то не туда: Микита угодил в далекое прошлое…

Утром я не пошел на работу. Встал ни свет ни заря и отправился к обрыву. Я опустился на траву и стал ждать, поглядывая на часы. Со времени запуска машины прошли сутки. И вдруг… на поляне появился клубок серого тумана. Он вертелся и прыгал с сумасшедшей скоростью. Потом вращение замедлилось, проступили очертания машины. Наконец она остановилась, крышка открылась, алюминиевые тазики звякнули очень по-будничному, каким-то домашним, кухонным звуком, и из люка показалась взъерошенная голова Микита.

Я протер глаза. Он выглядел усталым. Одежда его была испачкана и словно обсыпана мукой.

Я бросился к нему.

— Ну, как? Где ты был? В прошлом или в будущем?

— Успех, — коротко бросил Микита, но лицо его не выражало особой радости. — Преодолел отрезок в восемнадцать лет. Но в будущее не попал. Был в прошлом. Послевоенное время. Ничего хорошего. Жрать нечего. Тьфу ты, дерьмо! Вот если бы на восемнадцать лет вперед…

— Да ладно, не падай духом! Это же великолепно! Пошли домой, мне не терпится узнать все подробности.

По словам Микита, машина времени материализовалась на том же самом месте, откуда стартовала. Он увидел засохший бурьян над обрывом. Храм. Точно такой же, как сейчас. Но улицы, тянувшиеся у подножия холма, представляли собой сплошные развалины. Среди руин уныло высились бараки, кое-как слепленные из кровельного железа. Между ними сновали люди, неопрятные, закутанные в лохмотья.

Микита пошел на ближайшую железнодорожную станцию. Достал кошелек, хотел купить газету. Бумажные деньги — несколько тысяч иен — почему-то превратились в порошок.

— Понимаешь, — сказал мне Микита, — с бумагой вообще произошло что-то странное. Вся бумага пропала. Очевидно, из-за обратного движения по временной шкале.

Ну, вот… Тогда он протянул газетчице монету. Но она посмотрела на него как-то странно.

— Что это у вас за деньги? Сто иен? Сроду не видела таких денег…

Он поспешно убрался. Но успел заметить дату на газете — 26 марта 21-го года правления императора Сева.[3]

Около станции шла бойкая торговля. Торговали вареным бататом, сушеной картошкой, земляными орехами, рисовыми лепешками и другой немудреной снедью. Тут же предлагали солдатские нитяные перчатки, грубые носки, старые кастрюли, чугунные котелки. Внезапно Микита осенило. Он поспешно вернулся к машине и взял несколько банок консервов. Расставил их у обочины дороги. Консервы тут же раскупили. Он получил несколько ассигнаций — новых, с изображением парламента, и старых, с наклейкой в углу — свидетельством их неподдельности. Значит, только что произошла девальвация. Микита купил билет на электричку и отправился осматривать город и его окрестности. На одной из станций его здорово обсыпали ДДТ — эпидемия брюшного тифа…

Микита протянул мне пару ассигнаций.

— Вот смотри. Специально оставил, чтобы ты удостоверился.

— Вижу. Я их хорошо помню. Только как же так… ты ведь сказал, что бумага разрушается?

— Да, но только когда едешь туда. А на обратном пути ничего не произошло. Видишь, вот это тоже уцелело.

Он протянул мне пакет, склеенный из старой газеты. В нем завалялся ломтик сушеной картошки. Я увидел дату — 21-й год правления императора Сева.

Это меня окончательно сразило. Мы с Микита забыли обо всем на свете. Я бросил работу и тоже совершил несколько путешествий по времени. А Микита только и делал, что катался на своей машине. Однако результаты были не очень утешительными. Выяснилось следующее.

Наша машина времени могла совершать путешествия только в прошлое. Попасть в будущее не удавалось. Предел передвижений в прошлое тоже был ограничен: он не выходил за рамки февраля 1946 года — февраля 1947 года. И даже в пределах этого отрезка мы не могли диктовать машине точную дату. Один бог знал, в какой месяц и какое число мы попадем.

Когда мы стартовали, бумага неизменно разрушалась. Зато на обратном пути ни бумага, ни прочие вещи не претерпевали никаких изменений.

Машина времени, попав в прошлое, оставалась там около двадцати четырех часов, потом делала скачок назад. Значит, надо было успеть сесть в машину, иначе существовала опасность навсегда остаться в прошлом. Попытка попасть из прошлого 1946–1947 года — в еще более отдаленное прошлое тоже не увенчалась успехом.

Конечно, хорошо бы раздобыть денег и построить другую, более маневренную машину. Но Микита больше не видел во сне никаких конструкций. Очевидно, создание этой машины было просто случайной удачей. Оставалось только по возможности рационально использовать нашу старушку.